Прощание с СССР

В ее генеалогическом древе, как и у многих латвийцев, тесно переплетаются русские и латышские корни. К примеру, дед по отцовской линии — латыш, родом из Дундаги, из простой крестьянской семьи. После окончания талсинской гимназии он сумел перебраться в Петербург, получил работу на модном в то время телеграфе, а затем поступил на физико–математическое отделение столичного университета. Женился на русской девушке и в 20–м перевез семью в ЛатвиюŁ

— Все–таки очень большую роль в формировании национального самосознания человека играет школа, — приходит к выводу Татьяна. Примером тому она считает свою семью. — И мать и отец окончили знаменитую Ломоносовскую гимназию, что во многом предопределило наше с братом будущее: нас воспитывали в русском духе и отдали в русскую школу.

Особую роль школы в формировании национальной идентичности подтверждают и исследования, проведенные мною в ходе работы над монографией. Есть примеры, когда русские, окончившие латышскую школу, не потеряли своей русскости. Но это более характерно для интеллигентных семей. Что же касается детей из рабочих или крестьян, то их учеба в латышской школе нередко приводила к потере национальных корней, к началу ассимиляции.

Сила не в количестве, а в единстве

— Что представляли собой русские в довоенной Латвии в смысле политической активности?

— Русские и тогда были крупнейшим национальным меньшинством. Они составляли около 200 тыс., или 10,5%, в населении страны, но по своей активности заметно уступали немцам и евреям. Почему? Около 2/3 русских составляли в массе своей бедные и малограмотные латгальские крестьяне, а интеллигенция в основном сосредоточивалась в Риге.

К тому же ее состав был неоднороден — как жившие здесь еще до Первой мировой войны, так и эмигранты, бежавшие от большевиков и нашедшие приют на латвийской земле. В основном это были профессионалы высшей пробы (профессура, художники, журналисты, артисты), но и им требовалось время, чтобы приспособиться к новым условиям. Да и всем русским требовалось осознание непривычного для них положения национального меньшинства. А статус этот вольно или невольно обязывает самоорганизовываться, ибо практика показывает — чем сплоченнее и организованнее национальное меньшинство, тем больше прав оно имеет.

Однако процесс структуризации русских политических сил шел достаточно медленно. Фактически за годы Первой республики русским не удалось создать сколь либо серьезной политической партии. Ни на одних выборах они не выступали единым списком и ни в одном из четырех сеймов не создали единой фракции.

А вот у немцев все было наоборот. Все их партии на выборах выступали с единым списком. Немецкий избиратель, в отличие от русского, не забывал прийти к избирательным урнам, не дарил свои голоса латышским партиям, и в итоге немцы (около 60 тыс.) имели такое же представительство в сейме, как и русские, т. е. 5–6 мест. И именно немцы, а также евреи, выступали в роли главных защитников интересов национальных меньшинств.

Когда “русский” не значил “большевик”Ł

— В наше время кажется удивительным, что с меньшинствами в независимой Латвии вообще считались.

— Да, в первые годы независимости проявления русофобии (да и ксенофобии) не были частым явлением. Хотя не стоит идеализировать ситуацию — понятия “русский” и “большевик” четко разграничивались. Многие латышские политики получили образование в Московском или Петербургском университете и с уважением относились к русской культуре и ее представителям.

Нельзя забывать, что в царской России, особенно после революции 1905 года, складывалось гражданское общество, подразумевающее наряду с гражданскими свободами и толерантность к разным мнениям. И молодая латышская интеллигенция пропиталась этим духом. К моменту обретения независимости латышский национализм еще только вызревал. А государственность еще была очень хрупкой, и без поддержки меньшинств было не обойтись.

Поэтому в 1919 г. были приняты либеральные законы о гражданстве и образовании. Закона о языке в то время вообще не существовало (принят в 1935 г.), и правила пользования языками (до улманисовского переворота) были несравнимо более мягкими, чем нынешние. От учителей и тогда требовали сдавать экзамен по госязыку, но в объеме знаний начальной латышской школы, освобождая тех, кто старше 50 лет. Поэтому сами русские латвийцы рассматривали свое положение как достаточно благоприятное.

