Судьба человека

Вениамина Александровича Русина я не видел двадцать пять лет! И ничего о нем не слышал. В те времена, правда, нам, курсантам, приходилось обращаться не по имени-отчеству, а исключительно как: «Товарищ полковник». Годы летят, нет уж училища — теперь вот оба гражданские. Меня карьера военного, по чести сказать, никогда не прельщала — рядовым быть было неохота, а в генералы сразу, как оказалось, не производят. Замполит, сразу видно: каким был неугомонным, таким остался — есть категория людей, что называется – «военная косточка», которым всегда до всего есть дело.
Узнал его сразу — все такой же, разве что серебра на голове стало больше. «Ты на отца-то похож? — взяв по-отечески за руку, смутил первой же фразой. — Ну, идем, поговорить надо…» Только теперь окончательно дошло, что пришел в гости к людям, имеющим проблемы со зрением. «Я тут на ощупь все знаю. А так лишь силуэты различаю, — продолжая держаться за руку, поведал полковник. — Но не обо мне речь. Очень надо помочь одному товарищу. Горе — мужичок из волости глаз потерял, жена его тут пару дней назад вся заплаканная навещала. Случайно «выпытали»: на дорогу до города восемьдесят пять сантимов у соседей занимала. А им еще за операцию платить! Вот мы и написали письмо в редакцию, может, кто откликнется, возьмется помочь?..»

Унесенные ветром

Где люди чаще всего сближаются? Возможно, в общей палате больницы, когда беда одного до боли понятна всем окружающим. Да и нет, наверное, несправедливее болезни, чем потеря зрения. На все, кажется, согласишься, только б видеть белый свет! Все недуги сразу кажутся не такими тяжкими.
— Ну и как же Вас угораздило, Михал Михалыч? — обращаюсь к пожилому небритому мужичку, нервно теребящему кусок простыни. Остальной народ дружно решил «перекурить» — из деликатности тихо покинул палату.
— У меня с давлением проблемы. Другой раз хожу, а иной — как «стукнеть» по голове… — явным крестьянским говорком с примесью белорусского «прононса», волнуясь, пытается объяснить Михалыч. — А тут из погреба воду надо откачивать, — каждый день двадцать-тридцать ведер черпаем, иначе нельзя — картошку затопит. Валенцы натянул, нагнулся к люку — тут и «стукнуло» меня по башке, упал, а там штырь металлический загнанный — ступеньку крепит. И прямо на него! Лежу, слышу – жарко мне и мокро. Пока силы есть, думаю, надо к корыту — зачерпнул кружку, стал другой рукой глаз промывать, а он в руке! Обратно прилепил, надо, думаю, в больницу пока вся кровь не вышла. Была б рука — перевязал бы, жгут специально для трактористов имеется, так то – глаз, вещь деликатная — не перевяжешь: как его не закрываю, он все кровоточит! В хату зашел, сел на скамеечку, говорю женке: «Беги к соседям — вызывай «скорую»!»
Сейчас, поясняет Михалыч, положение очень даже исправное: голова не гудит — помирал от боли, операцию вот два дня назад сделали, только, вздыхает, «глаз светить уже не будет».
Такая трагическая история. А если со стороны да по совести: почитай, половина страниц, особенно последних — не жизнь, сплошная трагедия. И вроде начиналось все хорошо. В середине семидесятых «вместе с жинкой» переманил их с белорусской земли местный председатель колхоза.
Трактористом Михалыч был отменным — на доске почета всю жизнь портрет висел. Стаж, понятно, никуда не девался — одна страна, от колхоза до колхоза по прямой пятнадцать «км». Так и перебрался с женой, детьми и нехитрым скарбом в соседнюю республику — латвийский колхоз «Страна Советов». Теперь просто местечко Салиене называется.
— Ай, хороший колхоз был! — первый раз за весь разговор оживает Михалыч. — Богато жили! И домик справили, и хозяйство было, и заработок.
— Теперь заслуженный пенсионер? Пенсия-то нормальная?
— Ага. Сорок латов. А жене Оле не хватило стажа латвийского. Несправедливо — всю жизнь в поле. Вдвоем на «енти» деньги живем…
К концу восьмидесятых все начало рушиться. Тогда, в 88-ом, убили сына Михалыча. Семнадцатилетнего паренька — ни за что, так – походя! Стоял мальчишка на остановке, ждал с сумками автобуса — собирался в Литву на экскурсию. Не доехал, в лесу бездыханное тело нашла милиция…
— Дочь еще есть. Взрослая, замужем. Два внучка. У меньшего что-то со слухом, в Даугавпилсе, в специальной школе учится. Живут в Краславском районе. Зять хороший, работящий, тоже тракторист — грех жаловаться. Только некогда в гости ездить — редко видимся.

