Легко ли запереть сироту в дурдоме? 3

В результате этого разговора журналист “Нашей Газеты” обзавелся телефонным номером бабушки пострадавшей девочки. В процессе беседы с ней выяснилось, что пожилая женщина чем-то напугана и встретиться с газетой согласилась далеко не сразу. Но уговоры все-таки оказали действие, и встреча состоялась.

Трудный ребенок

Однако с самого начала было выставлено условие — настоящие имена бабушки и внучки в публикации не упоминать. Почему? Оказывается, по ее словам, представители приюта пригрозили: мол, если бабушка пойдет куда-нибудь жаловаться, то пребывание ее внучки в психоневрологической больнице может весьма затянуться… Впрочем, все по порядку. Рассказ бабушки — назовем ее Еленой Ивановной — оказался весьма красноречивым. И убийственно грустным:
— К сожалению, мою Аленку никак не назовешь примерным ребенком. Она оказалась у меня на воспитании совсем еще малолеткой — после того, как ее родители разбежались в разные стороны и им стало не до дочери. Я оформила на нее опекунство и первые годы не знала с ней никаких проблем. Детский сад, первые четыре класса школы — все шло хорошо. А потом… Связалась она с дурной компанией, которая ее и сбила с пути. Стала подолгу исчезать из дома, пропускать школу чуть ли не неделями, выносить из квартиры вещи и раздавать их подружкам. Как настало лето — сплошные дискотеки. Однажды на десять дней невесть куда пропала, я даже в розыск подавала… Я, пожилая, честно говоря, не могла с ней справиться. Подготовила заявление в Сиротский суд, чтобы освободиться от опекунства — хотя потом и сожалела об этом. Но когда задумала отзывать заявление, было уже поздно: Алене подыскали приемную семью, проживающую в Демене. Там, правда, она недолго задержалась. Не сложились отношения с другими детьми из этой семьи, с новыми одноклассниками и учителями. В конце концов, от нее отказались и я вновь взяла Аленку на воспитание… Но дальше пошло еще хуже: курение, пьянство, амфетамины, загулы в компании таких же отвязанных подружек… Я пыталась обращаться к психологам, в социальные службы, умоляя помочь мне вытащить внучку из засасывающего ее болота. Тщетно! Когда она окончательно забросила школу, я вновь отказалась от опекунства. Ну не могу я с ней справиться! В феврале оформили ее в приют “Аусеклитис”, и там, как и следовало ожидать, у нее вновь пошли проблемы. Допустим, отправляют ее в школу, а она вместо этого идет куда угодно, только не на учебу. И вот это-то и вышло ей боком…

Схватили и заперли!

Достойнейшая Елена Ивановна смахивает слезу и продолжает свою невеселую повесть.
— 5 марта Аленка вместо школьных занятий пришла ко мне на квартиру. Инга, воспитатель, связалась с ней: “Ты никуда не уходи, мы за тобой приедем”. Приехали: “Поедем с нами в школу – надо подписать кой-какие документы”. А вместо школы завезли ее в психбольницу…(всхлипывет). У меня раздается звонок телефона. Беру трубку, слышу: Алена плачет. Я в панике: “Что с тобой?!” “Бабушка, ты знаешь, где я? Они сказали, что отвезут меня в школу, а отвезли в психушку! Я плакала, умоляла, чтоб меня здесь не оставляли, что я боюсь. Без толку…” “Но почему?!” — “Я не знаю, причину мне никто не объяснял…” И вот с тех пор она там. Хожу к ней каждодневно, ношу посылки, гостинцы… Она первое время говорила, что ей какие-то уколы делают: “Еще дают таблетки, но я их не пью, выплевываю. От этих таблеток у людей глаза под потолок закатываются, потом они ходят, как чумные…” Я обращалась к врачам, желая узнать причину, почему Аленка здесь. Внятного ответа не дождалась, хотя представители медперсонала и говорили, что ваша девочка школу не посещает!" Так что же – будем каждого ребенка, не посещающего школу, в “дурку” сдавать?! Еще врачи утверждали, что делали Алене уколы, чтобы “освежить ей мозг”. Психотропных таблеток, по их словам, не дают. На вопрос долго ли будут держать ее здесь, отвечают: курс лечения — месяц…

