Отличие сегодняшних эмигрантов от уезжавших 5 лет назад, по мнению профессора Латвийского университета Михаила Хазана, еще и в том, что на этот раз вернуть соотечественников будет намного сложнее.
Сейчас Латвию покидают те, кто до сих пор никогда не думал о других странах как о месте работы и жизни.
Оценивая эффективность социальной и налоговой политики правительства, Михаил Хазан не скрывает скепсиса. Попытки стимулировать самозанятость населения, одновременно повышая налог для самозанятых, — классический пример теории парадоксов и латвийская реальность.
Другой образчик политической недальновидности — регулирование миграционных процессов. Теряя десятки тысяч молодых налогоплательщиков ежегодно, государство при этом упорно чинит преграды для въезда новых из третьих стран.
Жизнь после кризиса
— Сейчас очень популярно искать дно в спаде экономике. По вашим ощущениям, на рынке труда низшая точка падения уже достигнута?
— Есть два метода подсчета числа безработных. Первый — по зарегистрированным на бирже труда. Этот показатель, вероятно, еще будет расти, но он не отражает до конца ситуацию. Статус безработного дает право человеку получать социальные пособия, различные льготы, и поэтому люди продолжат регулярно отмечаться. Более объективным индикатором, на мой взгляд, является число людей, активно ищущих работу. Еще в конце лета их было свыше 200 тысяч. И здесь, по моим прогнозам, мы уже достигли дна.
Начиная с весны будут видны первые признаки улучшения — в первую очередь за счет создания малых предприятий и активности самозанятых лиц — парикмахеров, массажистов, медсестер. Безусловно, процесс будет медленным. Даже если внешний спрос на наши товары вернется на докризисный уровень, число работников, занятых в этих отраслях, все равно будет на 10—20% ниже, чем до кризиса.
Работодатели за последние два года научились экономить, произвели оптимизацию производства, и никто больше не будет сейчас нанимать ненужных людей. Это означает, что естественный уровень безработицы для Латвии после завершения кризиса будет уже не 5, а примерно 10%. Но и это прогресс. Во всяком случае я не вижу признаков, что надвигается новая волна увольнений.
— И когда мы сможем выйти на этот уровень естественной безработицы?
— По самым оптимистичным прогнозам, года через два. Но здесь многое будет зависеть от нас самих.
Спрос на рабочую силу зависит от экспорта и внутреннего спроса. Наше население сейчас состоит из двух сегментов. Одни действительно находятся на грани выживания и в ближайшее время вряд ли стремительно повысят свою платежеспособность. Но есть и те, кому, несмотря на кризис, удалось сохранить источник доходов. Их уровень позволяет расходовать деньги не только на еду и оплату коммунальных услуг, но они уже переключились на кризисный режим — обедают дома, ограничивают расходы на развлечения.
Если бы эта вторая группа начала тратить немного больше, у экономики бы появился нужный рост. Но для этого необходимо выгодные ценовые предложения. Например, рестораны могли бы предлагать бизнес-ланчи за полтора-два лата. Понятно, что они не захотят делать скидки туристам, но ведь можно ввести специальные клиентские карты, скажем, на 10 обедов, которые действовали бы одновременно в нескольких заведениях. Я уверен, что можно найти способ дифференцировать цены для местных и зарубежных клиентов и таким образом стимулировать и рынок труда.
В мировой экономике принято считать, что зарплаты — это жесткий показатель, а цены — эластичный. У нас пока происходит с точностью до наоборот: уровень доходов населения был сокращен резко и сильно, а первые признаки дефляции очень постепенно начинают появляться только сейчас.
— Падение рынка труда началось с недвижимости и строительства. А какие отрасли будут первыми оживать?
— Мне хочется верить, что достаточно скоро оправятся ресторанно-гостиничный сектор, все виды услуг, связанные со здоровьем и красотой. Затем — виды коммерческого и консультативного сервиса. Думаю, к лету должна немного подрасти деревообработка. По числу занятых за годы кризиса она сжалась в два раза, но с оживлением экспортных рынков у предприятий появится шанс. Крупное строительство начнется не скоро. Но мелкие работы вроде ремонта довольно востребованы уже сейчас. Дальше все будет зависеть от самих людей.
У нас есть серьезный неиспользованный резерв — создание профессиональных объединений. Это требует усилий. Но если инженеры, архитекторы начнут создавать общие организации, они смогут предлагать свои услуги более широкому спектру пользователей в стране и за ее пределами. По такому принципу работают в большинстве западных государств. Если маленькому предприятию не нужно иметь “целого” штатного инженера, ему проще использовать его услуги по 4 часа в день. На данный момент такую модель у нас используют только юристы.
Уход в тень — метод выживания
— Насколько заметно структура рынка труда после кризиса будет отличаться от докризисного образца?
— Модель отношений сильно изменится. Кризис даст толчок тем изменениям, которые назрели независимо от него. Наибольшую ценность приобретут отрасли, которые связаны с социальными сетями в широком смысле, креативностью. Популярное суждение, что если у тебя есть техническая специальность или ты умеешь что-то мастерить, то работа у тебя будет всегда, постепенно устареет.
