В первой четверти XIX века в Риге занимал высокое служебное положение некто Владимир Нертовский. У него было трое детей – дочь и два сына. В год восстания декабристов молодые Нертовские были уже в офицерских чинах. Старший, Николай, исполнял должность полкового адъютанта и жил в крепости Динабург, младший, Евгений, отличавшийся безудержным нравом, удалью и крайней вспыльчивостью, служил в одном из линейных батальонов Риги.
Вечером 31 декабря 1825 года в Динабург из Риги неожиданно приехала дочь старика Нертовского Анна и, упав в изнеможении на руки брата Николая, собиравшегося к коменданту полка, выдохнула: “Женю арестовали!” Николаю вскоре удалось выяснить причину ареста. В бумагах одного из руководителей декабристского восстания следственная комиссия нашла письмо Евгения Владимировича Нертовского, в котором он писал, что охотно примет участие в восстании. Свою вину подпоручик Нертовский увеличил тем, что при его аресте дежурным при рижском коменданте майором Евгений ударил того по лицу. Когда же майор приказал солдатам схватить Евгения, подпоручик тяжело ранил саблей несколько человек. Евгения с трудом обезоружили и отправили в одиночную камеру рижской цитадели. Причастность к восстанию грозила Сибирью, вооруженное сопротивление – виселицей на о. Голодай. Комендант послал рапорт – следственная комиссия ответила приказом немедленно и во что бы то ни стало доставить подпоручика Нертовского для должного наказания. 3 января он был привезен из Риги в Динабург, где должен был переночевать и следовать по этапу дальше. Но утром 4 января у Нертовского обнаружилась сильнейшая горячка. Военный доктор, осмотрев больного, заявил, что отправленный в таком состоянии в Петербург, подпоручик неизбежно умрет в пути. На запрос коменданта крепости из Петербурга ответили: оставить государственного преступника Нертовского в крепости до выздоровления.
В ГОЛОВЕ ВОЗНИК ПЛАН СПАСЕНИЯ
В это же время в лазарете Динабургской крепости лежал тяжело больной офицер Иван Карлович Браун. Следуя к своей части на Кавказ, он, переправляясь через реку, провалился под лед, в результате чего заболел острым воспалением почек, что осложнилось развитием сахарной болезни – человек доживал последние дни.
Как-то Николай Нертовский случайно зашел в комнату умирающего Брауна. Последний был до того похож на Евгения Нертовского, что в первые минуты адъютант не мог опомниться. А придя в себя, спросил у доктора, существует ли надежда на его выздоровление? “Никакой, – ответил доктор. – Браун умрет через несколько дней”. “Это перст Божий!” – прошептал Николай Нертовский, крепко сжимая руку доктора.
В голове у него уже возник план спасения брата путем замены Брауном. Доктор без труда прочел эту мысль на лице Николая Владимировича. Связанный с Нертовскими многолетней дружбой, зная Евгения с пеленок, старик решил рискнуть головой, но спасти молодого офицера. Николай принялся за разработку плана спасения. Совершить столь рискованную операцию обмена Евгения Нертовского на безнадежно больного Брауна без подкупа госпитальных служителей было невозможно. Семья Нертовских не обладала для этого достаточными средствами. Николай Владимирович обратился за помощью к известному всему гарнизону еврею Вайнтраубу, жившему в предместьях крепости. Вайнтрауб, по профессии медник и ювелир, частенько ссужал офицеров небольшими суммами взаймы. Узнав в чем дело (предварительно Нертовский попросил дать клятву о молчании, что старик и исполнил), Вайнтрауб, выслав из комнаты 13-летнюю дочь Лию, согласился достать непомерную для него сумму в 4000 рублей в Риге, куда и отправился на следующий день. Лазаретный фельдшер и два солдата-служителя также согласились за деньги помочь в опасном предприятии.
Обменять больных было решено во время купания Евгения Нертовского в ванне. Назначили день и час обмена, но тут денщик подпоручика Нертовского обратил внимание адъютанта и доктора на золотую серьгу в ухе Брауна. Такие серьги носили в те времена шкипера, а Браун с детства готовился в моряки. Его отец, сам моряк, вдел сыну в ухо серьгу при поступлении мальчика в мореходные классы. Серьга была наглухо запаяна. Никто из лазаретных служителей не брался вынуть ее из уха Брауна и вставить в ухо Нертовского. Пришлось опять обратиться к Вайнтраубу.
В субботу вечером доктор дал Брауну слабое наркотическое средство, от которого тот уснул. Фельдшер провел Вайнтрауба в комнату Брауна. Старик быстро подпилил штифтик серьги и вынул колечко из уха. Подкупленные солдаты вынесли Брауна через кладовую в ванну, а оттуда принесли Нертовского. Фельдшер проколол ему иглой ухо, а Вайнтрауб быстро продел и закрепил серьгу.
Браун протянул еще неделю. На вопросы коменданта и полковника из Петербурга о состоянии здоровья подпоручика Нертовского доктор принялся готовить обоих к неблагоприятному исходу.
