Жители Двинска развлекались, расстреливая поляков из пушек

Боевые стычки и артиллерийские дуэли

Легионеры Юзефа Пилсудского пытались взять “советский Верден” штурмом в августе-сентябре 1919 года, однако сумели выбить красных только из предмостного укрепления. Встретив сильное сопротивление и понеся серьезные потери (13 офицеров и 253 солдата убиты), поляки закрепились на Гриве вдоль Двины.

Старожилы вспоминают, как по вечерам со станции Турманты (Турмантас) отъезжал польский бронепоезд и вел методичный артобстрел города. Чаще всего снаряды рвались в районе железнодорожных мастерских и станции. Действовали и польские снайперы. Один из них подстрелил мальчика, вероятно, приняв его за взрослого.

Красные активно “огрызались”. Их батарея на Новом строении возле костела регулярно обстреливала позиции противника. Так, на Рождество 1919 года красные дали пару залпов по Нидеркунам, где находился офицерский клуб, сорвав праздник господам военным и их дамам. Бывали и вовсе трагические случаи. Например, выпущенная большевиками болванка насквозь прошла кирпичные трубы Калкунской мельницы, где оборудовал свой наблюдательный пункт польский солдат. Она прошла буквально под ногами у несчастного вояки. Когда он спустился вниз, на солдатика было жалко смотреть: бледный, как полотно, руками держался за живот…

Рассказывает Василиск Степанов:
— Большевики оборудовали траншеи на дамбе. С наступлением темноты и до самого рассвета шла ружейно-пулеметная стрельба, а днем стороны обычно пускали в ход артиллерию. Красные батареи стояли на Одесской улице и в районе бывшего Кожзавода. Иногда горожане развлекались: подойдут к артиллеристу и просят: “Митяй, дай стрельнуть по панам”. За определенную мзду, конечно. Некоторое время в Двинске пребывал китайский батальон. Располагался он в железнодорожном парке. Так вот, китайцы “хлопнули” своего командира за воровство. Говорят, тот, который застрелил, поставил ногу на труп и радостно лопотал: “Моя стреляла, япона мать…” Исключительно честный народ. В январе 20-го этих самых красных китайцев в Резекне взяли в плен ландесверовцы — немецкие солдаты латвийской армии.
Временами большевики проявляли поразительную беспечность. Они были уверены, что удержат “Верден”. Чем не преминул воспользоваться противник. Так, в ноябре был вырезан целый взвод красных кавалеристов — заснули, не выставив охранения. Изуродованные тела торжественно похоронили на “Тарелочке” (сквер им. А.Пумпура). Через некоторое время по распоряжению новой власти погибшие были перезахоронены в неизвестном месте.
Другой инцидент закончился более благополучно. Средь бела дня польские разведчики проникли в город, обойдя красные патрули. Поляки направились прямиком в здание комендатуры и повязали находившегося там комиссара, заодно прихватили пишущую машинку. И беспрепятственно вернулись к своим через замерзшую Двину…
В стычках с большевиками участвовали и латвийские солдаты. Из воспоминаний об одной из таких на подступах к Двинску: “Красные пленные показали, что все советские учреждения эвакуировались в Витебск, а в город прибыл отряд ВЧК. Вот с ним-то и столкнулись наши разведчики. Слышим, кто-то кричит на чистом латышском: “Сдавайся, белая сволочь!”. Из оврага показались несколько голов в шлемах с красными звездами. Тот, который кричал, уже взял на прицел винтовки нашего лейтенанта. Но выстрелить не успел — в сторону противника полетели немецкие ручные гранаты.
Однако в перестрелке лейтенанта все же зацепило. Красные попробовали нас окружить, обстреливая с трех сторон. Пули сбивают ветки яблонь. Отступаем на более выгодную позицию. Как только на поле показались красные цепи, бьем по врагу из пулемета. “Товарищи” бегут, оставив нам немало винтовок и патронов”.

Последние дни красного террора

Разрушенный, голодающий город кишел дезертирами из мобилизованных крестьян. Призывы редактора газеты “Красное знамя” Вайсфельда вернуться в казармы помогали мало. Печаталось большевистское издание на серой оберточной бумаге. Большая часть тиража газеты на двух страницах направлялась в окопы. Неграмотные защитники красного Двинска обычно использовали ее на самокрутки и прочие бытовые надобности.
Дабы поднять их боевой дух и устрашить колеблющихся, местные чекисты прибегли к террору. Еще весной они сфабриковали “заговор двинской буржуазии”. У Крепости из пулеметов были перебиты десятки известных в городе интеллигентов, предпринимателей, священников инженера Мовшензона, протоирея Румянцева,торговца Михайлова и других. Индивидуальные казни “врагов народа” время от времени производились на Череповских холмах и в самой Крепости, причем изуродованные тела расстрелянных по нескольку дней не погребались. Среди чекистов было немало уголовных элементов и просто садистов. Они присваивали вещи убитых и потом продавали их на рынке.
Горожанин Иван Каламажников рассказал нам о том, что ближе в концу 1919 года большевики взялись за зажиточных крестьян, в основном, старообрядцев из окрестностей Двинска. Некоторые семьи были полностью уничтожены, а их имущество разграблено. “Куркули” мстили обидчикам. Так, в Скрудалиенской волости местные скрутили питерского комиссара и его людей…

