Варить два супа в одной кастрюле не стоит – это портит не только желудки и нравы, но и накладно 16

Набор слов названия “цикла”, возможно, на латышском языке и имеет смысл, но на русском представлял собой явную абракадабру – “Еврожизнь – почему?”. Если заумность названия объясняет возможную сложность проблем, то эксперты как раз и могли прояснить – кого в Латвии и чем так устрашала сама возможность существовать в окружении других, по-разному развитых государств. Имена двоих – Райты Карните и Иварса Иябса и привлекали в зал заседаний гордумы.

Дискуссию “живой” я бы не назвал хотя бы потому, что сама атмосфера собрания удушала, сковывала меня. Причиной тому стала “языковая” проблема, но дело было вовсе не в моем знании значений слов. Не имеющего особых способностей к овладению иностранными языками, но вполне сносно понимающего по-латышски, для меня, в слышимой интенсивной речи, естественно, терялись некоторые смысловые нюансы.

Это обедняло восприятие высказываний, что было, в данном случае, не слишком ущербно для понимания слышимого. Более того, это состояние напряженности невольно приводило к мобилизации каких-то личностных структур, дававших полное и ясное понимание происходящего – ты здесь не нужен такой, т. е. произносящий русские слова. Причем, не нужен не только “здесь”, но и вообще “у нас в Латвии”.

Отношение было презрительно-брезгливое, как будто бы автор, специально вляпавшись в оставленный коровой “блин”, не почистив обувь, пришел в зал заседаний на встречу с экспертами. К слову, в общении с друзьями латышами, имеющими более развитое чувство эмпатии (развитыми не односторонне), такое ощущение отсутствовало, что позволяло всегда иметь с ними дело. Здесь же, у почитателей учения г. Хирши (когда “язык” имеет дело только с “ушами”) явно проявлялись очевидные проблемы с логикой, что не позволяло помышлять ни о каком общем деле: когда речь заходила о “Фоме”, они непременно начинали говорить о “Ереме”.

На вопрос: "Повлияла ли на экономику страны, и если “да”, то “как?”, “языковая” политика государства?", собравшиеся прослушали отповедь о необходимости знания государственного языка. Когда в качестве примера были названы (какие-то) китайцы, стали видны все преимущества “живого” общения и автор буквально воочию увидел перед собой не “экономиста” и “политолога”, а кого-то “других” и эта инаковость в экспертах была на несколько порядков важнее и значимее каких-то там знаемых ими объективных экономических законов, принципов добрососедского содружества и нюансов “игрищ” местных политиканов – и это создавало атмосферу “где птицы не поют, деревья не цветут”.

Зарабатывавший какую-то “деньгу” ведущим это собрание в Даугавпилсе профессор ЛУ г. философ со славянской фамилией не сказал на “родном” русском языке ни слова. Что касается “китайцев в Америке”, то, как и у всех эмигрантов, у них есть собственные проблемы, но сами правительства стран, куда их занесло пусть и по доброй воле, не являются их головной болью. Согласитесь, в Латвии совсем не то еще и потому хотя бы, что староверы – не “китайцы”. И на второй вопрос, прозвучавший на русском языке, эксперты ничего вразумительного не смогли ответить: “Какую пользу помимо туризма Латвия может приносить Европейскому Союзу?”. Собственно, и значимость туризма они оценили как мизерную.

Ангажированный происходящим, я прочувствовал (привет Вам, г. Хирша) и другое: никто из экспертов настоящего страха перед жизнью в Европе не имел. А вот происходящее внутри страны, что называется, достало ученых по-настоящему. И здесь, сопереживая госпоже Карните, оказавшейся невостребованной государственной властью (не устану повторяться: не в знании латышского языка дело, а в “языковой проблеме”!) и собравшейся, уйдя на пенсию, уединяться в деревне, я бы попросил ее изменить этот план.

Вот и состоялась дискуссия. “После драки кулаками не машут” – ерунда на постном масле. Значит, над ошибками не думают и не работают. И она продолжится. Уверен.

 Александр Внуков