В Прибалтике был «другой» Советский Союз 1

Тему выступления “Проблемы послевоенной (1945–1953) истории Прибалтики” сама Елена Юрьевна предварила характеристикой довоенной ситуации, а участники семинара своими вопросами прошлись по всему советскому и постсоветскому периоду.

У меня тут не хватит пространства, чтобы толково пересказать все содержание чтений. Потому, руководствуясь субъективными предпочтениями, постараюсь дать лишь конспективное, тезисное представление о том, как профессор оценила некоторые периоды и явления истории Латвии.

Позиция историка

“Историк, с моей точки зрения, не имеет права быть за кого–то, — сказала Елена Юрьевна. — Как у человека у меня есть свои пристрастия, но когда начинаешь делать что–то профессионально, надо соблюдать дистанцию”. Для такого горячего сюжета, как советская история Прибалтики, такая позиция, по–моему, могла бы стать плодотворной. Однако “профессиональных контактов между российскими и латвийскими историками мало. Работаем в национальных штаб–квартирах”. (в кавычках везде цитаты из Е. Зубковой).

Г–же Зубковой задавались вопросы, требующие оценки работы латвийских историков. На это она ответила, что не ее правило — критиковать коллег за глаза. Лишь сказала, что латыши в оценке этого периода истории исходят из концепции трех оккупаций (советская, немецкая, опять советская), и что ей такая предварительная расстановка точек над “i” мешает. Поскольку история начинается с вопросов, а не с ответов. По крайней мере профессионалам об оккупации и советизации Прибалтики следовало бы рассуждать не на уровне эмоций, а прежде прочего определиться с дефинициями. “Готовые ответы — они всегда мешают”.

Оккупация

Латвия обозначается как сфера активного интереса СССР где–то с 1935 года (материалы Политбюро). Весной 1939–го Молотов перед дипломатами Франции и Британии артикулирует особый интерес Союза к Прибалтике. В рамках, что называется, коллективной безопасности Европы. Дескать, мы им, прибалтам, даем гарантии безопасности, что подразумевает наше военное пристутствие. Реакция прибалтов, Лондона, Парижа на это — отрицательная. Сталин (1939) на встрече с Иоахимом фон Риббентропом, а потом и с Георгием Димитровым заявляет фактически одно и то же: через пакты найдена форма включения ряда стран в сферу влияния СССР, но намерения изменить строй и экономику этих стран у нас пока что нет. Придет время, они сами это сделают, говорит Сталин.

И вот в мае 1940 года в СССР уже готов план инкорпорации, аннексии Прибалтики. Благодаря историку Михаилу Мельтюхову доказано, что существовали реальные планы Генштаба, предусматривавшие военные действия против Эстонии, а потом против Латвии и Литвы в случае их отказа принять навязанные им условия.

Как квалифицировать действия СССР? По мнению Елены Юрьевны, с 17 июня 1940 года до момента принятия Латвии в СССР имела место оккупация. Оккупация предваряла аннексию Латвии. Аннексия была действием противоправным. “В 1940 году в Прибалтику пришла советская власть, и последствия были хуже, чем любая оккупация. Коммунистический режим хуже любой военной оккупации”, — сказала историк. Но — Сталин не собирался оккупировать Прибалтику. Сталин восстанавливал империю. На что англичане заметили, что красная империя становится розовой.

На вопрос о сотрудничестве властей Прибалтики с СССР Елена Юрьевна ответила, что подтвержденным фактом является то, что в 20–е — 30–е годы будущие балтийские лидеры получали деньги из Москвы. Карлис Улманис их получал для изданий Крестьянского союза. Антанас Сметона — на издание “Таутининкай”. Переворот 17 декабря 1926 года в Литве консультировала Москва. Константин Пятс, будучи депутатом эстонского парламента и юрисконсультом нефтяной кампании, лоббировал советские интересы. Не бесплатно, а за 4000 долларов в год (спикер эстонского парламента получал 2000). Как только он стал президентом, его связь с Советами прекратилась. Историк Судоплатов это оспаривает.

