Актер рассказал, как Алексей Балабанов заставлял его на съёмках "Брата" водить машину, почему разочаровался в фильме "Жмурки", как отмечал вместе с режиссером свое 40-летие в подвале и когда понял, что Балабанов — настоящий гений.
— Виктор Иванович, в вашей актерской биографии "Сухоруков и режиссер Балабанов" — отдельная глава, продолжением которой теперь может быть только ваша книга воспоминаний…
— И рассказать я смогу ох как много! Как человек, наверное, я ему не был интересен — мы не дружили домами, я не пил с ним водку. Когда он лежал в больнице, навещал его, но в основном говорил я, он просто сидел и слушал… В определенный момент, когда я достиг каких-то вершин и статусов, то не зазнался, не скурвился, но Сухоруков времен «Брата» для Алексея закончился…
Кстати, дважды на съемочной площадке картин Балабанова я отмечал свои юбилеи. Сначала 40-летие в подвале во время съемок "Счастливых дней". И 45 лет на полигоне, когда учился водить автомобиль для съемок в его фильме "Брат". До сих пор помню, как 10 ноября, в дождь, в слякоть, в холодную погоду я гонял машину, которой боялся…
— Черная комедия "Жмурки" была вашей последней совместной работой. Чем вас привлекла эта история?
— Балабанов всегда был художником ищущим. Еще когда я согласился попробоваться на главную роль в его первом полнометражном фильме «Счастливые дни», уже тогда усек, нюхом почувствовал гениальность этого человека. Он начинал с Бэккета и Кафки, потом увлекся другими жанрами. И не потому что уже не справлялся с артхаусным кино, с кино-философией, с кино-размышлением, а потому, что он это уже сделал. Ему как художнику было интересно сделать что-то другое, он же хотел жить интересно, нескучно. А «Жмурки»... Не думаю, что это был поиск. Видимо, в это время ему было очень плохо, он работал во времена депрессии. Но я был просто чертовски счастлив, что он вообще спустя долгий, тяжелейший и трагический период своей жизни вдруг взял и стал снимать кино. Когда он сказал: «Мы делаем комедию», за ним все потянулись. Какой актерский букет он собрал! Не только воспользовавшись своим именем, своей талантливой фамилией. За ним пошли, как за авторитетом. До этого я разговаривал с авторитетными людьми и умолял их: заставьте его работать и снимать кино, иначе он погибнет, мы потеряем гения… После выхода картины на экраны были разочарования. Были они и у меня. Но я свое разочарование списываю не на Балабанова, а на неудачу в исполнении жанра.
— А как после "Жмурок" складывались ваши отношения?
— Несмотря на то, что он обо мне почти забыл, снял несколько фильмов уже без моего участия, я как-то собрался и поехал к нему домой и мы часа четыре разговаривали. Я предлагал ему идеи, уговаривал сотрудничать, сказал: "Возьми меня всякого, любого, и денег не возьму за работу". Я даже подбросил ему идею третьего "Брата" (история продолжается с появлением сына Данилы Багрова и трамвайщицы Светы. — Авт.). Разговор был большой, он почему-то неоднократно удивлялся мне, как будто первый раз видел. Мне так показалось. Отзвука я не получил, и в результате уехал. Решил тогда, что просить больше не буду. И не буду больше ничего ждать ни от кинокомпании, ни от Балабанова. Я для них, видимо, уже был вторсырьем, отработанным материалом.
— Скоро уже 15 лет, как на экране появился брат Виктор Багров. Вы для себя прояснили, в чем секрет успеха этого балабановского фильма и вашей роли?
— Вопрос этот давно висит в воздухе. Я сам — участник этой истории говорю: феномен! Не знаю, почему уже новое поколение зрителей его помнит. Взрослые люди ко мне подходят и их дети — сфотографироваться с братом Витькой Багровым. Я не знаю тайны вот этой популярности и, как ни странно, любви к этой картине. Не знаю. Сказка, потому что это — сказка! Вот как ни ругали нас, не обвиняли в шовинизме, антиамериканизме, антиукраинизме — в чем угодно, мне кажется — это просто сказка, в которой каждый по отдельности из нас что-то находит для себя: важное, нужное, опасное и полезное.