Завещание Штирлица

Кому досталось наследство КГБ?

Комитет госбезопасности ЛССР был богатой организацией, которая не жалела денег на техническое оснащение, закупку самого современного оружия и оборудования, использовала в своей повседневной работе последние достижения советской и западной науки. Все это дорогостоящее хозяйство, как выяснилось, впоследствии было растаскано по разным организациям, а многое вообще пропало. Но главное, что спросить за это сегодня не с кого. Новая власть неплохо усвоила уроки старой: нет организации — нет проблемы.

Продолжение. Начало в N№ 230, 232, 235, 237, 240, 242, 245

Упущенные возможности

“В тот момент в обществе господствовала мысль, что КГБ — символ зла и что все неприятности советского строя исходят именно от него, — вспоминает тогдашний уполномоченный Совмина Айвар Боровков. — Поэтому установка политиков заключалась в одном: все, что находится на балансе латвийского КГБ, должно перейти Латвийскому государству”. Однако именно в этом заключались основные расхождения во взглядах политиков и Айвара Боровкова. По мнению последнего, имущество комитета годилось только для того, чтобы обменять его на что-то более ценное. Он позволял себе откровенно называть его хламом, не представляющим исторической ценности.
“По поводу добра КГБ шли бесконечные споры и дрязги с российской стороной, — рассказывает Боровков. — Например, спорили из-за автопарка. На тот момент он еще представлял собой какую-то ценность. Все-таки он состоял из 150, хоть и российских, но нестарых автомобилей, а тогда и “Москвич” еще считали машиной".
Боровков придерживался того мнения, что все это надо отдать России и можно даже еще “150 машин докупить в придачу”, но взамен потребовать то, что действительно представляет огромнейшую историческую ценность — архивы. "Увы, по разным политическим, субъективным и объективным причинам этого не произошло, — говорит Боровков. — Не хватало политической сноровки вести с этим ведомством переговоры и “торговаться”, идти на уступки, хитрости. Все это тогда было крайне непопулярно. В Верховном Совете был один-единственный человек, который занимался этим вопросом всерьез и понимал до конца суть моих предложений, — Петерис Симсонс. А остальные были заняты массой других дел, и высказывания по поводу КГБ в лучшем случае были некой лакмусовой бумажкой на лояльность".
Конечно, сегодня легко давать оценки с позиций 15-летней давности. Но надо признать, что Айвар Боровков никого конкретно не хочет осуждать и критиковать. Более того, во время разговора с Телеграфом он неоднократно подчеркивал, что не имеет на это морального права, так как на тот момент “ни у кого не было необходимого опыта”. А теперь, полтора десятка лет спустя, легко рассуждать на тему “если бы да кабы”. “Уникальная историческая возможность была упущена, и что уж теперь об этом рассуждать. Нет в этом смысла”, — считает Боровков.
Однако бывшие сотрудники комитета не согласны с тем, что их имущество представляло собой “барахло”. “Вполне может быть, что при передаче собственности что-то и ушло на сторону, — допускает бывший глава рижского отделения КГБ ЛССР Юрис Абельтиньш. — Но хозяйство было очень большое. Транспорта много, легкового, грузового, причем машины оснащенные, в идеальном состоянии. Масса имущества, запчастей. Большие запасы боеприпасов. Их мы сдали местной армии. Не знаю, куда это пошло дальше — в полицию или вооруженные силы. Каждый начальник подразделения комитета отвечал за то, чтобы личный состав все сдал. Нельзя было не сдать, ведь у нас — идеальный учет и контроль. А уж куда все потом делось — я не знаю. В то время создавалось Земессардзе. И у каждого из них был дома автомат и боеприпасы. Откуда же они их взяли? Потом, когда они начали сильно безобразничать, все вооружение у них изъяли”.