РАЗЫГРАЛСЯ ЛЮБОПЫТНЫЙ ФИНАЛ
Чтобы не вызвать подозрений, Анна и Николай Нертовские продолжали навещать мнимого брата и задавать ему в присутствии караульного вопросы. Ответов не было – больной уже утратил способность говорить. Наступила агония. Доктор пригласил к Брауну, мнимому Нертовскому, все начальство с комендантом во главе, а также двух других военных врачей крепости. Командированный правительством полковник из Петербурга, удостоверившись в смерти государственного преступника Нертовского, составил акт, который тотчас же был послан с курьером в Петербург. На похоронах “государственного преступника” комендант Динабургской крепости выразил Николаю Нертовскому соболезнование, прибавив при этом, что смерть несчастного была лучшим исходом всей этой трагической истории.
Избавление Евгения от виселицы требовало подготовки его к новой роли. Выздоравливающий подпоручик днями изучал переданную ему старшим братом тетрадку, в которой была записана родословная Ивана Брауна и весь его военный стаж. Через месяц после смерти Брауна его двойник выписался из лазарета. Из Двинска Нертовский-Браун отправился на Кавказ, где и вступил в полк по документам Брауна. Казалось бы, на этом вся история должна была закончиться. Но спустя пять лет разыгрался любопытный финал.
В Динабурге нашелся сомневающийся штабс-капитан. Проверив свою догадку рядом сыщицких приемов, он убедился, что государственный преступник Евгений Нертовский был обманом спасен от кары. Узнал штабс-капитан и то, что в спасении Нертовского принимал участие Вайнтрауб, которому он, кстати, задолжал крупную сумму. Началось наглое вымогательство денег – за короткий срок штабс-капитан, угрожая виселицей, выманил у Вайнтрауба все его сбережения. Вскоре из Риги в Двинск приехала к отцу Лия. Поразительно красивая и прекрасно воспитанная 19-летняя девушка произвела сильное впечатление на вымогателя. Не встретив взаимности, штабс-капитан в ярости назначил срок, после которого Лия должна была отдаться ему – в противном случае ее отец погибнет. Девушка вспомнила о молодом офицере, в спасении которого активное участие принимал ее отец, и написала ему, умоляя спасти отца от некоего штабс-капитана Р., офицера Динабургского гарнизона. Браун-Нертовский примчался с Кавказа на зов девушки. Увидев повзрослевшую Лию, подпоручик был сражен ее редкой красотой.
СУДЬБА СВОДИЛА ИХ НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Штабс-капитану Р. была послана записка от Лии с просьбой сейчас же прийти к ней. Через четверть часа сияющий Р. был в доме Вайнтрауба, но вместо красавицы к нему вышел саженного роста офицер с Кавказа с пистолетом в руке. "Моя фамилия Браун, или, как вы верно подозреваете, я Евгений Нертовский. Предлагаю вам дуэль “на узелках”. Сейчас же, в ближайшем лесу. Предварительно мы оба напишем записки коменданту, в которых сообщим, что покончили с жизнью самовольно". Под дулом пистолета Р. согласился на дуэль. Провожая защитника своей чести в лес, заплаканная Лия протянула ему ветку сирени: “Посмотрите, сколько тут цветочков с пятью, шестью и даже семью лепестками – это на счастье. Ветка будет талисманом и сохранит вашу драгоценную жизнь для меня”. Талисман помог. Конец платка с узелком вытянул Р. На развалинах старой кузницы штабс-капитан выстрелил себе в висок – смерть наступила мгновенно. Возвратившись в дом Вайнтрауба, Браун-Нертовский узнал, что Лия спешно уехала в Ригу. Простившись со стариком, он приказал подать лошадей и отправился в обратный путь – на Кавказ, все время думая о девушке. Но образ офицера уже давно пленил сердце Лии. Когда Браун, отъехав от Динабурга, остановился на постоялом дворе, к нему в комнату постучался хозяин: “Ясновельможного пана желает видеть молодой господин”. Послышались шаги, и в комнату вошел стройный юноша в длинном плаще и в широкополой шляпе. Это была… Лия.
“Я знаю, – сказала, немного успокоившись, молодая девушка, – что мой поступок противоречит понятиям и о приличиях, и о стыде. Но я делаю так, потому что принадлежу вам по праву древнейших законов. Вы спасли меня и отца – и я стала вашей”.
Вряд ли взволнованный Браун что-то понял из бессвязных слов девушки. Вряд ли он ответил ей связно, но отныне – и это чувствовали оба – судьба их сводила на всю жизнь. По дороге в Москву Лия рассказала “Ивану Карловичу”, как жарко молила она Бога о его спасении. В Москве молодая пара обвенчалась. Много лет Лия Семеновна разделяла боевую жизнь мужа. В одном из походов у них родился сын. Свыше 50 лет прожили вместе Брауны. В 1878 году Лия умерла. Подложный Иван Карлович ненадолго пережил жену – спустя восемь месяцев и он скончался.
Только в 1901 году племянник Евгения Нертовского-Брауна, сын его сестры Анны, будучи глубоким стариком, осмелился рассказать быль о “живом мертвеце” писателю И. Савину, благодаря чему эту необыкновенную историю узнали и мы с вами.
Жанна ЧАЙКИНА