Неограниченные объемы экспорта всего, что можно сделать руками, способны обеспечить Китай и Индия. Но никакой китайский рабочий не сможет организовать в Латвии систему распределения товаров или доставку горячей пиццы, поэтому специалисты по организации, управлению, менеджменту по-прежнему будут востребованы.
— То есть основным конкурентным преимуществом будет не столько способность произвести товар или услугу, сколько умение их “вытолкнуть” на рынок?
— Именно так. Новые услуги появляются в результате работы изобретательных людей. Наиболее яркий пример — информационные сообщества. Сначала социальные сети в Интернете использовались больше для развлечения, а сейчас это уже целая философия и огромный бизнес, дающий работу множеству людей.
— Как бы вы оценили по пятибалльной шкале действия правительства в отношении безработных?
— Сейчас в первую очередь необходимо поддерживать безработных и помогать им в создании своего дела. И в этом плане я бы на двойку оценил докризисную политику, когда был обрезан срок выплаты пособий с 9 месяцев до 6. Сейчас его вернули к прежним 9, но последние 3 месяца люди получают только по 45 латов. И это неверно.
Та политика, которая проводится при поддержке Всемирного банка, более-менее адекватна обстоятельствам. Многие говорят, что субсидированные столатовые рабочие места не заменяют занятость. Но этого и не должно быть. Субсидированные вакансии задуманы как социальные пособия для людей, которые находятся в стесненных обстоятельства. А то, что ради получения денег нужно выполнять еще какой-то труд, — просто фильтр отсева действительно нуждающихся от тех, кто еще может справляться сам.
Я считаю, что государство должно более активно содействовать переходу людей на самозанятость. Сейчас, если человек закончил курсы массажа и хочет открыть свою практику, он автоматически теряет статус безработного. Доходов у него еще нет, но он уже лишается права на социальные пособия, доступ к информации, отдельным услугам. Здесь обязательно должен быть зарезервирован переходный период.
Я говорил об этом специалистам Министерства благосостояния, они обещали подумать. Но пока это явная дырка в законодательстве. Вроде как в стране ведется борьба с теневой экономикой, но стимула для легализации статуса налогоплательщиков нет. Я говорил с коллегами из других стран, и там, наоборот, есть понимание, что в условиях кризиса теневой сектор — это метод выживания, и бороться с ним неконструктивно.
Уедет целый Даугавпилс
— В других странах Европы уровень безработицы тоже высок, но жители Латвии все равно предпочитают уезжать в Ирландию и “крутиться” там, чем пытаться трудоустроиться здесь. Что их привлекает? Социальные льготы?
— С одной стороны — социальные льготы, с другой — элементарное наличие рабочих мест. Год назад некоторые эксперты говорили, что эмиграции не будет, потому что безработица повсюду. Абсурд! Там есть рабочие места. Даже в Ирландию, где по статистике сейчас очень высокая безработица, за прошлый год уехало 3916 человек. Это на 200 больше, чем в 2008-м, когда кризиса такого сильного еще не было. В Великобританию за первые 9 месяцев только по найму поехало свыше 8000 и еще больше тех, кто уехал вместе с членами семьи. Мой прогноз, что в целом во все страны мира отток за 2009 году будет более 30 000, полностью подтвердился.
— А какой прогноз вы делаете на 2010-й?
— Еще столько же. Сейчас уезжают те люди, у которых за последние годы появились за границей родственники-друзья. Фактически создается новая социальная сеть. 30 000 мигрантов — далеко не все, кто хотел уехать. Просто пропускная способность системы небезгранична. В совокупности за три года кризиса мы можем потерять порядка 100 000 человек. По сравнению с волной 2004-го, сейчас процесс более необратим. Тогда уезжали из растущей страны, сейчас — из падающей. Из предыдущей волны миграции больше половины в течение года вернулись.
Но сегодня люди часто уезжают сразу вместе с семьями. Есть косвенные свидетельства, что уезжает большой процент людей с высшим образованием. Прямой статистики нет. Но я сравнил, сколько людей с высшим образованием в Латвии у нас было и осталось, и получилось, что только среди мужчин работоспособного возраста мы потеряли 2% . Это очень много. К тому же три четверти уезжающих — люди моложе 35 лет. И это, безусловно, серьезно меняет демографическую структуру нашего общества.
— Нужно ли пытаться вернуть этих людей? Во время первой волны правительство развернуло целую кампанию по репатриации уехавших, но результативность ее казалась сомнительной.
— Ничего особого они тогда не сделали. Хотя разговоров было много. Сейчас запускать какую-то госпрограмму еще более бессмысленно. Люди прекрасно знают, что происходит в стране, насколько сложно здесь найти работу, сколько платят и так далее. Когда изменится качество жизни и качество политики, то те, кто сохранит желание, возможно, вернутся.
Но есть и другая проблема. Три года — это критический срок. За это время люди успевают адаптироваться к новым условиям жизни за рубежом. При этом, у сегодняшней волны миграции есть особенность: сейчас уезжают те, кого до сих пор было очень трудно сдвинуть с места. И это значит, что заставить их вернуться окажется еще сложнее.