Потерянные кадры

Хозяйского отношения к имуществу комитета не проявил тогда никто. Также бездарно были потеряны высококвалифицированные кадры, которые работали в технической службе комитета. "Я настаивал на том, чтобы сохранить хотя бы технические средства КГБ, — вспоминает глава МВД Алоиз Вазнис. — Но тогда все считали себя большими демократами и громко говорили: ничего от КГБ нам не нужно, мол, это наследство попахивает кровью. Хотя преступники были и в СССР, есть и в независимой Латвии — с ними разговор особый, зачем же всех под одну гребенку грести? Я предлагал сохранить и технический персонал комитета. У меня с ними были беседы, и технари как профессионалы своего дела сказали мне, что им все равно, кого прослушивать. Они делают свое дело и при этом очень профессионально. Но не по-хозяйски тогда относились к наследству КГБ. А центр “прослушки” по тем временам стоил десятки миллионов рублей".
С Алоизом Вазнисом согласен и Айвар Боровков: “Государство неразумно обошлось со специалистами высочайшего уровня — бывшими сотрудниками органов, имевшими хорошее образование и бесценный опыт работы”.
И все же Вазнис, будучи тогда министром внутренних дел, смог сделать хоть что-то: он параллельно создал структуру, в которой задействовал бывших сотрудников КГБ, — Информационное бюро по борьбе с организованной преступностью. "Несомненно, что в
последние годы работы комитета это направление стало серьезной специализацией местных органов госбезопасности, поскольку уже тогда “обычные” функции КГБ на территории ЛССР выполняли другие спецслужбы СССР", — считает Боровков.
Чем дальше шла ликвидация комитета, тем больше уполномоченный Совмина сомневался в перспективности своей работы. Он признался, что все больше убеждался в том, что “на бумаге одно, а на самом деле происходит совершенно другое”. В конце концов Боровков откровенно сказал Ивару Годманису, что не хочет быть связанным с созданием сильнейшего инструмента в руках непредсказуемых политиков, не имея никаких гарантий, что они “всегда будут верны стране и букве закона”. На этом его работа с имуществом комитета завершилась. Однако наследство продолжали активно делить и без правительственного спецуполномоченного.

Вертушка без присмотра

Одним из самых дорогостоящих объектов КГБ ЛССР был Центр правительственной связи, который располагался на Кр.Валдемара, 110. Он и сегодня существует на том же месте, также имеет статус секретного объекта и осуществляет те же функции: обеспечивает телефонную и электронную связь нынешнего правительства. Процесс передачи этого объекта также хранит в себе много “белых пятен”.
26 сентября 1991 года под председательством министра по делам правительства Карлиса Лициса состоялось заседание рабочей группы по перенятию Центра спецсвязи. До этого, 13 сентября, глава КГБ ЛССР Эдмунд Йохансонс и министр связи Петерис Видениекс заключили соглашение, по которому каналы междугородней связи должны были оставаться за Прибалтийским военным округом и особой военной частью КГБ СССР.
В ходе заседания рабочей группы выяснилось, чем же занимались связисты КГБ в здании на Кр.Валдемара, 110. Оказывается, специалисты комитета осуществляли междугороднюю правительственную связь, которую использовали 86 абонентов. В случае необходимости количество абонентов увеличивалось до 200. Также в качестве резервной связи между Ригой и Москвой существовал коротковолновый канал. В центре работал особо секретный узел связи, который напрямую связывал глав Совмина, Верховного Совета Латвии с высшим руководством СССР. Более того, имелась аппаратура, которая обеспечивала радиотелефонную связь с мобильными объектами, которую могли использовать до
40 абонентов, в том числе существовало 7 “закрытых” линий. Но и это еще не все. Центр контролировал межреспубликанскую шифрованную связь — до 300 абонентов, и шифрованную телеграфную связь. Совет министров ЛССР также использовал собственную четырехзначную АТС — ПАТС, для 300 абонентов.
Центр обслуживал систему радиосвязи в ультракоротком диапазоне, которую использовали при сопровождении высокопоставленных персон. Кроме прочего, он обеспечивал работу секретного автоматического телефонного центра в здании комитета на Стабу — всего на 1024 номера, для внутренней связи.
После изучения столь богатого объекта и его возможностей рабочая группа и сам министр Лицис пришли к выводу, что вышеперечисленное имущество может пригодиться и Латвии. В связи с этим комиссии Петериса Симсонса было поручено начать переговоры с руководством КГБ СССР о передаче Центра спецсвязи под юрисдикцию независимой Латвии. Был даже составлен план перенятия систем спецсвязи. К примеру, планировалось передать латвийским специалистам кабельные сети КГБ в Риге за 2 месяца, на это просили выделить 20 тыс. рублей, сети в Юрмале — за месяц и за 5 тыс. рублей. На перенятие междугородней союзной ВЧ-связи планировали месяц и 5 тыс. рублей, на установление контроля над объектами дальней связи на ул. Дзирнаву, 16, 37 и 105 — месяц и тысячу рублей. Наиболее затратной считалась передача республиканских узлов спецсвязи, которые располагались в военных комиссариатах и отделениях КГБ по всей Латвии — на это предполагалось потратить 26 тыс. рублей.
Но здесь произошло нечто непредвиденное. По до сих пор невыясненным причинам рабочая группа свою деятельность неожиданно свернула. Как выяснила парламентская следственная комиссия в феврале 1992-го, комитет вывез в Россию большую часть аппаратуры связи и шифровальную технику. Разрешение на это 30 января 1992 года выдал уполномоченный правительства Айвар Боровков. Правда, при этом неясно, от кого поступил запрос на эту технику: от союзного МВД, Минобороны или спецслужб. Интересно и то, что в Латвии никто за эту аппаратуру и не поборолся. В архивах, хранящих сведения по передаче имущества КГБ, Телеграфу не удалось найти ни одной заявки от латвийской стороны на вывезенную технику. Получается, что никому ничего не было нужно…
Тем не менее центр и после его опустошения продолжал свою работу. При том, что там уже закрепилась новая власть, он обеспечивал связь командующему Прибалтийского военного округа, командующему Погранохраны, руководству ПВО.

