Первого сентября 1991 года между Белградом и Загребом вслед за железнодорожным оборвалось и автотранспортное сообщение. Автомагистраль была блокирована в районе города Окучани: там развернулись кровопролитные бои между вооруженными отрядами сербов и хорватов. Но, выезжая в тот день из Белграда, об этом еще не знали собственный корреспондент московского телевидения в Югославии Виктор Ногин и оператор Геннадий Куринной.
Вот уже четырнадцать лет двух российских журналистов считают «безвестно отсутствующими»
<TABLE WIDTH=270 CELLSPACING=0 CELLPADDING=0 BORDER=0 ALIGN="LEFT">
С началом гражданской войны в Хорватии наше телевидение регулярно передавало объективные, честные репортажи своих югославских корреспондентов из самых горячих точек. Я не однажды был свидетелем их самоотверженной, мужественной работы и рассказал об этом в «Известиях» в корреспонденции «Под огнем… журналисты». Виктор и на этот раз приглашал коллег поехать в командировку вместе. У него в корпункте обсудили ее план: три-четыре дня поработать в Загребе, рано утром – отъезд на «войну», днем – возвращение, вечером передача материалов в Москву. А возвращаться домой из Загреба предполагалось не прямой дорогой, а через Осиек и Вуковар, где днем и ночью не стихали бои. Однако в тот воскресный день, 1 сентября, я выполнял срочное задание редакции в Белграде, а Виктор с Геннадием плана не нарушили. Они по автобану выехали в Загреб…
За окном квартиры Ногиных горят огни Останкинской телебашни. Из этого дома на Аргуновской улице журналист «Останкино» Виктор Ногин ходил на работу пешком. Отсюда он уезжал в длительную командировку в Югославию. Сегодня в этой квартире все еще надеются, что когда-нибудь Виктор сюда вернется. Надеются – вопреки всему.
В гибели оператора Геннадия Куринного и Виктора Ногина уверены все: друзья, коллеги. Лет семь назад руководство ОРТ попросило жену Ногина, Галину, помочь решить «кадровый вопрос» – обратиться в суд с иском о признании мужа погибшим, дабы вычеркнуть его из «живого» списка компании. Взамен обещали не забывать. Однако Останкинский межмуниципальный народный суд по просьбе Галины вынес совсем другое решение: считать В. Ногина «безвестно отсутствующим».
За минувшие годы министерство иностранных дел, прокуратура и ФСБ России так и не выяснили до конца обстоятельства исчезновения в Югославии московских тележурналистов. Их судьба до сих пор неизвестна.
В подступившей незаметно вечерней мгле огни телебашни разгораются все ярче. А мы с Галей продолжаем вспоминать трагические события той осени, годы, последовавшие за ними…
Из школы – в неизвестность
Утром 1 сентября Ногину и Куринному надо было не только собраться в командировку, подготовить автомобиль к дальней дороге, но и побывать на торжественной линейке в средней школе при нашем посольстве. В ней учились дети дипломатов и всех прочих граждан, командированных за границу. У Виктора в восьмом классе учился сын Никита, у Геннадия Ванюша пошел в пятый класс. По традиции журналисты «Останкино» снимали на память для родителей все школьные праздники. Вернувшись из школы, Виктор проверил документы, блокноты, дорожную сумку. Все было в порядке. Жену заверил: «Я тебе обязательно позвоню, вечером или ночью, скорее всего, из Загреба».
Он не позвонил ни вечером, ни ночью, ни утром 2 сентября. Так же как Геннадий Куринной. За четырнадцать лет они ни разу не вышли на связь с родными. В Загреб журналисты выехали по магистрали, которая все еще называлась «Братство, единство». В послевоенные годы ее сооружала молодежь всей страны. Знаменитое шоссе постепенно превращалось в линию фронта. Его оседлали вооруженные отряды сербов и хорватов. Кюветы, виадуки, мостовые переходы исторгали огонь и смерть.
