Глядя по телевизору на эту хрупкую женщину, лично я испытываю противоречивые чувства: с одной стороны, работа у нее интересная и даже опасная, с другой — бесполезная. Как борьба Дон Кихота с ветряными мельницами. Сколько ни разоблачай казнокрадов, ничего не меняется, никого не судят, не освобождают от уютных должностей, и даже, кажется, наоборот — они размножаются в геометрической прогрессии.
— Я только потому и делаю эту работу, что вижу в ней смысл, и большой! — эмоционально, но доброжелательно откликается Ингуна Судраба. — Самая главная задача нашего ведомства — предоставлять налогоплательщикам информацию о том, как расходуются их налоги, получают ли они причитающиеся им услуги и в должном ли качестве, соблюдаются ли при этом законы. А дальше уже само общество при помощи полученных знаний должно менять ситуацию, но пока главными ценностями у нас остаются деньги и власть, дело идет медленно.
— Вас это не раздражает?
— Без нашей работы многие люди получали бы еще меньше положенных им услуг и с еще худшим качеством, ведь у тех же инвалидов или пенсионеров гораздо меньше возможностей добиться правоты, чем у Госконтроля. При помощи мелочей мы потихоньку меняем систему. Например, 2 года назад выявили, что минблаг регулярно выплачивает деньги пострадавшим в дорожно–транспортных происшествиях не по своей вине людям из госказны, хотя платить должны страховые фирмы. Долга накопилось 2 миллиона латов и, если б не ревизия, деньги б не вернулись в казну, а порочная практика продолжалась бы на благо страховщикам. Хотя в развитых странах контролирующие органы в первую очередь изучают работу госучреждений на предмет более эффективного использования налогов и очень редко сталкиваются с незаконными расходами, это наша специфика. Там для чиновника соблюдение закона — святое дело.
— Так ведь их чиновников стимулируют хорошими тюремными сроками, у нас же одни слова.
— За те 5 лет, что я здесь работаю, мы отдали в прокуратуру результаты более 90 ревизий, где констатированы нарушения. Информацию о каждом передаем в прокуратуру, она ведет расследование, а мы за ним наблюдаем. Для этого создали отдельную базу данных, регулярно шлем запросы, интересуемся ходом дела, держим его на контроле жестко, чтоб оно не запылилось где–то на полке. Но, конечно, мы не можем ревизиями охватить все нарушения. Важно менять мышление всего госаппарата, каждый чиновник должен знать, что он работает не на процесс, а на конкретный результат: принести государству как можно больше пользы. Тогда и ответственность конкретизируется. Наши люди во многом инертны в своих требованиях к государству, потому что боятся высунуться. Думают, если что, за каждым можно найти какой–то грех.
— Еще и не верят в эффективность расследований, авторитет прокуратуры крайне низок, работа ее политизирована.
— Не берусь поддерживать это мнение, потому что вижу плоды нашей совместной работы. Просто профессиональные навыки расследования таких преступлений, как коррупция, появляются с годами. Тем более что прокуроры тоже лишний раз не хотят высовываться, находятся под давлением страха остаться без работы…
— А как на вас пытаются давить?
— Меня избирал сейм, так что сверху давить некому. Такого, чтоб кто–то звонил, угрожал, тоже не было. Случаются публичные обвинения в непрофессионализме или некомпетентности, но я слежу за тем, чтобы за каждым словом каждого нашего сотрудника стояли обоснованные выводы. Мы можем обнародовать только ту информацию, которая подкреплена доказательствами, а не голые предположения. У нас же в госсреде много людей, которые привыкли годами использовать ее в личных интересах, цинизм достигает такого уровня, что они уже ни на что не реагируют, считая себя богами. Но они ведь не упали на свои должности с неба, и силой эту линию не изменить, только переоценка внутри каждого из нас изменит окружающий мир, но это займет долгое время.
— Есть ли оно у нас, это время, если не миллионы — миллиарды уже уходят неведомо куда? Вы как оцениваете расходование европейской помощи?
— Я не понимаю, как эти деньги можно расходовать по плану, утвержденному в Латвии еще в 2007 году, когда за это время ситуация в стране кардинально изменилась. Тогда ВВП рос, безработица была низкой, другими были и приоритеты, но в правительстве нет понимания того, это устаревшая картина. И деньги в соответствии с тем планом упорно выделяют, например, на медсестер, которых теперь массово увольняют, или на Полицейскую академию, которую решено ликвидировать. А ведь европейские средства — это сегодня единственный ресурс, который может наладить кровообращение нашей экономики.
— Как вы для себя отвечаете на вопрос, почему правительства одно за другим не понимают очевидных вещей и допускают ошибки, фатальные для будущего страны?
