Утомленные логопедом
Николай Караченцов иногда односложно отвечает на вопрос, уточняет что-то в рассказе жены, выражает настроение и отношение к сказанному интонацией, мимикой, жестом. Много курит. Людмила Поргина реагирует на все это мгновенно. Она, собственно, и отвечает на вопросы Телеграфа, по мере необходимости “переводит” ответы мужа, постоянно к нему апеллирует, угадывает его желания. Присутствует также муж ее сестры, Андрей Кузнецов, который сидел рядом с Караченцовым в вечер той страшной прошлогодней автоаварии и сразу доставил Николая в больницу. Фотографироваться Андрей отказывается наотрез. Только уточняет, как все тогда произошло. (“Людмила сообщила, что ее мама умерла, мы сели в машину, в пути все время разговаривали. Спешили, было скользко. Дороги в Москве сами знаете, какие. На пути попалась большая яма. Сначала ударились передними колесами в бордюр, потом его перескочили. Все”.)
Следуя принципу “не навреди!”, мы встретились с проходящим в Юрмале по-вторный курс реабилитации Караченцовым только после разрешения главврача “Яункемери” Михаила Малкиеля. Но так уж получилось, что предыдущие дни для документального фильма "25 лет “Юноны” и “Авось” супругов снимал в Старой Риге российский Первый канал. К тому же перед самым нашим интервью почти полтора часа с актером интенсивно занимался логопед. А тут еще и перепады погоды и давления, и предстоящее лунное затмение… Так что Николай Петрович переутомился, был не в настроении, и говорить ему было тяжело. Требовалось после трудов праведных прогуляться, проветриться, и все мы довольно быстрым шагом отправились к морю.
Усиленная реабилитация и “Господа Головлевы”
— Николай Петрович, а мы встречались, когда вы с Инной Чуриковой играли в Риге потрясающий спектакль Sorry… Наверное, один из самых ваших любимых?
Николай Караченцов: — Да.
— Общаетесь ли вы теперь с ленкомовцами? Ходите ли в родной театр?
Н.К.: — Они — ко мне.
Людмила Поргина: — У нас практически нет времени. В Москве приезжаем в шесть вечера из Центра реабилитации, идем гулять, потом читаем, кто-то к нам приходит, беседуем, пьем чай… Ложится спать он где-то в 10 часов. Затем ранний подъем и опять едем в центр: физкультура, логопеды, массажи… Но иногда ходим в театры, да, Кока? Посмотрели в театре Лены Камбуровой прекрасный музыкальный спектакль “Цыгане” Пушкина. Там и актеры из нашего театра играли и очень хорошо пели… А когда в мае мы были в Ленинграде, то попали к Рудику Фурманову, в его “Русскую антрепризу” имени Андрея Миронова. (Эта контрактная труппа объединяет более 80 ведущих артистов Петербурга и Москвы, в списке значится и Николай Караченцов. Он играл там свой бенефис “Красная стрела. Путешествие из Москвы в Петербург и обратно”. — Н.М.) И смотрели мы…
Н.К.: — “Господа Головлевы”.
Л.П.: — Да. Три часа спектакль! Но Коля высидел, потом пошел и поблагодарил актеров… В Ленинграде мы и гуляли, и начали играть в теннис, а продолжили здесь у вас. А от чего именно там Коле стало плохо, до сих пор не можем понять — перепад давления, слишком заигрались в теннис или то, что не приняли вовремя лекарство?
— Людмила, вы тоже еще не вышли на работу в Ленкоме?
Л.П.: — Нет, занимаюсь исключительно Колей. Я, может, и могла бы уже играть. Но мы же поднимались с ним совсем из ничего, и тогда мое присутствие рядом с ним было необходимо каждую минуту. Сейчас, конечно, и без меня может какое-то время обойтись, но всегда, как куда-то ухожу, нервничает, ждет, волнуется, где я там… К тому же у нас идет усиленная реабилитация. Вывожу его в пятницу на дачу, долго гуляем. Туда приезжает его друг, который фехтует с ним, играет в мяч, ходит с ним, занимается упражнениями для рук, для ног… Чтобы развивать все тело — да, Кок? К нам приходит много друзей. И из театра тоже. Вечером, после спектаклей, гуляют с ним подолгу по Тверскому бульвару, по Патриаршим… Да, Коль?
Выбираем джип
— Николай Петрович, говорят, вам уже поступают разнообразные предложения. Тут и продолжение телесериала “Приключения Электроника”, и участие в торжествах 25–летия спектакля “Юнона” и “Авось”, и презентация диска с песнями, которые вы исполняли в фильмах. И даже роль Чингисхана в историческом фильме… Насколько все это реально? Как вы ощущаете, сможете работать, допустим, через год?