После войны

“1940 год стал не столько решением “балтийского вопроса” (как тогда его представлял себе Сталин), сколько принес с собой новые вопросы и проблемы. Балтийские страны оказались не самой подходящей площадкой для реализации советского проекта. Не случайно конфигурация проекта и методы его воплощения в жизнь неоднократно менялась, а в результате всех усилий Прибалтика оказалась самой несоветской частью СССР. Это был “другой СССР”. Однако в 1940 году такой исход был совсем не очевиден. (…) Характер действий СССР в Прибалтике носил противоправный характер. Сталин в 1940 году создал себе большую головную боль. Прибалтика была проблемным, потом усмиренным, но всегда нелояльным регионом. У советского проекта в Прибалтике не было будущего".

Опыт 1940 года повлиял на курс советизации Прибалтики. До середины 1947 года это была осторожная советизация. Репрессии носили не массовый, а адресный характер. “Лесные братья” были главной проблемой послевоенного периода. Потому коллективизация поначалу проводилась в смягченных формах.

Статистика трибуналов тех лет свидетельствует, что 80% из связанных с лесом людей были крестьяне, 15% интеллигенция, учащиеся, и лишь 8–9% — так называемые кулаки. Из этого следует нестыковочка — власти, оказывается, воюют не столько с вредными элементами, сколько с народом. Советская власть была в городах. А на местах сеяли индивидуально, убирали индивидуально, а числились в колхозах. В 1947 году появляется некая стабилизация по–советски, а перелом наступает в 1949 году. Благодаря массовым депортациям. Депортации 1941 года схожи с депортациями в России 20–х — 30–х годов. Извести социально чуждые элементы. “Бывших”. Репрессии же 1949 года, когда в 70–80% из всех случаев вывозились семьи, имели две основные цели: — подорвать социальную базу повстанческого движения; способствовать коллективизации.

Колонизация

Были ли у СССР планы колонизации Прибалтики? Типа — латышей вывезем, русских ввезем. На этот вопрос профессор Зубкова ответила: "Я не думаю, что были колонизационные проекты. Миграционные потоки возникли не в силу колонизации, а в силу того, что Латвия была включена в экономическую систему СССР. В Литве такой проблемы не было, потому, что там был Снечкус.

В Латвии и Эстонии проблемы возникли в основном из за стихийной миграции". Оргнабор был в ведении Госплана СССР, а Госплан в послевоенные годы держался позиции — ориентироваться на местные ресурсы. Например, с 1944 по 1953 год в Эстонию из за организованной миграции прибыли 23 000 человек, а неорганизованно с 1949 года прибывали по 20 000 год. Пример Литвы показывает, что интенсивность этого потока зависела от местной власти. “Я считаю, что колонизационной политики не было”.

Вина жертвы

Думаю, что ставить вопрос об ответственности самих прибалтийских властей за ситуацию вполне резонно. Правда, карма жертвы, которая в этом вопросе выставлялась определяющей судьбу Латвии, ничуть не оправдывает агрессора.

Как ни крути, карма хищника, пожирающего жертву не ради голода, гораздо хуже, чем карма жертвы. Но также и комплекс жертвы, как сказала Елена Юрьевна, не избавляет ее от ответственности. Например, в известной мере можно считать, что президентские диктатуры в странах Балтии, отсутствие плюрализма подготовили советизацию. Почему не возникла балтийская антанта? Почему не смогли договориться? Почему не было апелляции в Лигу Наций? “Что было бы, если бы Прибалтика в 1940 году выступила не в роли жертвы? Если бы не только желала независимости, но и отстаивала ее? Ситуацию 1940 года это бы не поменяло. Шансов ее изменить не было. Но я говорю о проявлении воли. Это могло изменить отношения после войны. Почему Польша не вошла в состав СССР? Финляндия?” Будь это проявление воли, возможно, Рузвельт Сталину в Ялте так легко не сказал бы, что у него, мол, выборы, Прибалтика его мало интересует. Не могли бы вы там провести какой–нибудь плебисцит?

Спорную, но интересную мысль в этой связи выразил г–н Никифоров из Эстонии. Он сказал, что Маннергейм (Финляндия) и Пятс (Эстония) в оценочном историческом зеркале видели различные картины. Маннергейм видел картину гражданской войны, при которой компромиссы невозможны. Пятс же видел картину освободительной войны от внешнего захватчика, которая допускает компромиссы.

Не думаю, что в 1940 году был возможен компромисс. Был ли у стран Балтии выбор — это скорее не вопрос для заднего ума, а урок на будущее. Для жертвы он может стать причиной постоянного самоедства, он может жертву доконать. А для того, кто не обрек себя на роль жертвы, это источник опыта, воли к самоопределению.

Автор: Виктор Авотиньш