— Тому целый комплекс причин — это и уровень профессионализма, и понимание собственной ответственности, и дело совести, в конце концов. Есть же разница — стараются люди изо всех сил ради интересов страны или для своей партии, своих спонсоров.
— Какое нарушение на вас лично произвело самое яркое впечатление?
— Одно из таких — Южный мост. Не понимаю, как можно продуманно создавать схему зарабатывания миллионов за счет государства — принимать решение строить мост без достаточных технико–экономических обоснований проекта, без анализа, что это будет за объект и зачем он нужен. Проект ради реализации единственного интереса — получения денег в огромных масштабах.
Еще впечатляют те хитрости, которые изобретают работники министерств ради того, чтоб получить лишнее за казенный счет. В законах прописано, что можно делать для поощрения сотрудников и чего делать нельзя, но стараются находить обтекаемые формулировки, чтоб обойти запреты, а это же все видно по документам
— А вот если у прокуратуры не хватает мотивации вести какое–то расследование…
— Я очень хорошо вижу по документам, когда пытаются необоснованно отклонить дело, либо затянуть расследование. Тогда делаем свой анализ, дополняем информацию, подаем жалобу. Так же и по Южному мосту — помогаем следствию чем можем, и, я очень надеюсь, результаты будут. Я вовсе не кровожадна и не испытываю личной неприязни к нарушителям. Наоборот, я переживаю за них, и мне нелегко рассказывать об их преступлениях всему миру, но ведь не я же виновата в том, что они проворовались. Мне как жителю этой страны нелегко видеть, с каким цинизмом некоторые наживаются на нас всех. Ведь они воруют наши, налогоплательщиков, деньги — ваши, мои…
— Все ли вы рассказываете из того, что знаете о высших эшелонах?
— Абсолютно. Это золотой закон, недопустимо сортировать факты, какие из них можно предавать гласности, какие — нет. Разумеется, кроме тех, которые запрещено оглашать законом.
— Бывает, вы знаете, что нарушения есть, но не можете их доказать?
— Такое чаще всего случается с закупками. Смотришь: формально все вроде бы сделано по закону, но по большому счету — по неразумной цене куплена вещь или услуга и не нужна она для выполнения госфункций. Это бывает нелегко доказать.
— Сокращение пенсий на 10 процентов, по–вашему, является нарушением?
— Мы этот вопрос не изучали, иначе нужно было бы проверять все решения правительства, связанные с выработкой бюджета. Но как рядовой житель я считаю самым важным для власти доходчиво разъяснять народу, зачем и почему они принимают те или иные решения, какой в них смысл. Тогда люди знают, ради чего терпеть и когда это кончится, и сами успешнее находят выход.
— Вы как рядовой житель понимаете, куда идет государство?
— Нет, я не понимаю. Упускаются элементарные возможности. Конечно, правительство не может в одночасье открыть тысячи рабочих мест, но оно может, например, создать благоприятные условия для открытия малого, семейного бизнеса, чтоб люди сами могли себя прокормить. Экономика начнет развиваться, страна почувствует стабильность, народ — защищенность. Но попробуй сегодня открыть свое дело! А ведь можно посадить оплаченного государством консультанта, который оформит человеку все необходимое, чтоб послезавтра он открыл свою фирму и начал сам зарабатывать себе на жизнь.
— Какой была наиболее резкая реакция на вашу работу?
— Пожалуй, публичное обвинение г–на Шлесерса в бытность его министром транспорта и сообщения в том, что я использую свою должность в корыстных целях. Меня это оскорбило, и я подала на него в суд. Первая инстанция заявление отклонила, посчитав высказывание личным мнением, но во второй инстанции мой обидчик был признан неправым.
— В атмосфере всеобщего хаоса что вам помогает сосредоточиться?
— Желание привести в порядок свою страну. Я хочу гордиться ею, а пока приходится краснеть, слушая впечатления о нас за границей. Я должна пытаться это менять всеми возможными способами. И потом, со школы я научилась делать свою работу добросовестно, чтоб у моих родителей не было повода расстраиваться за меня. Это до сих пор во мне осталось. Так что я стараюсь не ради похвалы, не ради оценки, а ради совести.
— Каким образом удается забывать о работе?
— Я очень люблю классическую музыку, стараюсь ходить на концерты, как раз недавно была на концерте русских романсов, водила друзей из Москвы на бразильский квартет. Второе — это вышивка. Вышиваю гобелены, причем делаю это постоянно (в кабинете, кстати, висит в рамочке большая картина, как оказалось — искусно вышитый рукой хозяйки гобелен. — Прим. авт.). Нельзя жить только работой, а музыка и рукоделие погружают меня совсем в другие миры.
Автор: Елена Слюсарева