Иван Гольчевский - плотный, широкоплечий мужик - работает монтажником и слесарем на атомной станции уже пять лет. Прекрасно знает, что во многих полуразрушенных помещениях «светящегося» объекта уровень радиации колеблется от сотен миллирентген до десятка рентген в час. Но здесь особый трудовой график: продолжительность рабочей смены не должна превышать 6- 10 минут.
В особой зоне Чернобыльской АЭС идут работы по укреплению саркофага, который закрывает взорвавшийся 4-й блок станции. Кто эти люди, согласившиеся трудиться в ядерном пекле?
<TABLE WIDTH=270 CELLSPACING=0 CELLPADDING=0 BORDER=0 ALIGN="LEFT">
Пресс-фото.
Технику из Чернобыля не вывозят…- Но и за это короткое время в саркофаге можно сдуру хватануть годовую норму, – объясняет Иван. – Мы это понимаем. И просто так никуда не лезем.
- А если ты не успеваешь за отведенные пять-семь минут, скажем, доварить шов?
- Все равно надо уходить, задержка смерти подобна. Работу закончит новая смена.
…В мае 1986-го, когда я на бэтээре подъезжал к дымящему развалу того, что осталось от четвертого ядерного реактора, стрелка дозиметра показывала один рентген в час. И это внутри машины, под защитой брони, к тому же усиленной свинцовыми плитами. У самого же развала реактор «дышал» десятками и сотнями рентген. Такой уровень сегодня сохранился лишь в отдельных помещениях. Самый высокий (более 3 тысяч рентген в час) зафиксирован возле бассейна – барбатера, в котором под слоем воды находятся сборки с ядерным топливом. Но там никакие работы и не проводятся.
Сегодня, чтобы попасть внутрь саркофага, надо пройти непременный тщательный биомедосмотр и инструктаж, облачиться в спецодежду. Вход – с южной стороны. На лифте поднимаешься на отметку 42,3 метра, чтобы выйти на крышу этого гигантского укрытия. Время пошло… Ориентируешься на «тротуар» с перилами, окрашенными в желтый цвет. Только по этой тропе можно двигаться дальше.
В наряде у сталкера все расписано до мелочей: где конкретно будут производиться работы, точная продолжительность смены, что можно брать руками. Дозиметристы при этом указывают, какую надо иметь одежду.
В тот день экипировка у Ивана Гольчевского, Леонида Кулиша, Антона Завадского, Василия Росохи и других сталкеров, выполнявших работы по усилению опоры одной из балок, была по местным меркам обычной. Американский пластиковый костюм «Тувек», который представляет собой пылевлагонепроницаемый комбинезон разового использования и маску.
Чтобы уберечь сварщиков от «прострелов», то есть направленного мощного радиационного излучения, пришлось рядом монтировать биозащитные экраны из свинцовых матов весом под 50килограммов каждый. Такими «матрацами» нередко устилают и десятки метров проходов. А чтобы защитить органы дыхания от радиационной пыли (в саркофаге ее тонны), приходится взваливать на себя устройство УСВ2. Это, по сути, тот же глубинный подводный аппарат с баллонами сжатого воздуха.
- А почему, парни, свинцовые костюмы не надеваете? Говорят, ученые их уже создали, испытали.
- В них повернуться-то нельзя, не то что нормально работать. Мы уже экспериментировали. Попробуй в таком облачении на крышу подняться, – объясняет Юрий Игенко, инженер-радиолог.
Он тоже старожил станции. Трудится здесь с первых дней аварии. За многие годы работы облазил с дозиметром вдоль и поперек все опасные помещения и завалы. Знает, что говорит и что делает. По мнению Юрия, единственной и в принципе символической защитой от ионизирующего излучения является пластиковый костюм с капюшоном и респиратором. Да еще бахилы поверх ботинок.
- Этот костюм защищает от грязи, но, конечно, не от проникающей радиации. Но если человек соблюдает все меры предосторожности, не сует свой нос туда, куда не рекомендуют предупредительные знаки и ленты ограждения, больше положенного он «не возьмет».
Сегодня Игенко трудится в ОАО «Южтеплоэнергомонтаж» (ЮТЭМ). Год назад на базе этого предприятия и российского ЗАО «Атомстройэкспорт» был создан консорциум «Стабилизация». Его многотысячный коллектив и ведет все работы по предотвращению обвала крыши укрытия – саркофага.
- В случае разрушения саркофага, – считает экс-министр МЧС Украины Давид Жвания, – взрыва, как многие думают, не будет, а вот мелкодисперсная радиоактивная пыль может подняться. Ее частицы способны распространиться на огромной территории – до 3 тысяч километров.
Чтобы не допустить этого, сталкеры и укрепляют в экстренном порядке конструкции саркофага. А уже позже над ним поднимется новое защитное сооружение – «Арка» стоимостью как минимум в полтора миллиарда долларов. И еще годы уйдут на то, чтобы похоронить сотни тысяч тонн высокоактивного «добра», которое покоится в радиационном молохе. Только тогда можно будет немного успокоиться.
Что же движет людьми, решившими трудиться в чреве этого чудовища?
- Я 42 года в атомной энергетике и уже не мыслю свою жизнь без нее, – пояснил свою мотивацию доброволец Николай Ткаченко. – Это как наркотик, от которого ничем не излечишься.
Семья Ткаченко живет в Энергодаре Запорожской области. До ЧАЭС это километров 800. Но ритм бытия в режиме 15дней в Чернобыле, а 15 дней дома Николая Тимофеевича устраивает.
Вынужден смириться с таким образом жизни и Иван Гольчевский. Для него, как и тысяч других, кто трудится вахтовым методом, работа в саркофаге – это возможность, пусть невероятно опасная и вредная, свести концы с концами…
- Сегодня на Украине народ думает об одном – как выжить. Кто сюда едет? Тот, кто мечтает хоть как-то заработать.
В Каменном Броде Житомирской области, откуда добирается «закрывать амбразуру» ЧАЭС Гольчевский, безработица. Людям обещали платить по тысяче долларов в месяц. В сравнении с тем, что получают здесь иностранные специалисты (по нескольку десятков тысяч «зеленых»), это мизер. Как и страховка в случае потери здоровья: 10 тысяч долларов.
Судя по репликам, которые бросали рабочие во время беседы («вопрос о зарплате – коммерческая тайна»), они получают значительно меньше, чем обещано. Да и режим работы у многих не тот, что оговаривался контрактом. Людей не хватает, их постоянно упрашивают поработать чуть подольше.
В начале года Гольчевский вновь отправился на станцию, хотя свою радиоактивную дозу за прошлый год уже «взял». Но так как с января пошел новый отсчет, он формально вновь может трудиться в саркофаге.
На таких, как Гольчевский, всегда держится многое. Вот и в данном случае: на ремонтных работах им приходится сталкиваться с более высоким уровнем радиации, чем предполагалось. И добровольцев, готовых даже «за длинную гривну» подвергать себя опасности, немного.