Российские чиновники и бизнесмены средней руки в октябре так зажигательно обсуждали крах банковской системы Исландии, что было бы несправедливо не дать им испытать тех же ощущений. В субботу вечером правительство Латвии утвердило план спасения собственной банковской системы, которым в тот же момент воспользовался второй по размеру банк – Parex banka. Напомню лишь один его рекламный ролик, демонстрировавшийся в России: маленький мальчик приносит в офис Parex карманную мелочь на депозит и доверчиво просит банковского клерка: “Только маме ничего не говорите, хорошо?”
Валерия Каргина, совладельца группы Parex, в предпринимательском сообществе России никогда не держали за чужого. Бывший комсомольский работник и журналист, создатель первой сети обмена валют на территории бывшего СССР, специалист по банковским операциям, в которых нет ничего незаконного, но о которых лучше не знать никому лишнему, ни разу за всю банковскую карьеру не дал себя заподозрить в том, что что-то сказал маме. 8 ноября он превратился из владельца банка в наемного служащего, обменяв госгарантии по вкладам в Parex на контрольный пакет акций. На его место уже сегодня может придти чиновник из дочерней структуры Нацбанка Латвии, Латвийского ипотечного банка, который ничего не говорить маме никому не обещал.
В сущности, Латвии чуть-чуть не хватило для того, чтобы стать российской Исландией всерьез. Parex – это около 14% совокупных активов банковской системы Латвии, которые, в свою очередь, почти равны ВВП Латвии – около 40 млрд.долларов. Активы всей группы Parex – это около 5 млрд.долларов, их рост за год составил порядка 25%. При этом экономика Латвии почти не растет с весны 2008 года, после обвала на рынке недвижимости, а в III квартале ВВП страны упал на 4%. Да и в 2007 году, когда активы в банке выросли почти на треть, бурный рост сектора был обеспечен не ростом доходов латвийских бизнесменов. Формально обязательства компаний – резидентов СНГ в Parex составляют около 10% активов банка. По экспертным оценкам, российских денег в Parex от трети до двух третей, если не считать денег бизнесменов Латвии с российскими фамилиями, Parex исторически доверявших.
Через Parex вопреки сложившемуся имиджу банка давно уже не проводятся деньги российских миллиардеров: нет смысла, есть и более удобные и комфортные способы работы. Зато значительной части российских миллионеров, равно как и миллионеров СНГ (структуры Parex, например, прекрасно работают в Азербайджане, на Украине, в Белоруссии), крах латвийского банка принесет бессонницу. Нефтяной бум 2006–2008 годов дал России такое число миллионеров, понаслышке знавших о способности латвийских банкиров хранить деньги без лишней огласки, что Parex мог отлично конкурировать с дочерними структурами шведских банков, буквально давивших все живое на банковском рынке Латвии и к моменту кризиса контролировавших уже 46% местной финансовой системы.
Судя по всему, шведы и сгубили Parex. После того как правительство Швеции дало дополнительные гарантии шведским банкам, местные клиенты Валерия Каргина не из геополитических, а, скорее, из шкурных интересов начали постепенно перекладывать деньги с депозитов в Parex к конкурентам.
Правительство Латвии уже объявило, что будет искать Parex стратегического инвестора. И вот это уже действительно проблема для русских клиентов Parex.
В Исландии бесплатным сыром, приучившим средний бизнес Великобритании работать с полярной банковской системой, была возможность через сеть дополнительных услуг с офшорной географией (от Швейцарии до Мэна) экономить на британских корпоративных налогах. Главная приманка Латвии для российских игроков – умение Parex не обращать внимание на происхождение их денег. Разумеется, никто в рижском банке не связался бы с чистым отмыванием криминальных денег: для этого существуют в мире места погрязнее и понеразборчивее. Тем не менее на низкоприбыльных комиссионных операциях Parex только в 2007 году заработал около 40 млн.долларов при общей прибыли в 80 млн.долларов.
Какие именно транзитные операции осуществляли российские или почти не российские клиенты в Parex, знали только в самом банке. С национализацией Parex об этих делах будут с большой вероятностью осведомлены новые управляющие Parex из числа латвийских госслужащих. А теперь представим себе, какую реакцию в Москве вызовет продажа Parex, например, любому американскому банку. Чем быстрее российские деньги выводятся из Parex, тем более вероятен именно такой сценарий: банк Валерия Каргина и Виктора Красовского – обычный банк, забрать из которого треть депозитов в этой ситуации значит обречь его на банкротство. А значит, довольно точная информация о том, как и куда российское чиновничество и средний бизнес, в первую очередь торговый, уводили через Балтику свои деньги и где они потом осели, уже в 2009 году может оказаться в случайных, ненадежных, а то и враждебных руках.
Это только кажется, что в России уже не боятся мамы, а боятся только пап из Кремля. Российские чиновники в финансовых вопросах на удивление наивны, никогда не читают макроэкономических обзоров, с февраля 2008 года предсказывавших Латвии экономический кризис. Зато очень легко верят в теневые эксклюзивные услуги “для умных”, поставленные на конвейер, – а именно этим товаром торговали и Parex, и “КИТ-Финанс”, и Связь-банк, и многие рухнувшие в России инвестбанки. Как не поверить слабым и изворотливым банкирам: у них же нет ни нефти, ни газа – вот и приходится думать за деньги богатых и сильных!
Не думаю, что правительство Латвии обратится за помощью в спасении Parex к российскому правительству. Скорее, возможно неофициальное обращение России к Латвии с предложением помочь Parex. Как и то, что банк быстро найдет себе щедрого инвестора из России, межгосударственные отношения в ближайшее время потеплеют, российские СМИ забудут о латвийских нацистах и притеснениях русскоязычного населения Латвии, а злорадство по поводу глупости латышей, не сумевших создать себе верного плана поддержки экономики, как, например, план Владимира Путина, будет сдержанным.
Наконец, развитие ситуации в Латвии покажет, насколько курс политического руководства России на борьбу во всем мире является геополитической фантазией, обостренной нефтяным ожирением, а насколько – искренним и неизлечимым помешательством на теме войны и мира.