Соль земли

Час разговариваем с Михалычем. Не могу наслушаться. Не жалуется человек — сожалеет, что все в этой жизни не гладко складывается. Благодарит Бога, что один глаз «еще недурно светит». Один раз поползла предательская слеза из «видящего ока», когда про хозяйство разговорились. Вначале не понял — о бычке речь, оказывается.
— Домик еще справный, на наш век хватит. Конь есть, овечки. Бычок был. В прошлом году, 23 января, какая-то фирма приехала из Прейли, согнали со всех волостных в фургон голов двадцать, бумаги дали, а денег до сих пор никому нету! Бычка два года растить надо! Дали б денежку, можно было б налог за землю заплатить и за операцию как раз поспело. На селе-то работы нет, тады, попробуй, одолжи еще, так долг отдавать надо, теперича придется продавать телочку…
Про таких говорят — соль земли! Руки, не знающие покоя! Знают там, в районной управе, чем народ в глубинке дышит? Неужели им, «последним из могикан», вообще никаких льгот властью не предусмотрено? Не весь, значит, народ на селе спивается. Держатся люди за жизнь, воюют. Как теперь крестьянин Михалыч будет справляться с хозяйством, есть хоть кому дело?..
«Скорая» доставила Михаила Шемеля в больницу через два часа. До автотрассы от усадьбы Лачплеши топать и топать — куда ж еще без глаза. Пока телефон нашли, пока дозвонились, пока «скорая» туда да обратно ехала…
— Травматический разрыв глазного яблока, — сообщает врач-ординатор глазного отделения ЦГБ Жанна Тихоморская. — Фактически на момент поступления — глаза уже не было. Из-за массивного кровотечения даже операцию нельзя было сразу делать. Надо сказать: очень мужественный человек, натерпелся. Но могло быть еще хуже…
- Дорого обойдется лечение?
— Вообще говоря, для селян любая сумма практически неподъемна. Поскольку операция неотложная, его освободят от некоторых пациентских взносов. Самое удивительное знаете что: редкий случай, когда сельский пациент уходит не заплатив! Нет денег: занимают, изыскивают — и в голову не приходит сбегать! Люди просто так воспитаны! Без громких фраз: порядочность на грани выживания достойна уважения и восхищения!

Послесловие

Прощаюсь, выхожу из кабинета. В коридоре с листочком в руке поджидает полковник.
— Слушай, вот тебе список врачей и медсестер. Отрази, пожалуйста. Святые люди — возятся с нами, как с детьми — и ведь к каждому индивидуальный подход. И нежные все, и кипучие — прямо сгустки энергии.
Не перевелись еще на земле добрые люди. Газета поздравляет всех сотрудников глазного отделения с наступившим Новым годом. Здоровья и счастья всем! И Вениамину Александровичу, настоящему полковнику! И всей 22-ой палате, пожалевшей собрата.

ОТ РЕДАКЦИИ. Выяснилось, что в понедельник Михаила Шемеля из больницы выписывают, и обращение за помощью уже не имеет смысла. Газета решила взять расходы за лечение Михал Михалыча на себя. Пусть небольшой это подвиг, пусть — нельзя помочь всем. Но и не откликнуться на беду, если есть возможность, нельзя. Понятно, что не единичными случаями, не отдельными добродетельными поступками должна славиться страна. А, прежде всего, отношением государства к детям и старикам. Дабы укрепить потерявшуюся где-то преемственность поколений. Пока не вывелась она, соль земли…