У пропавшего в 1992 году парня нашелся отец 15

История украденного даугавпилсского мальчика, 16 лет спустя нашедшего свою мать, уже стала мировой сенсацией. Ведущие мировые телеканалы, журналы и газеты стараются во всех подробностях описать этот уникальный случай со счастливым концом.

Читатели в разных странах следят за развязкой этого необычного сюжета: с кем останется парень — с приемной или с биологической мамой? Однако никто не подумал о том, что у ребенка есть еще и биологический отец. Как выяснил “Телеграф”, тоже живой и здоровый. Решив восполнить этот пробел, Телеграф отправился в дорогу. Чтобы добраться до родного папы пропавшего в 1992 году ребенка, пришлось отмотать от Риги более 250 км, проехать Даугавпилс, свернуть с асфальтовой дороги на грунтовку, а потом еще минут десять топать пешком — подъезд к отдаленному хутору из-за весенней распутицы временно оказался невозможен.

“Ушла за пособием”

Федор ждал нас дома. По случаю приезда журналиста переоделся в выходную одежду и очень волновался. “Когда он узнал о том, что сын нашелся — неделю не ел, и слова из него нельзя было вытащить, — улыбается супруга. — Все-таки столько лет прошло — он помнит его лишь в коляске с привязанным к ней синим бантом”.

Мы располагаемся в комнате на диване и начинаем разговор. О жизни. "Познакомились мы с Ириной, ставшей впоследствии моей первой женой, на свадьбе у моего племянника в 1989 году, — рассказывает Федор. — Это было в Краславе. Ирина там жила в то время, а я в Науенской волости Даугавпилсского района. И уже через четыре месяца мы поженились. Жить стали в семейном общежитии в Даугавпилсе. Я работал на Локомотиворемонтном заводе, жена сначала была домохозяйкой, потом подрабатывала в различных кафе посудомойкой. Ребенок у нас родился в конце октября 1992 года, а через неполных два месяца случилась беда. Очень хорошо помню детали того декабрьского дня. Как обычно, до 16 часов я был на работе, пришел домой, а там записка от жены: “Ушла за пособием”. Час прошел, второй — Ирины с ребенком нет. Где-то в начале восьмого заходит в квартиру какой-то мужик и говорит, что пропал сын. Это был следователь".

“Ребенка искали плохо”

По мнению Федора, следствие полиция вела из рук вон плохо — занимались лишь бумагомаранием да какими-то сомнительными операциями. “Особенно меня поразил один момент — полицейские приехали к моей матери на хутор и полезли на чердак искать ребенка, — вспоминает он. — Смех какой-то, как будто она там прячет внука. А с отпечатками пальцев как получилось — мы даже заявление в полицию написали, чтобы отпечатки пальцев с коляски сняли, но получили отказ. Ее якобы уже другие люди трогали. Я сомневаюсь, что они вообще нашего ребенка искали. Месяца два нас еще вызывали подписывать какие-то бумаги, а потом все реже и реже сыщики напоминали о себе, пока и вовсе все не затихло. Жена с тещей обращались даже к частному детективу, но и это не дало никаких результатов”.

Федор и Ирина прожили вместе после пропажи сына всего несколько месяцев — до июля 1993 года. О причинах развода мужчина говорит уклончиво. Вроде как инициатором расставания была жена, упоминается также и роль тещи в этом процессе. Однако Федор считает, что жизнь пошла наперекосяк как раз из-за того, что семья лишилась единственного ребенка. Факт злоупотребления спиртным он отрицает, говорит, что выпивает в меру. И ни в чем не винит бывшую супругу, хотя людская молва приписывала ей тогда самые страшные грехи. В том числе и намеренную продажу младенца своей сестре, якобы проживавшей в Дагестане. Сейчас эти слухи возобновились с новой силой, ведь приемная мать пропавшего мальчика сказала, что его привез из Дагестана ее муж.

“Возьмем ребенка к себе”

“У меня нет никаких оснований не верить Ирине — скорее всего, все произошло так, как она и рассказала: оставила коляску в вестибюле магазина, зашла внутрь, а когда вернулась, не было ни коляски, ни ребенка, — говорит Федор. — Слухи всякие ходят, но Ирина не виновата в том, что пропал сын. У нее действительно есть двоюродная сестра, но не в Дагестане, а в Казахстане. И к нашей беде она не имеет никакого отношения”. После развода Ирина уехала жить в Краславу, и с тех пор Федор о ней ничего не слышал. Лишь один раз она позвонила ему — лет десять назад, но трубку взяла новая жена, и разговора с бывшим мужем не получилось.

“В Сиротском суде сказали, что, возможно, сын вернется к родной матери, но я считаю, что парню надо дать возможность самому выбрать, с кем и где жить — мы с радостью готовы взять его к себе, — Федор произносит главные слова и показывает свой паспорт, где в графе “Дети” первой строчкой вписан сын Владимир. — Сейчас у него другое имя, и есть право его оставить или взять полученное по рождению. То же самое и с фамилией".

И Зита, и Федор утверждают, что крестьянское хозяйство вполне позволит им растить и содержать еще одного ребенка, кроме их общих троих. У них 25 га земли, три коровы, свиньи и куры. Супруги считают, что парню здесь будет хорошо.

Встреча без последствий

Кто мог украсть младенца? Этот вопрос не дает Федору покоя. “Думаю, что кражу совершила та женщина, которая его растила, хотя на сто процентов я в этом не уверен, — говорит отец мальчика. — Я удивлен, что это дело закрыто и возобновлено не будет. Это несправедливо, получается, что ребенок был украден, но в этом никто не виноват. Не исключено, что я сам обращусь с заявлением в полицию о возобновлении процесса”.

Полиция ссылается на срок давности преступления и не намерена искать виновных. А тем временем на прошлой неделе состоялась первая встреча юноши с родной мамой. Без каких-либо последствий — мальчишка по-прежнему живет под опекой сестры приемной матери и с родной намерен пока лишь созваниваться и встречаться. Как уже сообщалось, женщина, которая растила все эти годы мальчика и которую он называл мамой, в настоящее время находится под арестом. По неофициальной информации, за кражу.

“Родила” раньше срока

На обратном пути Телеграф заглянул в школу, где учится сын Федора. Директор учебного заведения сразу заявила о том, что мальчик уже учится в другом месте. Верится в это с трудом, поскольку ученику осталось всего два месяца до выпускных экзаменов за девятый класс, и менять школу в такой период нецелесообразно, тем более что речь идет о специальной школе. Вероятно, педагоги просто хотят максимально оградить ребенка от внимания прессы.

О приемной матери ничего плохого руководитель спецшколы сказать не могла — ребенок был под присмотром, семью нельзя назвать неблагополучной. Правда, некоторая запущенность в воспитании имелась, иначе бы мальчик не попал из обычной школы в специальную. В личном деле школьника имеются объяснительные его “матери” о том, что свидетельство о рождении сына сгорело во время пожара, а новое надо выписывать из Дагестана, что очень сложно. Есть там сведения и о том, что родила она сына в Риге раньше положенного срока и долго потом лежала с ним в больнице.

Завершая командировку в Латгалию, корреспондент Телеграфа встретился со школьным товарищем героя репортажей латвийских и зарубежных СМИ. С тем самым, который сказал одной из даугавпилсских газет, что его друг частенько вызволял маму (приемную) из питейных заведений города. Так вот Телеграфу он заявил, что ошибся — это был другой мальчик и другая мама.

Продолжение даугавпилсской мелодрамы следует.

http://www.novonews.lv/news/2008/04/07/lat_gazety/036055.html