Н.К.: — (Решительно.) Начну через полгода!
Л.П.: — Ему еще надо восстановить физическую форму. И — речь. То мы говорим лучше, то мы говорим хуже…
— А не многовато ли выкуриваете?
Н.К.: — Нормально. Семь-восемь в день.
Л.П.: — Семь-восемь — пачек? (Смеется.) Раньше было две пачки “Примы”, а сейчас — пачка “Парламента” или “Кента”. Да и не докуривает до конца.
— В прошлом году доктор Малкиель говорил, что Ленком мог бы что-то придумать для Николая Караченцова, чтобы он выходил на сцену. И это для него стало бы лучшей реабилитацией. Не обязательно ведь начинать с большой роли со сложным текстом?
Л.П.: — Да, что-то в этом роде нам предложили, и наш, и еще один театр, с Колей разговаривали. Ho у него особый режим, его надо еще поберечь. Время реабилитации после таких травм — два-три года. У нас прошло полтора. И мы пережили еще две тяжелейшие операции, и, конечно, потеряли много сил. Поэтому будем работать. Подключим китайскую медицину.
Иглоукалывание. Будет подыскиваться специальный состав трав, по eгo крови, — чтобы пpибaвить сил и выгнать все принятые лекарства и тяжелейшие наркозы… Пoдключаeм теннис. Может быть, даже поедем в Германию. Для нас там подыскивается центр, обладающий новыми разработками… Ждем ответа. (Ой, собака пришла наша любимая купаться, смотри, Koль!) Поэтому год для нас снова будет тяжелый. Koля, как ты говоришь, почему пoкa не хочешь играть на сцене?
H.К.: — Не в форме.
Л.П.: — Дело даже не в той мощи и стати, которыми Коля, может, больше и не будет обладать. А просто в выносливости, которая нужна, чтобы выйти на сцену. Мы до сих пор не можем набрать ту физическую форму, в которой уезжали отсюда в прошлый раз! Но сейчас уже, слава богу, болей таких нет. А как у тебя правая рука поднимается, покажи, Кока! (Караченцов высоко и легко поднимает руку.) Он уже и пишет ею. Так что пока у нас еще слабость, хочется спать — да? Но работает он просто здорово, и с логопедами, и с физкультурниками.
— Николай Петрович, а вы читаете?
Н.К.: — Журналы.
Л.П.: — Сейчас он выбирает себе новую машину, ему приносят все эти новые журналы, смотрит. Идиосинкразии к автомобилю не появилось после аварии. Просто когда я за рулем, все время говорит: “Осторожно, ты отвечаешь за жизнь людей! Осторожно, переезд! Осторожно, дети!”…
А ездим мы очень много. И по Москве, и за городом, и в гости ездим далеко… Это уже моя машина. За его разбитую нам выплатили страховку. Ее кто-то выкупил, восстановил — его согревает, что это тот автомобиль, на котором ездил Караченцов. Ну а мы уже теперь, наверное, будем брать джип, да Коль? Какой?
Н.К.: — “Ленд-крузер”.
Л.П.: — Он очень мощный, устойчивый и вместительный. Вся наша семья ездит теперь на джипах. Там рама высокая. И если бы Коля ехал на подобной машине, думаю, не было бы таких последствий. А семейство наше чуть больше года назад увеличилось на девочку Яночку. А еще мы приобрели недавно “сыночка”, Эмочку. Эмиля. Это собака породы лабрадор. У нac был лaбpaдop-ретривер, пaлeвый — Mильвa, но oнa yмepлa пocлe пepeнeceнныx Koлeй oпepaций… Koль, a ты любишь Янoчкy, cвoю внyчку?
Н.К.: — Да. И Пятачка.
Л.П.: — Это наш четырехгодовалый внук Петр. Говорит, что он — Пятачок, я — Винни, другая бабушка — Ослик, мама — Сова, а папа у него — Кролик. Настолько был потрясен этой книжкой, что разложил ее на всю семью. То и дело с ними созваниваемся, уже друг по другу соскучились! Мы ведь с ним перед отъездом были в цирке. На Пятачка это произвело неизгладимое впечатление, и теперь он ждет нас, чтобы опять пойти туда. Да, Кока? Мы даже сфотографировались с двухмесячным тигренком.
На коне!
— 27 октября у Николая Петровича день рождения — отмечать будете уже дома?
