В заглавной роли – популярный актер Рудольф Плепис. Фактура Плеписа, на первый взгляд, не очень-то подходит для Лира. Его амплуа – взбалмошные комики. Неожиданно оказывается, что Лир такой и есть – это причудливый тиран, который не только от придворных, но и от собственных дочек требует подобострастия. С каким удовольствием он разрезает тортик (а с ним и королевство) и дарит куски старшим дочерям. А младшей, «неблагодарной» – фигушки.
Но в нем до поры дремлет и другой человек – мудрый в своей покорности судьбе, понимающий и сострадающий. Просто для этого надо было, чтобы с короля спала мишура власти и он впал в безумие. Которое по-настоящему не что иное, как прозрение. Нет, безумен и слеп он был раньше, когда был в силе. Все как в жизни…
Дочери Гонерилья и Регана (актрисы Илзе Рудольфа и Лига Витыня) вполне на уровне, а местами так очень даже хороши.
Режиссер Индра Рога, в прошлом актриса, хорошо понимает сестер и братьев по профессии, любит и умеет с ними работать. Есть хорошие находки, а некоторые сцены просто вышибают слезу, к примеру та, где Лир припадает к стопам Корделии, вымаливая прощение. Но мне кажется, Рога застряла где-то на полпути межу условностью, подразумевающей полную раскрепощенность, когда не нужно объяснять мотивацию поступков (волчий вой Реганы), и реалистическим театром.
Теперь о грустном. Роль Шута, вернее Шутихи, режиссер отвела Даце Бонате. До сих пор мучаюсь вопросом – почему? Почему эту роль отдали женщине? Аппетитный получился «шут», но неубедительный. Зачем нужен этот травестизм?
Вторая загадка – Корделия. У играющей ее Инги Мисане довольно специфическое лицо. Вкупе со странным рисунком поведения на сцене получается несимпатичный образ не королевны, а обитательницы провинциального заведения для умственно отсталых.
Особ статья – музыка, компилятивная, от русской фортепианной классики до «Турецкого марша» Моцарта, порой чересчур громкая. Удивительно: она вроде и чужеродна, и в то же время добавляет градус в «чуйства».
Аромат буффонады, то густой, то прозрачный, проходит через весь спектакль, придавая ему современности. Пожилой ворчливой латышской публике многое было не по нраву. Но главное, что Шекспир никуда не ушел. И это важнее огрехов спектакля. Боже упаси, если бы постановка была упакована в величавый пафос полустолетней давности.
…Я бы рекомендовал русским зрителям тоже иногда ходить в латышский театр. Латышские-то, по слухам, в Русскую драму заглядывают. И пусть нас разъединяет политика, было бы здорово, если б в Риге образовалось единое зрительское поле.