Через пространство и время
Роману Козаку и безошибочно отобранным им в трех театрах актерам удалось блестяще передать горький смех рассказов, из которых родился в литературе русский абсурд, увековеченный Гоголем и Достоевским. Когда мистифицированная бытовая правдоподобность преподносится “в картине заведомо неправдоподобной”, когда, как во сне, “перескакиваешь через пространство и время и через законы бытия и рассудка”. В спектакле есть эта мощная мистика, эта реальность нереальности и нереальность — реальности, напоминающая порою булгаковский бал сатаны. Есть и тот многослойный юмор писателя, когда под уморительно смешным сюжетом и ситуациями, остроумными монологами и диалогами просматривается весь трагический абсурд русской жизни. Да и не только русской.
Это острое ощущение абсурдности и объединяет в цельный спектакль, казалось бы, ничем не связанные рассказы. В одном все крутится вокруг небылицы о петербургском чиновнике, которого проглотил завезенный в Россию крокодил. Действие второго разворачивается на кладбище, где интересные дискуссии ведут “проснувшиеся” покойники. Третий основан на вроде бы банальном сюжете об изменщицах женах и ревнивых мужьях и любовницах. Но смысловая сверхплотность авторского письма такова, что каждая фраза вызывает у читателя (зрителя) массу картин, эмоций, ассоциаций. При том, что в спектакле осовремениванием и не пахнет, возникают прямые параллели с сегодняшними латвийскими, российскими и мировыми реалиями.
Тут и фанатичное на грани безумия стремление героев к Европе и ко всему европейскому (символ — “пустой” Крокодил, проглатывающий любопытного “просвещенного западника”, что грозит пренеприятными последствиями и тому, и другому, потому как переварить такую крупную добычу хищник не в состоянии). И “экономический принцип прежде всего”. И неотложная необходимость инвестиций иностранного капитала в родную экономику, распродажи и аренды земли иностранцам … А уж что касается “личной жизни”, тут ассоциации на каждом шагу. Словом, каждый найдет в этом спектакле то, что хочет и может найти. Желаете развлечься и посмеяться вдосталь — пожалуйста. Не прочь задуматься о сиюминутном и вечном — и для этого есть повод.
И никуда не денешься от знаменитого психологизма Достоевского. Внешне вполне логичные, а по сути совершенно абсурдные тирады и сентенции того или иного персонажа (чего стоит хотя бы такой афоризм, как “Люди дикие любят независимость, люди мудрые любят порядок”!) — далеко нe пpocтoе кoмикoвaниe c цeлью paccмeшить почтенную публику любой ценой.
Черное и белое
Сценография легендарного Игоря Попова лаконична и тоже многослойна по образности и смыслу. Гоголевско-достоевский Петербург благодаря движущимся элементам декораций превращается то в уютную спальню, то в кладбище. Костюмы Илзе Витолини тоже подчеркивают не только характеры, социальное и материальное положение персонажей, но и их положение, так сказать, по ту или эту сторону жизни, реальности или воображения. Образ спектакля основан на резком контрасте черного и белого, с локальными вспышками красного (еле заметная подсветка главного входа, рукавицы “швейцара”, впускающего и выпускающего героев). Открытая сцена, заключенная с трех сторон в расчерченные ритмами высоких окон серые стены питерских доходных домов, перегорожена во всю ширину низкой белой занавеской на проволоке. Эксцентрически-знаковый зловещий персонаж по имени Скрипачка (она же ворона, накаркивающая несчастье — в выразительном исполнении Ксении Агарковой из Эстонии) либо кто-то другой по мере необходимости раздергивают или задергивают ее.
Актеры приглашены из трех русских трупп, однако получился на удивление цельный ансамбль. Тут есть что играть — и каждый этим наслаждается. Великолепен Александр Ивашкевич (Литва) в роли “друга семьи” Семена Семеновича, передающий состояние “вечно пьяного”, готового сойти с ума от безумия всего происходящего человека. Дмитрий Денисюк (Литва) гротескно играет прогрессиста Ивана Матвеевича, поучающего из чрева крокодилова все человечество. Яков Рафальсон создает узнаваемые характеры ретрограда генерала из “Бобка” и безумного ревнивца Ивана Андреевича из “Чужой жены…”. Хороши Вероника Плотникова — юная белокурая кокотка Катишь из “Бобка” с ее стеклянным смехом и любвеобильная Глафира Петровна из “Чужой жены…”. Роман Козак отобрал 15 актеров, и о каждом можно было бы сказать особо.
А благодаря хореографу Алле Сигаловой, снова работающей у нас в тандеме с мужем-режиссером, а также музыке Альфреда Шнитке (из “Ревизских сказок”), спектаклю добавляются дополнительная эмоциональная глубина и образность, его ритм вытекает из смысла, смысл — из движения, движение — из музыки… Из этого сцепления рождается ритмически сложная, но легкая для восприятия, воздушная ткань. Временами даже кажется, что ты попал на хороший классический мюзикл, где персонажи не только замечательно танцуют, но и прекрасно поют (режиссер по вокалу — россиянка Аида Хорошева).
МНЕНИЯ
Илона:
“Русский смех” — это удовольствие от начала до конца. Мощный спектакль — режиссура, игра, костюмы, пластика… Особенно впечатляют заговорившие покойнички в “Бобке”, выезжающие из стен с могильными плитами на спинах. “Крокодил” решен чрезвычайно остроумно: проглоченный персонаж разъезжает в инвалидной коляске (потому что обездвижен), с крокодильими пастью на голове и хвостом сзади. В “Чужой жене” Рафальсон с Чернявским под высоченной кроватью дают целый современный балет в лежачем положении — виртуозно!
Татьяна СИЛОВА:
Мне очень понравилось, давно в нашем театре не было такого спектакля. Удивляюсь словам Козака, что спектакль не для всех, по-моему, его поймут очень многие. Я смотрела на одном дыхании. Типичная постановка Козака, очень интересно. Великолепная музыка, великолепная пластика. Это именно настоящий театр. Эстонские и литовские актеры приятно удивили, они настолько неожиданны! Вообще в начале было даже ощущение нереальности происходящего: родная сцена, любимый театр, который знаешь наизусть, наши актеры — и вдруг много еще каких-то актеров, хотя не гастрольный спектакль. Но ансамбль получился великолепный, понимают друг друга прекрасно. Мне кажется, у спектакля будет долгая жизнь.