При этом голоса русских депутатов (17–19 мест в разное время) имели особую ценность в сейме, ведь он состоял из нескольких десятков фракций! Желание заручиться поддержкой меньшинств препятствовало принятию антименьшинственных законов. Но с каждым годом латышский национализм становился все более ощутимым. Поэтому в начале 1930–х русские латвийцы впервые обращают внимание международных структур на свое положение.

Уроки истории выучены

— При втором наступлении русские терпели дольшеŁ

— К моменту восстановления независимости мы практически не представляли, что такое нормальное гражданское общество. Тем более что русскоязычные в большинстве не имели и того, хоть и небольшого, опыта латышей пребывания в открытом обществе. Бывшие советские люди, привыкшие жить по указке партии, попав даже в крайне сложное положение, оказались неспособными к свободной самоорганизации.

В отличие от Первой республики, политика в отношении национальных меньшинств изначально строилась на жестких принципах: деление на граждан и неграждан, языковая политика. Но русские люди действительно долго терпели и молчали. Для властей это служило своего рода сигналом к дальнейшему закручиванию гаек. На мой взгляд, переломным стал 1998 год, отмеченный многочисленными акциями протеста, а широкие слои, дотоле молчавшие, всколыхнула реформа образования. События последних лет ускорили процесс расставания с советской ментальностью. Молодежь, изведавшая вкус борьбы, не будет серым, молчаливым большинством.

— Вопрос в том, что и когда из всего этого получится, ведь у русских латвийцев нет исторического опыта консолидации.

— Ну и что? Люди разного экономического, социального и интеллектуального плана сплачиваются крайне редко, в моменты опасности. И это естественно. Например, в безнадежной, казалось бы, ситуации накануне выборов в 7–й сейм променьшинственным политикам хватило разума объединиться в единый блок — ЗаПЧЕЛ. Это не только позволило существенно увеличить свое представительство в парламенте, но и дало русскоязычному населению осознание ценности своих голосов и возможностей. Пусть медленно, но колесо все же раскручивается. И нынешние русские латвийцы уже совсем не те, что были в начале 90–х.

Миром правит воля, господа!

— Многие сомневаются в перспективе обретения русскими равноправия — меньшинство обречено на оппозицию. Под этим “флагом” некоторые надеются рассеять голоса между наднациональными и либеральными латышскими партиями — есть смысл?

— Без оппозиции немыслима демократия. Лучше быть в оппозиции, чем не быть нигде. Представьте, если бы в нашем парламенте вообще никто не поднимал голос в защиту интересов национальных меньшинств. Разговоры о необходимости надэтнических партий не новы — такую идею еще в начале 20–х отстаивал редактор популярнейшей рижской газеты “Сегодня” М. И. Ганфман. Но и он был вынужден признать, что это станет возможным лишь в условиях победы демократии, когда отпадет необходимость в защите специфических меньшинственных прав.

Заметьте, ни одна из нынешних партий не декларирует себя как объединение одной этнической группы. Почти везде есть представители разных национальностей, но вопрос в соотношении и в том, чьи интересы партия выражает. Например, некоторые русские голосовали за Первую партию — и какова ее позиция в области русского образования? Благодарности этим избирателям никакой. Какой же смысл отдавать им свои голоса! А вот чем больше их у променьшинственной партии, тем сильнее ее влияние.

— Длительное противостояние ведет если не к войне, то к консервированию болезни общества. Что делать — надеяться на Европу?

— Это вариант, но не стоит преувеличивать его значение. Европа ведь в основном откликается на нашу активность. Будем откровенны, сегодня русофобия довольно распространенное в мире явление. Будь на месте русских латвийцев, например, немцы, думаю, отношение Европы было бы совсем иным. Многие ведь негатив советской власти перенесли на русских. И теперь чем сильнее будет становиться Россия — и в экономическом, и в демократическом плане, тем больше будут считаться с русскими во всем мире.

В нашей же ситуации очень многое зависит от нашей воли. Если мы смиримся, перестанем сопротивляться, не пойдем на выборы и не будем голосовать за своих кандидатов, нас не будет. К сожалению, пока все наши многотысячные акции протеста можно не замечать. Но если мы опустим руки, нас не будут замечать никогда.