Ответственный за русскость

Английский замок и личный шофер
— Как началась ваша лондонская история?
— Я поехал на конкурс в Гаагу, после первого тура оказался первым, однако дальше второго не прошел. Удивился и решил узнать у члена жюри, в чем же мои проблемы. Он ответил, что не знает, почему я не прошел, “и вообще все удивляются”. И сказал, что хочет познакомить меня с администратором Школы Бенджамена Бриттена. Мол, ему кажется, что я им подойду. Буквально на следующий день он познакомил меня с этим человеком, и тот пригласил меня на исполнение оперы Верди “Фальстаф”.
— Все-таки Верди!
— Да (смеется), Англия для меня началась с Верди. Когда я стал знакомиться с материалом, то понял, что это совсем не тот Верди, к которому мы привыкли. Здесь он какой-то особенно умный, саркастический. Музыкальная канва настолько увлекательная, что если умно поставлено, это просто блеск! Я исполнял партию второго плана — доктора Кайуса. Были хорошие рецензии, после чего мне дали стипендию и предложили попробовать начать в Великобритании сольную карьеру. Я остался.
Школа Бриттена находится в Олдборо. Бриттен в свое время купил там огромную деревянную пивоварню, из которой сделали концертный зал Snape Maltings с прекрасной акустикой. Олдборо известен еще и тем, что там находится дача Вишневской и Ростроповича, которую можно узнать по двум вишенкам над входом. Вишневская в свое время преподавала здесь курс русской музыки. Я на него собирался, но не попал, потому что возникла работа в Сан-Франциско, и я отказался от учебы у Вишневской в пользу денег. Надо было как-то зарабатывать на жизнь.
— И где вы жили в Олдборо?
— В семье главного босса, выделившего мне стипендию фонда, чей сын в то время работал где-то на севере Англии. Так я попал в английский замок XIV века, у меня были слуги и личный шофер, который возил меня на “роллс-ройсе” в Лондон на прослушивания. Домоправительница научила меня мыслить по-английски. Я входил в гостиную, куда имели свободный доступ только хозяева и их гости. Поскольку все были на работе, я садился в самое удобное кресло. И домоправительница однажды вошла и сказала: “Кресло, в котором вы сидите, — это кресло хозяина. А вон то — хозяйки. А вот это — для гостей!” Я попытался объяснить, что никого же нет. И тогда услышал: “Запомните раз и навсегда. Не важно, есть кто в доме или нет. Но это — их кресла, а это — ваше, вот на нем и сидите”. Это сломало мою психологию, и с тех пор, входя в чужой дом, я спрашиваю, кто где сидит. Даже в России.
Как он учил Доминго
— А что было дальше?
— Дальше была Английская Национальная опера в Лондоне. Первый спектакль — “Кармен”, на английском языке. Потом “Фальстаф” и “Евгений Онегин”.
— Кого вы поете в “Евгении Онегине”?
— Там у меня всего лишь партия Трике. Ковент-Гарден работает на таких звезд, как Пласидо Доминго, у меня, конечно, такого имиджа нет. Еще у меня Чекалинский в “Пиковой даме”… Но последнее время в театре на моей ответственности все, что касается “русскости” в русском оперном репертуаре. Я должен следить за правильным русским произношением. А также проверять, точен ли перевод, и даже как поставлены танцы. Вот в прошлом году нужно было поставить гопак в опере Чайковского “Черевички”, так мне пришлось и в пляс пуститься (смеется). Помогает, что в консерватории мы проходили классический танец в полном объеме.
— И как получается у Доминго русское пение?
— Очень хорошо получается, он способный. И к тому же замечательный, легкий человек, не подверженный звездной болезни. Очень открытый, при том что занят безумно. В каждой стране у него по секретарю, плюс все время с ним ездит жена. То есть простого доступа к нему нет. Однако если встреча произошла — никакой надменности. Но мы работали с ним всего раза четыре, и, конечно, не могу сказать, что стали друзьями.
— Вы остались гражданином России?
— У меня двойное гражданство. Но мой дом все-таки в Англии, я уже привык к их укладу жизни. Хотя безумно скучаю по своим друзьям и с удовольствием езжу в Россию, в Москву.