Зал «Кипсалы» почти под завязку полон. Большая часть публики чинно сидела. Заведомо меньшая – стояла, скакала, кричала и танцевала. Впрочем, все началось чинно, по-похоронному. Черные фраки, безупречный академизм мужских голосов, торжественная заунывность… Цыганщина явилась незаметно. Колыбельная переходит в «Отче наш» и обратно. Гремят сверкающие трубы, щедро отливают золотом яркие жилетки, дрожат цветы и ленты на головах крестьянских красавиц-певичек.
Ритм подкрадывающийся, разгоняющийся, размеренно и ожидаемо переходящий в бешеный. Не знаю, как можно воспринимать этот балканский вихрь музыки сидя. Это все равно что кататься на велосипеде, не сходя с места. Музыку Бреговича надо слушать, когда он сам лично восседает на сцене с довольным лицом. Музыка Бреговича без самого Бреговича – это все равно что суп без перца. Все равно что коктейль без вишенки.
Он выходит, улыбаясь, и на его лице с чарующей откровенностью написано: «Все хотят меня, и я хочу всех». Когда он нежно выпевает в микрофон «с-с-с-с-экс», то наибольшее удовольствие ему доставляет тянуть свистящую согласную «с». Хриплые и шелестящие согласные в его песнях – это самое вкусное, это как косточки в вишенках. Он дирижирует своим оркестром, сидя к нему спиной, воздевая к потолку указательный палец. Выставляя согнутый острый локоть, он делает резкое движение, будто бьет в тугой барабан, – и музыка смолкает. Он разве что не шевелит губами в такт песне, когда поют его красотки в расшитых сарафанах. Он проживает собственную музыку на сцене как очередной сеанс удовольствия от жизни.
Кому-то покажется слишком хорошо и красиво придуманным, слишком искусственным этот точно выверенный контраст ритмической безудержности и печальной строгости, на котором держится все шоу под названием «Оркестр свадеб и похорон Горана Бреговича». Но сам Брегович улыбается так хитро и лукаво (как лис, проглотивший свежевыпеченного колобка), словно получает некое высшее наслаждение. Словно знает, что у этой слишком искусной музыки есть иной, высший смысл.
Этот смысл очень простой и легкомысленный, как глоток винца (стакан стоит под стулом маэстро!), но безусловный. Он знает его, а вы – знатоки-меломаны – сидите теперь вот и рассчитывайте с калькулятором, сколько тут процентов сербского фольклора, сколько – цыганского, какие имеются влияния и этапы… Да не берите вы в голову, кайфуйте!
Для нашего, а конечно же, не для своего кайфа Брегович, покорный и веселый раб собственной славы, поет свой самый знаменитый шлягер – песню In the death car, которую в знаменитом фильме Кустурицы «Мечта Аризоны» пел Игги Поп. Он поет тихонько, едва-едва, потому что точно знает нужный градус. Ведь нашей с вами собственной радости от любимых звуков вполне достаточно, и Бреговичу совсем не нужно вкладывать туда еще и кучу собственных эмоций. Он поет так непривычно нежно, слово это песня на текст А. С. Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла»…
В финале полный набор удовольствий для тех, кто не рванул в гардероб, поверив, что Брегович просто так уйдет со сцены под звуки оваций. В финале – песня «Калашников» с выкрикиванием на корявом латышском «вперед!», питейная песенка с бульканьем жидкости и вливаньем в себя алкоголя после каждого куплета, волшебно-прекрасные соло-импровизации трубачей, демонстрация всего похоронного ассортимента и шуточки типа «Мы слишком дорогой оркестр, так что не умирайте!». Будем жить, Горан! Ни за что не умрем!
Горан Брегович советует: живите!
Сербская мировая знаменитость, композитор и музыкант Горан Брегович выступил в Риге со своим «Оркестром свадеб и похорон». В отличие от прошлогоднего визита оркестр был в полном составе - около 40 исполнителей на сцене! Мужской хор и «струнники» при бабочках и в строгих черных костюмах, тетушки-певуньи и мужички-трубачи - в ярких народных... Ну и, конечно, сам Брега! Без него ж какие свадьбы и похороны?!