Освобождение

29 декабря 1919 года Латвия и Польша подписали в Риге договор о военном союзе против большевиков в Латгалии. Литовские войска, занимавшие 10-километровый участок фронта под Двинском, об этом просто не проинформировали. Любопытно, что на город претендовала также никем не признанная Белорусская Народная Республика, провозглашенная 25 марта 1918 года, но так и оставшаяся на бумаге.
Против слабой 15-й Советской армии, державшей фронт от Пскова до Полоцка (командующий — эстонец Август Корк, расстрелян в 1937 году по личному приказу Сталина), поляки выставили до 38 тысяч пехоты и кавалерии. Фураж им пришлось везти с собой — край был страшно разорен. Рига “наскребла” для освобождения Латглии всего 6 тысяч солдат: война с большевиками не пользовалась популярностью. Как говорится, сукины, но все равно свои.
Бой за Двинск оказался неожиданно скоротечным. На рассвете 3 января 1920 года легионеры 1-й польской дивизии в сильный мороз форсировали по льду Даугаву и начали обходить город с востока. Продвижение войск затруднял глубокий снег, однако противник, застигнутый врасплох, не оказал сильного сопротивления. К 14 часам пополудни Центр и Крепость были взяты, а в пять вечера от большевиков очищен и весь город. На улицах остались лежать десятки убитых красноармейцев, в плен попали 334 человека (всего по Латгалии — 4 тысячи). Вечером в город прибыл батальон латвийского Елгавского пехотного полка, действовавшего севернее Двинска. 5 января на Гриве польский лидер (“начальник паньства”) Ю.Пилсудский встретился с командующим латвийской армии Янисом Балодисом. 26 января оба военачальника свиделись снова, на сей раз в городе, который только что переименовали в Даугавпилс. В начале февраля с ознакомительным визитом в Даугавпилс на санях прибыл президент министров Карлис Улманис.

Жизнь в новых условиях

О том, что происходило в городе в первые дни после освобождения, свидетельствует латышский офицер А.Меднис:
“Меня назначили в Даугавпилс для организации штаба пограничной охраны. Путешествие из Лиепаи заняло целых три дня. Железная дорога была забита военным транспортом, а древний паровоз еле тащил вагоны; через каждые две станции приходилось заправляться водой и дровами.
Рано утром прибыл в Даугавпилс. На станции меня встретил полковник Б. с солдатами. Он сам со штабом квартировал у местного еврея. Крошечная, затхлая, пропахшая чесноком и несвежим бельем комнатушка без малейших намеков на мебель. В углу — единственная железная кровать с рваным матрацем.
Город выглядел вымершим. Лишь изредка на пустых улицах встречались военнослужащие. Дома разрушены, в окнах не сохранилось ни единого целого стекла. Повсюду скелеты печей. Жалобно пищат совершенно отощавшие кошки. На улице Ригас, в нижнем этаже разрушенного кирпичного дома, разместился польский кавалерийский эскадрон. Голодные животные высовывают головы из окон, прося есть. По ночам выхожу на улицу из душной комнатенки подышать свежим воздухом. Слышна канонада — большевики еще близко. Я нашел более-менее подходящее для штаба здание по ул. Имантас, 38 (тогда — Заля). Она такая же разбитая, как почти все остальные. Это дом провизора Ютта, у которого с полковником Б. добрые отношения. А вот с нашими польскими союзниками они явно не складываются. Едва я успел устроиться в аптекарском доме, как заявились польский офицер и три солдата. Поляк потребовал немедленно освободить помещение — мол, он присмотрел здание раньше меня. Я ответил отказом. Тогда “коллега” потребовал пройти с ним в польскую комендатуру для разбирательства. К счастью, подошли мои подчиненные с винтовками и гранатами. Поляк с гордым выражением физиономии ретировался. Видно, что у Даугавпилса “союзнички” с нами не считаются, всячески подчеркивая, что они хозяева в городе. Когда латышская комендатура запретила некой персоне поселиться в Даугавпилсе, польская немедленно дала согласие. Польская администрация и военные не признают наши пропуска и пароли. Есть уже несколько случаев, когда офицеры обеих армий угрожали друг другу оружием, а солдаты пускали в ход приклады. Штаб армии польского генерала Рыдзсмиглы беспрерывно обменивается резкими нотами с нашим штабом в Риге.”
В городе введены временные деньги — латвийские рубли. Параллельно этим бонам в обращении сохраняются российские, немецкие, польские деньги. Создана городская Дума из 35 человек, мэром избран инженер Евгений Зинкель, который чудом спасся от смерти в 1919 году. Открыты почтамт и отделение Банка Латвии. Восстановлено железнодорожное сообщение с Ригой. Почти никто из полицейских не знает латышского, поэтому приказы по ведомству издаются на русском языке. С каждым днем в город прибывают все новые носители латышской культуры: чиновники, члены их семей и знакомых. Далеко не всегда они отличаются компетентностью.
В Риге лучшие места в учреждениях заняты, вот и приходится “лишним” отправляться в “дикую” Латгалию… 31 января в Даугавпилсе состоялось первое культурное мероприятие — любительский концерт нелатышских коллективов.