До начала братоубийственной войны колонны рефрижераторов, легковых автомобилей многих стран днем и ночью неслись по безупречному асфальту. Восхищала инфраструктура магистрали мирового стандарта. «Визитная карточка Европы», – назвал однажды этот поток скорости Виктор Ногин, управляя редакционным «опелем-омегой» – завистью всего нашего журналистского корпуса в Белграде. Почти 400 километров от Белграда до Загреба Виктор пролетал за два с половиной часа. Но в те сентябрьские дни судьба их «перелета» долго оставалась неизвестной. Обзвонив гостиницы и хорватское телевидение, мы узнали только одно: до Загреба коллеги не добрались.
Наш посол попросил своих сотрудников с поисками не торопиться, не докучать срочными просьбами местным властям и руководству Народной армии. «Пройдет неделя-другая, и ребята обязательно отыщутся, – убеждал он жен Ногина и Куринного. – Исчезнуть бесследно в Югославии, по-моему, невозможно». Тогда поиски пропавших друзей начали российские журналисты, побывав во многих глухих районах Хорватии.
Корреспондентов, аккредитованных тогда в Белграде, было с десяток. Каждый из нас старался не подкачать перед своими читателями, слушателями, зрителями. Но нужно честно признать: Витя Ногин и Гена Куринной намного чаще бывали, как теперь говорят, в горячих точках, рисковали собой больше других.
Для Вити война в тихой мирной Югославии началась задолго до событий в Хорватии. Он первым в 1989 году рассказал о кровопролитии в Косово, его темно-синий «опель» часто видели во многих охваченных огнем селениях. Отснятые Ногиным сюжеты постоянно выпрашивали корреспонденты других стран, предпочитавшие не рисковать в опасной зоне межнациональных конфликтов. В военных условиях наши поездки в Хорватию становились все более сложными. Бесконечные проверки документов, обыски, даже аресты. Пока доберешься до Вуковара или Осиека, раз двадцать подставляешь затылок под дуло автомата. Конечно, каждая экспедиция «туда» для их родных (у каждого две дочери-студентки и двое сыновей-учеников) была сопряжена с тревожным ожиданием. Дома тоже видели кадры, снятые мужьями и отцами.
Галя Ногина никогда не упрекала Виктора за риск. Галя умеет ждать молча. Галя Куринная второй месяц в Югославии: мужа перевели сюда недавно. Думала, тяжелее, чем в Африке, где работал Гена, больше в жизни не будет. И вот вдруг такое испытание.
Заявление гвардейца Каланя
В сентябре сербы перевозили группу пленных хорватских гвардейцев из одного лагеря в другой. В автобусе звучало радио, и после концерта диктор начал читать последние известия.
Звонимир Калань дремал, но вдруг услышал сообщение об исчезновении по пути в Загреб двух корреспондентов из Москвы. В лагере Калань, командир национальных гвардейцев из городка Костайница, сообщил сербам: «Я хорошо помню приезд двух русских корреспондентов на наши позиции. Было это 1 или 2 сентября. Они рассказывали, что по дороге в Костайницу проехали по территории, где стреляли. Ногин там у разбитого грузовика подобрал брошенный кем-то бронежилет. Мы подарили русским еще один и выдали на всякий случай каждому по защитной каске. Помню, интересовались корреспонденты нашим мнением о войне, расспрашивали, где наши семьи. Запомнил, что Ногин отлично говорил на сербско-хорватском. От нас они выехали в Загреб. Мы пред- упредили: дорога простреливается, советовали быть осторожней».
Это была первая конкретная весть о пропавшем следе Ногина и Куринного. О показаниях Каланя представители югославской армии оповестили посольство России в начале октября. Все удивились – почему они вдруг изменили маршрут и оказались в приграничном городке. Позже стало известно, что 1 сентября в 13 часов 35 минут Ногина и Куринного видели двое хорватских полицейских под городком Новска, за которым есть съезд с автомагистрали. До Загреба оставалось 100 километров пути. Они могли через час пить пиво в загребской гостинице. Снимать в воскресенье без аккредитации в столице нельзя. Но они были настоящими профессионалами. Решили не терять времени, заехать по пути на передовую. Что же произошло дальше?
