“Никаких особых торжеств в честь совершеннолетия не будет, — говорит командир Юрис Зейбартс. — День рождения проведем на “передовой”. В Нитаурской волости как раз проходят учения Raunas akacis. Надо же приучать молодежь к армейской выправке! Кстати, с июля нашим бойцам не платят ни копейки — кризис… Служим на голом энтузиазме".
“Генерал, только время оценит вас…”
…Командир крепко пожал мою руку. Так крепко, что мне показалось — сейчас закроется дверь и меня переведут на осадное положение. Подвергать сомнению заслуги Земессардзе перед отечеством — все равно что убеждать офицера сдаться. Особенно, когда офицер уверен, что суверенная ЛР делалась вот этими натруженными руками ополченцев.
Как только я переходила черту “дозволенных” вопросов, на меня из–за стола смотрел солдат: тон приобретал угрожающий оттенок, кулаки сжимались… На святое покушаетесь, читалось в его глазах: “Пресса и так себе много позволяет, называя латвийскую армию игрушечной”. Я отступала, и тут же мой собеседник принимал вид интеллигента в пятом поколении, долго и витиевато изъясняясь о патриотизме и воспитании чувств… Страны моей березовый ситец, зазвучали прямо–таки есенинские нотки.
Разговор близился к концу, а ключ к его закамуфлированному сердцу так и не был найден. "Спасибо, вам за службу. За то, что делали нашу жизнь спокойнее, безмятежнее, что ли… — так, для приличия, выпалила я…
На секунду взгляд командира потеплел, лицо озарила признательная улыбка.
“А ведь этот человек действительно верит в свое дело, — мелькнула мысль. — Ему не безразлично, куда мы маршируем все эти 18 лет. Он–то знает, куда… Но будет молчать, прикрываясь уставом. Потому что командир находится по ту сторону баррикад, а я — по эту…”
Перемены к лучшему?
— Чтобы развеять напрасные слухи, — начал Зейбартс, — ополченцы сегодня — это уже не те отвязные ребята в форме начала 90–х, чьими руками можно было поколотить мужа–выпивоху или приструнить должника, отказывающегося платить по счетам.
— Помним–помним, — кивала я, — максимум свободы и минимум ответственности.
В свое время частный дом моего приятеля земессарги брали штурмом. Оправданием сему вандализму служила анонимка, в которой говорилось о якобы незаконном хранении оружия. Сами же гвардейцы с удовольствием козыряли своими АК. И вопрос, озвученный героем фильма Балабанова — в чем сила, брат? — отпадал сам собой.
Кстати, некоторые “земесы” и по сей день прячут пистолет “под подушкой”. Но, как уверяет “главнокомандующий”, делается это в рамках регламента: “Просто так резервиста вооружать не станут, к тому же на дому должен быть оборудован специальный сейф. Откроет беспричинно стрельбу — ответит перед законом”. А ввиду того, что в Латвии военный трибунал отсутствует, судить его будут по всей строгости “гражданки”.
По словам Зейбартса, в последние годы его подопечные редко появляются в людных местах, все больше “промышляя” на полигонах, где их учат стрелять, перевязывать раненых, оттачивать тактику боя. Исчезнув из поля зрения общественности, Zemessardze тем не менее успешно развивается: приняты 600 новых бойцов, годом ранее — тысяча… В основном молодняк, до 30 лет, 80% — с высшим и средним образованием. Общее число “запасных” защитников родины перевалило за 10 тысяч человек, штатных сотрудников почти 600.
Хождения в народ
— Ваша миссия столь же… “многогранна”, как раньше? — спрашиваю.
Суть осталась прежней, но теперь наши интересы распространяются до натовских рубежей. Из неокрепших добровольцев мы выросли в полноценное военизированное подразделение, ничем не хуже подобных организаций Скандинавии или Восточной Европы, — и добавил с заметной долей гордости: — Равнение держим на национальную гвардию США!
