Один из вас

Поставил у нас этот спектакль известный питерский режиссер Геннадий Тростянецкий, фактически написав пьесу на основе фактов, изложенных в очерках Давида Зильбермана, а также архивных материалов и новых данных, полученных в результате исследования, проведенного Тростянецким совместно с сотрудником Музея театра Яниной Бранце. А названо сие “расследование” символически — “Один из вас”.

Сопротивление материала
Театр работал над постановкой долго, назначенную на открытие сезона премьеру пришлось перенести почти на месяц. А после нее появилось такое ощущение, что режиссер только-только начал нащупывать сверхидею и систему организации фактологического материала. Что работа предстоит еще немалая. И когда она будет, наконец, завершена, получится захватывающий, яркий, пронзительный и цельный спектакль не столько о самом Липке, сколько о взаимоотношениях человека, личности — с государством, властью, диктатурой. О человеческом достоинстве и о звере, сидящем в нас.
Сценограф Ивар Новикс нашел прекрасное образное решение спектакля, поместив действие в коробку оголенной черной сцены, на которой временами высвечиваются то дощатые стенки телячьих вагонов или бараков гетто, то борта грузовика, а по колосникам, лязгая коваными сапогами, расхаживают “хозяева жизни” .
Геннадий Тростянецкий в этой работе и похож и не похож на самого себя.
Есть здесь характерное для него тяготение к стихии площадного театра, к трагикомедии, гротеску, притчевости. В спектакле на такую трагическую тему много юмора и музыки, которые помогают зрителю все это пережить. Но иногда эти характерные режиссерские образы и приемы кажутся не совсем уместными. Конкретные эпизоды из воспоминаний разыгрываются порой слишком подробно, и тогда получаются затянутые мизансцены…

Документальная притча?
Автор спектакля пытается выйти на обобщения, создать своего рода документальную притчу. Начинается с того, что Яков Рафальсон от имени театра напрямую обращается в зал и объясняет, что же мы сейчас увидим. Первая “картинка” — иллюстрация к богатой истории Латвии, которая была то под шведами, то под немцами, то под русскими. Выплывают из-под сцены два гротескных гиганта-диктатора, Гитлер и Сталин (Игорь Чернявский и Михаил Боровков), именно между ними оказалась маленькая страна, “которую можно накрыть ладошкой”. От притчи здесь и белый мальчик-спаситель с ангельскими крыльями за спиной. И то, что от имени Жаниса Липке действует то один, то другой, то третий участник спектакля (“один из вас”). Словно единый образ рассыпается на осколки, из которых должен сложиться образ эпического героя, всегда отстаивающего Правду. Он ничего не боится и совершает невозможное изо дня в день. Есть в спектакле и моменты, когда исполняющие роли и немцев и латышей студенты Академии культуры рассказывают залу истории своих родных, прошедших через 1905, 1914, 1940-е годы, и называют свои подлинные имена. И это впечатляет.
Но когда гротескно и в духе легендарных агитбригад разыгрываются поэтапные эпизоды латвийской истории… Когда враг (нацисты и латыши из команды Арайса) — карикатурно глуп, комичен, а потому не столько страшен, сколько жалок… Когда спасаемые и спасающиеся евреи — тоже жалки и комичны, и только в собственном воображении защищают свое человеческие достоинство… Когда почти непрерывно звучат веселенькие немецкие, латышские и русские шлягеры, призванные создать атмосферу и контрапунктом выявить глубинную трагичность происходящего… Прием понятен, но со временем он заставляет чувствовать какую-то неловкость и думать — не перебор ли тут?
А потрясают больше сцены, вроде той, где жена Жаниса Липке, Иоханна (Инара Слуцка), ласково, как собственного мужа или ребенка, молча обмывает и укладывает в чистую постель обессилевшего Псавку (Дмитрий Палеес), бежавшего из-под расстрела.

Прямая речь

• Маргер ВЕСТЕРМАНИС, руководитель Музея и центра документации “Евреи Латвии”:
  — Руководство Еврейской общины и режиссер Геннадий Тростянецкий долго думали, надо ли в театре показывать историю, которая начинается желтыми звездами и кончается расстрелами евреев в Румбуле. Материалы были взяты в нашем музее, и второй акт спектакля — это по существу рассказы спасенных, уникальные воспоминания, которые собирал в 1960-х годах энтузиаст Давид Зильберман. Мое отношение к спектаклю, конечно, очень субъективно. Но как бы там ни было, хорошо, что эта тема, которая, мягко выражаясь, непопулярна в обществе, поднимается сегодня. 
  


• Виктор ЯНСОНС, режиссер, сценограф:
  — Я один из тех, кто сейчас строит музей Жаниса Липке на его собственной земле. Я работаю как исследователь Липке и создатель художественной концепции музея. Что касается спектакля, он поставлен современно, интересно, авторам удалось создать ощущение происходящего. Не самого события и действенного ряда, и не ужаса, который тоже можно было “построить” на сцене, но они ушли от этого. И еще мне очень близка толерантность в отношении к людям всех национальностей, о которых идет речь в постановке. Правда, в спектакле от меня немного ускользал сам Липке. Когда я изучал его жизнь, он представлялся мне более объемно, совершенно невероятной личностью, с бурной романтической жизнью. 
  


• Аугуст СУКУТС, режиссер-кинодокументалист, президент кинофорума “Арсенал”:
  — Я тронут спектаклем, даже расплакался в некоторых местах. Меня трогают какие-то вещи, которые просты и понятны всем. Спасти жизнь человека — это мы нечасто видим. И я примериваю на себя в данной ситуации: сделал бы я так? Я же не могу сказать — да, я бы сделал, я бы спас 50 человек, нет 30, нет одного… Никто из присутствовавших в зале зрителей не мог бы этого твердо сказать. Но такие вещи подстегивают. Не дают забывать о том, что человек слаб и надо спасти его. Вот что, мне кажется, главное.