Участковый Андрей Андреев, после разговора с Еленой Ивановной занявшийся расследованием всей этой истории, в свою очередь, рассказывает:
— Я встречался с представителями психоневрологической больницы и городского суда. Медики сказали мне, что у девочки имеются серьезные “поведенческие отклонения”, хотя историю болезни не показали. С их слов, с заявлением о приеме девочки на лечение обратился директор приюта “Аусеклитис”. Мол, как попечитель он имеет на это право. Но! Для того, чтобы поместить туда ребенка, необходимо решение суда насчет признания Алены невменяемой. Для полной уверенности я даже проконсультировался с известным юристом Дзинтрой Николаенко, и она подтвердила мне, что без соответствующего решения девочку нельзя изолировать от общества. Насколько мне известно, подобного решения не было и нет. Во всяком случае, соответствующие документы я так и не обнаружил.
Руководитель приюта “Аусеклитис” Ивар Муранс сразу же отперся от обвинений в свой адрес.
— Никакого решения суда тут и не требовалось! А как еще прикажете поступить с девочкой, которая, как выясняется, состоит на учете в наркологии и в той же психоневрологической больнице да еще и проявляет все признаки неадекватного поведения?! Например, способна врать окружающим: “Мне только что звонили из полиции: мои мама и бабушка погибли, меня вызывают на опознание!” Или постоянно стремится увильнуть из приюта. Алена явно нуждалась в лечении? и мы сделали так, чтобы она его получила!"

Угрозы

Все бы хорошо, но в рассказе Елены Ивановны есть одна настораживающая подробность:
— Когда этим делом заинтересовался участковый Андреев, он, естественно, встретился с представителями приюта. После чего последовал звонок мне: “Вы что же это, заявление в полицию подали?” Состоялся очень неприятный разговор, после чего звонившая женщина сказала мне: “Пытаясь куда-то обращаться за помощью, Вы лишь усугубляете положение Алены. Из-за Вас она может задержаться в больнице еще недели на две”… В общем, я восприняла эти слова, как угрозу. А насчет того, что Алена состояла на учете в психушке — так это неправда! Да и в наркологии она была всего лишь раз – как-то возили ее туда, чтобы сделать анализы…
Данное обвинение г-н Муранс также отверг:
— Мы же не можем по своей воле определять срок лечения пациента в больнице! Это прерогатива врачей, и вмешиваться в их полномочия мы не имеем никакого права. Так что о том, что кто-то из персонала приюта угрожал задержать девочку в больнице, я не имею никакого понятия. Уверен, что это неправда.

Звонок в психоневрологическую больницу ничего не прояснил. Металлический женский голос отказался что-либо рассказать о судьбе пятнадцатилетней пациентки: “Оформляйте письменный запрос, и когда его рассмотрят, информация будет вам предоставлена” Зато удалось связаться с самой главной героиней данной истории. Обыкновенный голос девочки-подростка, иногда мило запинающейся. Общается абсолютно нормально, без каких-либо признаков неадеквата.

— Когда меня сюда привезли, сразу прописали десяток уколов. Еще прописали таблетки, сказали, что для желудка. Но я их стараюсь не пить, потому что никакого диагноза никто мне не сообщал. Чувствую себя нормально. При разговоре одна из врачей, Анна Ивановна, обещала выписать уже на этой неделе, но я этому не особенно верю… На учете в “дурке” никогда не состояла, впервые познакомилась с этим заведением, лишь оказавшись в приюте. Кстати говоря, у одной из воспитательниц, привезших меня сюда, здесь работает врачом родственница.

В общем, довольно мутная и неприятная история. Оправдания руководства приюта выглядят не слишком убедительно, но остается надеяться, что полиция все же размотает данный клубок и поставит в нем убедительную точку. Честно говоря, больше всего жаль бабушку, Елену Ивановну. Ведь хоть и непутевая, а все равно внучка, родная кровинушка. Легко ли сознавать, что она схвачена, заперта и подвергается каждодневным тяжелым душевным испытаниям?..