Памятуя о том, что в Земессардзе принимали всех без разбора, недоверчиво смотрю на командира:
— Полноценное, говорите? Контрактники, случается, кросс пробежать не могут. Недавно у солдата с выслугой лет обнаружили порок сердца. Когда военнослужащий на виду, такие казусы вскрываются быстрее. А с резервистами как: ну вывезут на стрельбище пару раз в год, ну погоняют кружок. Какой там уровень подготовки?! Вкупе с оружием вообще может гремучая смесь получиться…
— Заблуждаетесь, — отвечает Зейбардс, — ко всем предъявляются одинаковые требования. При отборе учитывается состояние здоровья, отношение к спиртному и наркотикам, а также имел ли кандидат проблемы с законом. Но первейшее правило — моральная устойчивость.
— Так это же меняет дело! — восклицаю я. — 10 000 хорошо натасканных, выносливых и, главное, адекватных бойцов. Мощный ресурс. Вот и министр обороны Линда Мурниеце на этот ресурс глаз положила. Говорит, с помощью него следует усилить отряды полиции, что, с учетом повального сокращения стражей порядка, весьма здравая мысль.
Впрочем, командиру она пришлась не по вкусу:
— Не думаю, что в нашей поддержке есть та же потребность, что и в 91–93 годах. Банды на улицах не орудуют, рэкетиров не видно…
— Так–то оно так, но… — в голове закрутилась песня Наутилуса “Прогулка в парке без дога может стоить тебе слишком дорого” — статистика говорит об обратном. За шесть месяцев текущего года на 40% увеличилось число мелких краж и так называемого присвоения чужого имущества. Что там велосипед, собаку без присмотра не оставить. Согласитесь, если по городским садам и скверам будут прогуливаться дружинники, особенно в вечернее время, всем станет куда спокойнее…
— Мы обучены как простые военные, — не сдавался Зейбартс. — На повышение квалификации требуются дополнительные средства, а вы и без меня знаете, как оскудела госказна. Наших знаний хватает на поиски пропавшего в лесу человека. На составление административного протокола — вряд ли. Для того чтобы поставить нарушителя на место, нужно быть юридически, а не физически подкованным. Не раз уже обжигался о разного рода “нюансы”, когда моих людей обвиняли в несоблюдении той или иной процессуальной нормы. На чьей стороне оказывалась правда? — того, кто плавает в законах как рыба в воде!
Подумав с минуту, он добавил, что, несмотря на эконом–режим, правоохранительные структуры вполне себе дееспособны. Слегка обескровлены — что есть, то есть. Но использовать земессаргов в качестве доноров — до этого пока не дошло.
Показываю устав, где среди прочих приоритетов прописано “скоординированное взаимодействие с госполицией и пограничниками”. Еще одна обязанность — охрана государственно значимых объектов.
— На усмирение народного бунта 13 января были вызваны все: полиция в форме и в штатском, муниципалы, военная полиция, личная охрана президента. Даже первый пехотный батальон отсиживался в парламентской столовой. А ваших на Домской площади не было. Почему? — интересуюсь.
— Опять же вопрос подготовки, — разводит руками Зейбартс. — Стоять по стойке “смирно” — это одно, а контролировать толпу — это совсем другое…
Воюем потихоньку?
— Как–то нескладно получается, — перехожу я в атаку. — В Америке, чей военный уклад и форму откровенно копирует наше минобороны, умеют подстраиваться под обстоятельства. На борьбу с иммигрантами–нелегалами бросают кого — роту Национальной гвардии. И на ликвидацию последствий наводнения, и в Ирак на строительство дорог и школ. А мы: тут не готовы, там денег нет. Между тем даже после бюджетной утряски ни один штатный офицер Земессардзе не был уволен…
— Как вы не понимаете?! — не выдержал Зейбартс. — Внутренняя безопасность — это второстепенная задача. В первую очередь — защита внешних границ государства.
Тут я чуть со стула не упала:
— Неужто нам кто–то угрожает? Готовимся к войне?
В воздухе повисла пауза.