«Наши» не исчезают
Неделя проходила за неделей, а ответа на вопрос не было. В стране в ту пору отсутствовал механизм поиска граждан, пропавших за границей. Государство не утруждало себя заботой о попавших в беду за рубежом – пропавших без вести во время командировки или туристических поездок, оказавшихся в плену по случаю исполнения «интернационального долга». Существовало мнение, что «наш человек» не может исчезнуть «просто так» по ту сторону границы. Пропадали у нас только предатели, диссиденты – словом, разного рода изменники Родины. Для их возвращения использовалась агентура КГБ, а вот обычной цивильной службы розыска не существовало.
Пожалуй, впервые в конце 1991 года прокуратура СССР решила провести розыск пропавших за границей «простых советских граждан». Прибывшая в Белград в начале декабря группа наших следователей энергично приступила к работе, быстро наладила контакты с югославскими органами. Казалось, разгадка тайны близка. Но поиск прервался по «объективной причине» – союзная прокуратура после развала СССР прекратила существование. Следователи вернулись в Москву. Правда, вскоре новая российская прокуратура заявила о продолжении начатого в Югославии расследования, а генеральный прокурор Валентин Степанков даже заявил, что берет дело о пропавших журналистах под личный контроль. Но последние экспедиции наших юристов в Белград не были эффективными.
Секреты сожженного «опеля»
Важное событие произошло в конце марта 1992 года. Представители Народной армии пригласили наших дипломатов на опознание автомобиля, найденного в районе Костайницы. Дипломаты подтвердили: обнаруженный автомобиль, разбитый и обгоревший, принадлежал Ногину и Куринному. Следователи югославской армии установили: машину сначала обстреляли на дороге, а потом, вероятно, сожженную кем-то, спрятали в укромном месте.
Очень важные сведения сообщили баллистики. При обследовании обгоревшей машины обнаружили 19 пулевых пробоин. Расчеты специалистов выявили обстоятельства атаки на «опель». Он попал в засаду на шоссе. Огонь по автомобилю в нескольких километрах от Костайницы велся одновременно с трех направлений. Кто стрелял по машине? В начале сентября здесь пролегала «нейтральная зона» – значит, палить могли все…
…Год спустя душным августовским вечером на перроне Белградского вокзала провожали мы семьи Ногина и Куринного, уезжавшие домой после года ожидания своих мужей и отцов. На что они жили в Белграде? Спасибо руководству «Останкино» – компания продолжала высылать в Белград средства на содержание здешнего корпункта. «По российским законам, – рассказала тогда Галина Куринная, – наши мужья ровно год числились в служебной командировке, в течение которой нам социальной помощи не полагалось. А со 2 сентября нынешнего года числятся пропавшими без вести. Можем ли мы теперь рассчитывать на материальную поддержку и в каких размерах – не знаем. Да бог с ней, с помощью. Отыскались бы следы наших мужей». Обе Галины побывали перед отъездом в Загребе, где встречались с местными юристами. Познакомились они и со Звонимиром Каланем, которого хорватские власти специально ото- звали с фронта под Дубровником. Галины убедились: этот молодой, но уже много испытавший в жизни офицер действительно беседовал в Костайнице с их мужьями. Прошел год, и, казалось, о судьбе Ногина и Куринного забыли в Москве и в Белграде.
