Ведь господа наши когда–то торжественно обещали: “До 2010 года средняя предполагаемая продолжительность жизни в Латвии должна приблизиться по крайней мере к 95% от средних показателей стран ЕС”. (“Стратегия здоровья общества”, 2000). Власти также торжественно обещали “увеличить продолжительность жизни населения Латвии, улучшив состояние среды и социальные условия” (“Основные положения долгосрочного развития Латвии”, 2002). И еще власти взялись “сократить различия в продолжительности жизни между полами и приблизить их к среднеевропейским показателям” (“Сообщение о целях развития Тысячелетия”, 2005).
Вот если бы господа наши добились того, за что официально и публично некогда взялись, другое дело. Потому, что тогда бы в стране была такая социальная среда, когда подобные идеи можно обсуждать без резкого и почти единогласного их отрицания. Тогда эта идея следовала бы из адекватной ей экономики, из соответствующей ей социальной политики, из соответствующей политики занятости, из адекватной политики оплаты труда. Из качества страны.
А в данный момент появление такой идеи обусловлено даже не демографической ситуацией, а исключительно цинизмом власти и желанием ее в кризисной ситуации прикрыть свою политэкономическую немощь механическими мероприятиями близорукой фискальной экономии, отрицательная экономическая (!) суть которых проявится и немедля, еще во время кризиса, и затруднит преодоление его последствий.
Значит, страна, в которой средняя продолжительность жизни мужчин составляет 65,4 года, а женщин 76,3 года, собирается увеличить возраст выхода на пенсию до 65 или 67 лет. Как в Европе. В Европе же средняя продолжительность жизни мужчин 74,6, женщин — 80,9 лет. Среднего объема пенсий по ЕС тут касаться не будем. Латвия, несмотря на то, что 2010 год скоро наступит, все еще отстает от Европы на восемь, на десять лет. Ясно, что некогда официально взятые властью обязательства не будут выполнены также не к 2012 (или к 2017) году, когда предполагается эту идею воплощать. Чудес не будет. Особенно если социальной политикой и впредь будет называться привычка корчить рожи за Европой. Приговаривая — мы делаем все так же, как они.
Действительно, в странах Европы число занятых в реальном секторе экономики сокращается, значит, сокращаются и ресурсы на обеспечение стариков, и цена поддержки возрастает. Это факт. Но — в развитых странах Европы происходит согласование интересов разных возрастных групп, имея в виду лучшее будущее общества. А власти Латвии такому согласованию предпочитают через неадекватную экономику стимулировать безработицу, неуплату налогов, низкие зарплаты, импорт ценностных представлений, потребительский пофигизм, невротическое расслоение. Значит, чтобы дойти до согласования, наши власти должны сперва устранить последствия содеянного. А то получится, что пенсионные годы будут вложены в усугубление этих последствий.
Также следует нашим политикам напомнить, что пенсия — это не “подарок”, а часть системы социальной защиты. Проще — пенсией человек защищается от бедности и от понижения уровня жизни в связи с тем, что человек покинул поле активной деятельности. И зряшное дело ссылаться на давние времена, когда никаких пенсий никто не платил. Сто лет тому назад можно было обойтись семьей, монастырем и богадельней. В конце 19 века средняя продолжительность жизни в Европе была около 40 лет, а в Российской империи в 1917 году — 32 года. И не так чтобы пенсий совсем не платили. Платили согласно “бисмарковскому” подходу — за заслуги по жизни или перед отечеством. Вот верните через политику стариков в семью, окружите их нормальным семейным укладом, должным почтением, а от государства действуйте по–"бисмарковски". Не сможете! А раз не сможете, то перестаньте упрекать стариков в том, что они чего–то там у кого–то съели, и доводите до ума предпочитаемый ныне “бевериджский” подход или смешанные с другими подходами его вариации.
Этот подход предусматривает, что человек, даже одинокий и больной, не должен ожидать старость с ужасом, не должен бояться ее, а должен и в старости сохранить gaudium et spes (радость и надежду). В какой стране этого достигли, видно по туристским группам в Риге вне сезона отпусков. А достигла ли этого Латвия, пусть каждый судит по нескольким словам, посвященным обоснованию повышения возраста пенсионирования до 68 лет в Великобритании: “Теперь мы в этом возрасте чувствуем себя хорошо. Раньше люди к 65 годам очень уставали, им приходилось тяжело работать. Современные пенсионеры становятся все здоровее, у них наступает вторая молодость”. (П.Нилсен). Дожидаясь такой благодати, мужики Латвии в среднем уже вымерли, да и стариковская статистика у нас преимущественно крутится около больничных коек.
Кроме того, власти Латвии расстарались не в пользу этой идеи еще кое в чем. Во–первых, власти уже умудрились сократить срок получения пенсии. Даже не увеличив возраст ухода на пенсию. А срок получения пенсии весьма важен при ее начислении. Власти Латвии за последние пять лет сократили среднюю продолжительность жизни мужчин примерно на два года, женщин — на год. Кроме того, при начислении пенсий оптимистично предполагается, что мы живем в среднем не семьдесят, а восемьдесят лет. То есть, если уходим на пенсию в 62, то при расчете принимается, что мы протянем еще больше 18 лет. Тут нельзя не упомянуть также политику оплаты труда, благодаря которой, если учесть все факторы, эксплуатация труда человека здесь выше, чем в СССР. Из этого следует: а) благодаря “оптимизму” подсчета и политике трудооплаты пенсионеры уже получают сокращенные пособия; б) “бедняк” и “пенсионер” здесь синонимы (86% пенсионеров, по данным 2007 года, получали пенсии ниже прожиточного минимума и т.п.) благодаря сознательной политике властей.
Во–вторых, утверждается, что экономически активному населению тяжело тянуть такую большую массу пенсионеров. Но почему же тогда с этими экономически активными обращаться хуже, чем с пенсионерами? Не так уж трудно было посчитать, что экономические потери, возникшие из–за потери годов жизни продуктивного возраста, чуть ли не покрывают наши расходы на пенсии. Правда, я считал годы жизни, потерянные не только теми, кто спился, убился, наложил на себя руки, покалечился, не только динамику смертности из–за сердечно–сосудистых и других болезней. Я добавил к потерянным для страны годам жизни и новую эмиграцию. Но зато я не перевел в потерянные годы сроки, проведенные людьми без работы. Хотя их основная масса также изолирована от активной жизни из–за неадекватной (социально) экономической политики. Я взял за основу “жирный” 2007 год, но, полагаю, что теперь количество потерянных лет существенно возросло. Значит — чего стоит болтовня об увеличении возраста ухода на пенсию, о механическом увеличении активного срока жизни, если власть мало заботит полноценная отдача, продуктивность даже экономически активного слоя. В–третьих, это позволяет упрощенно судить о том, что пенсионная реформа здесь прошла в отрыве от реформы оплаты труда. Еще это, в–четвертых, говорит о том, что отношения государства и людей асимметричны. Потому от наших господ, если им вдруг приспичит задуматься, например, о продолжительности жизни, спокойно можно ждать предложения, скажем, всем кастрироваться. Ибо кастрированные коты якобы живут лет на пять дольше. Идея о повышении возраста выхода на пенсию — пока в том же духе.
Автор: Виктор Авотиньш