— Когда Латвия отказалась от обязательной военной повинности, получилось то, что получилось… Ополченцы стали своего рода заменителем действующей армии. Мобильным резервом, — объяснил командир. — 10 000 солдат и почти бесплатно (с 1 июля им отменили доплаты за участие в учениях, составлявшие до 16 латов за день). Подготовить минометчика, артиллериста в “выходном” режиме, без отрыва от его основного места работы, — значительно дешевле, чем расширять ряды НВС.
Как оказалось, формирование имеет несколько специализированных батальонов: противовоздушный, артиллерийский, защиты от средств массового поражения. Инженерно–технические силы, повествует рекламная страничка в Интернете, тесно сотрудничает с ротой по нейтрализации не взорвавшейся амуниции.
— И что, действительно уничтожаете “тысячи снарядов, мин, авиационных бомб”? — восхищаюсь я.
— Нет, мы лишь наблюдаем, предоставив это дело профессионалам–наемникам. Но, — поспешил добавить Зейбартс, — желающих применить свои навыки на практике посылаем в миссии — Косово, Афганистан…
— Значит, отбираете солдатский хлеб, — играю я на грани фола, — то–то рядовые жалуются, что им приходится “топтаться” на базе, по пяти раз на год проходя один и тот же курс. Международные учения армии не по карману, а у вас они проходят с завидной регулярностью…
— Zemessardze тоже переживает кризис, — процедил сквозь зубы полковник. — Отказались от запланированных маневров с Мичиганом и Эстонией… К тому же, когда речь идет о спасении человеческих жизней — а мы постоянно участвуем в поисках пропавших людей, ликвидации аварий и тушении пожаров, — торг, что называется, неуместен.
Было видно: командиру есть что рассказать. И о том, как в прошлом году Студенческий батальон с утра до ночи под проливным дождем таскал мешки с песком, чтобы поднять береговую линию Кишэзерса и спасти от затопления ближайший населенный пункт. И о том, как его ребята помогали устранять нефтяное пятно на Даугаве после утечки дизельного топлива с российского предприятия. И о многом другом. Но он смолчал — “Зачем бахвалиться?”, всем своим видом давая понять: не вам судить о наших заслугах… А потом он снова, почти до боли, сжал мою руку: “Прощайте!”
Взгляд изнутри
Андрей — свой человек в НВС, служил в Ираке и, покинув армейские ряды, о многом говорит открыто:
— Земессардзе сдерживали натиск преступности в момент зарождения собственной полиции, таможни и вооруженных сил Латвии. Но их время прошло. Я с трудом представляю, чем вообще они занимаются… Ликвидация природных катастроф в свободное от работы время? — хорошо, однако до сих пор не отрегулирован вопрос компенсации часов, проведенных на задании, за счет работодателя. Закон такую возможность предполагает, а общая нормативная база — нет. Налоговые послабления для фирм, где числятся “земесы”, — только на словах. Использование ополченцев в миссиях тоже вызывает массу вопросов. Это вам не в декрет уйти. Никто не гарантирует вернувшемуся с войны сохранение прежнего места работы.
Вместе с тем у Земессардзе — отличный аппетит. Содержат штаб “дорогостоящих” офицеров, сержантов и капралов в 500 с лишним человек, здания, материально–техническую базу, которая зачастую лучше, чем у регулярной армии.
Чем, как вы думаете, руководствуются новички, записываясь в добровольцы? Пейнтбол стоит дорого, а тут и научат всему, и поиграть в войнушку дадут. Нет, патриотизмом здесь и не пахнет…
Куда важнее, на мой взгляд, популяризировать активный образ жизни и армейскую закалку среди подрастающего поколения. Яунсарги, как когда–то скауты, должны стать сильным молодежным движением: это и здоровая нация, и профилактика вредных привычек. Лагеря, походы, ориентирование, спортивные игры, прыжки с парашютом. В общем, все то, о чем мечтает любой мальчишка. А если после курса молодого бойца он захочет понюхать пороху — пусть идет в НВС. За подготовку такого новобранца я спокоен…