Л.П.: — Конечно. Но даже не знаем, как — то ли в Москве будем праздновать, то ли на даче, а может, куда-то поедем. Потому что должны вернуться в Центр реабилитации. А здесь останемся до середины сентября. Хотим еще сходить на спектакль к Гришковцу, который выступит на сцене вашего Русского театра. В Москве мы, наверное, его не сумеем посмотреть, там он редко играет. Да, Кока, пойдем здесь на спектакль? (Караченцов согласно кивает.)
— Нынешняя юрмальская реабилитационная программа сильно отличается от прошлогодней?
Л.П.: — Нет, только добавили лошадей — рейттерапию. Это большая радость — Коля всю жизнь на съемках катался на лошадях, и вот теперь замечательно сидит на своем шоколадном Персике.
Я встаю около семи и бегу на процедуры.
А Коля спит до девяти, зaнятия y нeгo нaчинaютcя в дecять. Тут все хорошо работают, все аккуратненькие, доброжелательные, ласковые. И наш лечащий врач Гита Берзиня очень внимательная. Десять раз перезвонит. “Как дела? Как давление? Все нормально? Он принял лекарство?”… Записочек десять всегда напишет. Ну прямо как мама дома. И откармливают его тут просто как на убой. Кока, а тебе нравится здесь?.. Но сегодня погода такая тяжелая, а завтра, думаю, будет хороший день. Завтра у тебя будет хорошее настроение.
Гуляем обычно два раза в день, по часу-полтора. Если дождя нет, конечно.
А то в Ригу ездили, когда была теплая погода. Ходили на выставку французского фотохудожника в Доме Черноголовых. Собираемся к отцу Феофану в Елгаву, благословение взять. Мы в прошлом году у него побывали — такой человек замечательный! И там ведь такой покой душевный…
— В Юрмале, наверное, уже чувствуете себя как дома?
Л.П.: — Когда приезжали к вам на гастроли, жили в Юрмале… Да, Коля?
А работали в Риге. Любили гулять, плавать. Правда, обычно это было в июле, самом жарком месяце. А сейчас приезжаем в августе, жара нам пока вредна, как и резкая смена климата. Но в следующем году хотим попасть сюда чуть пораньше, чтобы захватить тепло. Надеемся, нам разрешат и летать. Да, Коля? В Мексику полетим к друзьям. Или в Испанию, в Италию.
— Николай Петрович, вы, наверное, тренируете память, вспоминая текст ваших ролей?
Н.К.: — Да.
Л.П.: — Он вспоминает все. Вчера нас снимали, и Коля вспомнил имена, фамилии и своих персонажей, и его партнеров. Тоже тренировка памяти. А часто едем и поем песни из “Юноны” и “Авось”. Только у меня получается лучше пока по мелодике. Собираемся вызывать нашего замечательного вокалиста Гену Трофимова, Коля будет с ним распеваться. Потому что пока у него рваная речь, он как бы немножко спешит. И вокал, конечно, нам поможет. Но главное, чтобы было здоровье.
Закон бумеранга
— Людмила, а вы не смотрели “Юнону” с новым составом?
Л.П.: — Нет. Ты пойдешь, Коля, смотреть, как играет Дима Певцов? Нет? А почему?
Н.К.: — Не хочу.
Л.П.: — Тяжело, наверное. Мне трудно представить, как Коля будет на это реагировать. Он ведь один столько лет графа Резанова играл. Все же есть незаменимые актеры. За все время, пока мы пытались найти кого-то, никто не смог этого сделать настолько же сильно. Видели фрагменты по телевидению. Нормально, профессионально, но… не о том. Мы, актеры, шли на этот спектакль (технически очень сложный и тяжелый), как на очищение. И каким бы усталым ты его играть ни пришел, уходил с радостью. Будто у исповедника побывал. А когда пели “Аллилуйя любви”, зажигался свет, и мы видели, что люди в зале тоже поют, что у них слезы на ресницах…
— Сейчас по телевидению показывают немало фильмов, в которых Караченцов снялся незадолго до того страшного случая?
Л.П.: — Он как раз тогда закончил сериал “Счастье ты мое”. Но отказался от всех фильмов, связанных с убийством, с кровью… Сказал, что вообще подвел какой-то итог и что уже невозможно, когда на каждой странице по пять трупов и кровь рекой течет. Хочется что-то о человеческих взаимоотношениях, о людях, преодолевающих свои личные невзгоды. О том, как бы сделать так, чтобы воспитать своего ребенка — и он был бы тебе другом, а не врагом… Тут его Господь Бог и остановил.