Только одна российская служба продолжала поиск свидетелей событий под Костайницей. Летом 1993 года представитель внешней разведки в Белграде отыскал сербского ополченца Стево Бороевича, который был очевидцем нападения на «опель». Бороевич согласился дать показания российским следователям, даже указать точное место захоронения останков журналистов. Служебное донесение об этом немедленно легло на стол Примакову, возглавлявшему тогда Службу внешней разведки. 12 августа он договорился со Степанковым срочно направить в Югославию бригаду из двух чекистов и следователя прокуратуры. В Белграде их ждала страшная весть: несколько дней назад Стево Бороевич убит при невыясненных обстоятельствах. И все-таки под Костайницей москвичам удалось найти еще одного свидетеля тех событий – тракториста, перевозившего сожженный автомобиль в укромное место. По версии очевидцев, сербские ополченцы пассажиров приняли за хорватских шпионов и открыли упреждающий огонь. Однако тракторист утверждал, что в машине были тела не русских, а хорватов. Раскопки предполагаемого захоронения останков тоже не дали результатов. Позднее я встречался со следователем в Москве, и на все мои вопросы он давал на удивление расплывчатые, уклончивые ответы. Непонятно было, что собирается прокуратура делать дальше, с кем и как координировать свои действия. Создавалось впечатление, что судьба «обычных граждан» в стране, как и ранее, по-прежнему никого не интересует.
«Мы их считаем живыми»
Прошли годы. Давно стали взрослыми дети Ногина и Куринного. Никита Ногин пошел по стопам отца – он режиссер на телевидении. Сестра Даша – переводчица в сербской фирме. И каждый год накануне 1 сентября обеих Галин приглашают в Генпрокуратуру РФ, чтобы напомнить: следствие по делу их мужей продолжается. Ждите. На днях Галя Ногина сказала мне: «Мы до сих пор считаем их живыми…» Как им жилось все это время? Никакой социальной поддержки от государства семьи не получали. Только «Останкино» до разделения на самостоятельные компании оказывало детям материальную помощь. И сегодня в стране без вести пропавшие, как и в годы Отечественной войны, по-прежнему никому не нужны, считает Г. Ногина. «Мне, например, управление муниципального жилья Северо-Восточного округа Москвы отказало в приватизации квартиры, поскольку ее арендатор – «безвестно отсутствующее лицо». Взрослые дети и я лишены права «управлять семейным имуществом» – небольшой дачей и участком в Щелковском районе.
В Фонде защиты гласности есть книга памяти. В ней сотни имен журналистов, погибших на территории бывшего СССР при исполнении своего профессионального долга. Скорбный список ведется с 1991 года. Он свидетельствует: и сегодня журналистам надеяться, кроме как на себя, не на кого. Российские издания и телекомпании своему корреспонденту в горячей точке безопасность ничем не гарантируют. Например, корреспондент ОРТ, отправляющийся в Чечню или на Балканы, по-прежнему не имеет страховки. В то же время западные журналисты, работающие в России, получают удвоенную зарплату, поскольку страна признана в мире зоной повышенной опасности. Все без исключения имеют страховки. Справедливости ради надо отметить, что Союз журналистов России как-то пытается помочь коллегам. Он разработал международную карточку журналиста. Теперь СЖР и Международная федерация журналистов могут застраховать выезжающих в горячие точки (размер страховки зависит от задания). Но к карточке репортеры относятся весьма скептически: «Она полезна только одним – на ней не указано, от какого издания ты работаешь». В свою очередь Фонд защиты гласности предлагает корреспондентам подробные памятки о том, как вести себя в зоне вооруженного конфликта. На Зубовском бульваре можно получить также бесплатные бронежилеты.
Печально, но факт: Россия находится в том немногочисленном списке стран, законодательство которых не предусматривает материальной помощи родным пропавших без вести. Детям Куринного и Ногина не платили даже те минимальные пособия, которые по закону положены семьям, потерявшим кормильца.
…Я вспоминаю коллег постоянно – каждый день. И всегда с острым чувством непроходящей вины перед ними. Наверное, даже благополучные повороты собственной судьбы не всегда приносят покой душе.
<IMG SRC=“http://www.chas-daily.com/win/2005/08/31//ppic/.gif” WIDTH=1 HEIGHT=15 BORDER=0>
VII Всемирный конгресс русской прессы открыт!. Другие материалы >>