Кабель- “долгожитель”

Предположим, власти независимой Латвии посчитали для себя ненужной дорогостоящую технику, обеспечивающую связь с Москвой, а также советские шифровальные машины. Они могли показаться им “идеологически вредными” или бесполезными. Но тогда почему рабочая группа единогласно высказалась за сохранение имущества Центра правительственной связи? И почему позже пришлось “с нуля” создавать собственный Центр связи, получивший название Государственное агентство VITA? Ответы на эти вопросы придется дать уже историкам.
Любопытно письмо министра связи Видениекса от 23 сентября 1991 года. В нем он предложил три варианта решения судьбы центра. Первый: комплекс правительственной связи переходит в подчинение Верховного совета или Совмина Латвии. Подобный вариант прошел в Литве. Второй подразумевал передачу центра в ведение МВД для создания на его базе системы “закрытой” телефонной связи. И, наконец, третий предполагал, что комплекс отойдет Министерству связи как самостоятельное предприятие. По поводу последнего варианта министр спрашивает, не может ли правительство выделить 2,5 млн. рублей на финансирование центра. Однако в 1991 году Совмину это показалось слишком тяжкой обузой для хлипкого бюджета молодой республики, и он отказался. И только в 1993-м нашлись деньги на создание Госагентства VITA.
Интересная деталь: несмотря на вывезенную в Россию технику спецсвязь с Москвой у наших правительственных структур сохранялась до… 1999 года. Ее с удивлением для себя обнаружил тогдашний министр внутренних дел Марек Сеглиньш, когда неожиданно получил прямую шифрограмму из Москвы. После этого, говорят, кабель “перерубили”…
Продолжение сериала — во вторник, 28 декабря

Интересная деталь: несмотря на вывезенную в Россию технику, спецсвязь с Москвой у наших правительственных структур сохранялась до… 1999 года. Ее с удивлением для себя обнаружил тогдашний министр внутренних дел Марек Сеглиньш, когда неожиданно получил прямую шифрограмму из Москвы. После этого, говорят, кабель “перерубили”…

23.12.2004 , 10:36

Сюзанна ГНЕДОВСКАЯ, Александр ВИДЯКИН


Темы: ,
Написать комментарий