Полковник вспомнил, что было это во времена застоя. Дело было запоминающим, а проходил в нем некий Георгий Вешенцев, он же Георг, он же Гоша студент Рижского техникума культпросвета.
В 1975 году Гоша написал свой первый донос в КГБ, обвинив руководителя группы в антисоветской деятельности. Успешно закончив техникум, дипломную работу для него написала однокурсница, Георгий отправился поднимать культуру в латгальскую глубинку, но очень быстро зарекомендовал себя как артист. Память у него была поразительная – он мог наизусть читать многие монологи полюбившихся героев пьес. В любительском театре Георгий не прижился, его тянуло на большую сцену. В Даугавпилсе снимался фильм студии "Беларусьфильм" по тематики Великой Отечественной войны. Георгий очень реалистически подошел к роли немецкого солдата, а с небольшим монологом: "Матка, куры, яйко…", он выглядел настоящим фашистом – мародером. Конфуз случился в Даугавпилсском театре, где Вешенцев играл роль обер – лейтенанта СС. Не – то ради куража, не – то ради дурной славы, Георгий в перерыве генеральной репетиции сбежал из театра в форме эсэсовца и прошел в мундире по улице Ленина. В театр его вернули милиция и наряд военного патруля. Скандал был ужасный. В горкоме партии были готовы сожрать Георгия с потрохами, но пожалели родителей с научными степенями. В психиатрической больнице в медицинскую карту Георгия вписали "слаботекущая шизофрения". На том карьера артиста и завершилась. Георгия не оставили без корки хлеба и отправили в дальний колхоз на должность заведующего клубом. В новые времена Вешенцев выплыл в кругах среднего и малого бизнеса, скупая ордена и медали, погоны. Затем его след отыскался в компьютерном бизнесе, но дело лопнуло. Повидимому, орден Красной Звезды на груди майора был из личной коллекции Григория Вешенцева. Какую аферу затеял Вешенцев и кто его "назначил" на должность коменданта лагеря? Это предстояло выяснить в ближайшие дни, а заодно проверить и сам лагерь. Худые против толстых Вернувшись в барак, все обессиленно плюхнулись на нары и полезли за папиросами. "Беломорканал" на воле в горло не полез бы, а тут… Впрочем, сегодня не выдали и этого курева. Каждый в уме переваривал этот день на свой манер, но говорить было опасно. Капо прохаживался от двери до окна и обратно зыркая на столь неожиданно вверенных его попечению узников. Неожиданно взлетевшего на вершину власти Ванага прямо – таки распирало от желания использовать эту власть немедленно, но его фантазия пока дремала. У входа загремели уверенные шаги, и в дверь ввалился охранник: – Жан, давай в темпе на инструктаж, комендант всех собирает… Посторонился, пропуская Ванага, с широкой улыбкой записного весельчака воззрился на узников, которые в реальной жизни занимали определенное положение и посты. – Ну что, толстые? Звиздец нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь… И удалился, нарочито громыхая сапогами, насвистывая мелодию песни, которую использовал на свой манер. При свете керосиновой лампы у дощатого стола собрались почти все обитатели барака. Разговор начал Липкин: – А вдруг в стране действительно переворот? Я серьезно. Грянула антикапиталистическая революция и обрадованный плебс ринулся мстить. – Вечека, Вечека приласкала Колчака? – нараспев произнес известный депутат рижской Думы Гаркалнс. – Кто способен на переворот? Это каких бабок стоит… Откуда деньги возьмет главный коммунист Латвии, или те же социки, или те же ?пчелы. Не поверю, что ожили красные латышские стрелки, да и откуда им взяться… У главного комуняки могли быть деньги в 1991 году, но он никому не хотел их давать из партийной кассы. Сопартийцы посадили его в кутузку, чтобы не мешал. Нашли и статью – был бы человек… Вот тогда – то и появились бизнесмены из фондов КПСС, нахапавшие миллионы долларов. Деньги везли из Вильнюса дипломатами, открывали фирмы, торговали всем: цветными металлами, ширпотребом, нефтепродуктами. Не мне вам говорить об этом, да вы и сами знаете, что позже кредит G – 24 раздавался вам как награды за проделанную работу. Следаки, хоть и нашли концы, но там, наверху, всё надежно упрятали под зеленое сукно. Партократы от КПСС сошлись со злейшими врагами ?путейцами? и делили барыши все годы правления. Одураченный плебс ничего не понимал. Известный политолог, хорошо оплачиваемый и обласканный правительством Вилис Кирхинштейн, почесав под рубахой пятерней, видимо его одолела блоха, стал анализировать ситуацию. – Я уже давно не в научном учреждении, а в коммерческом, отсюда и денежки на различные развлечения. Деньги быстро и безболезненно меняют мировозрение человека. Каждый из нас понимает суть возникших проблем. Эти проблемы преследуют нас со времени независимости, вы правы. И довольно серьезные. Но во внезапную революцию я отчего – то не верю в силу объективных причин. Не могу поверить в революцию, развернувшуюся таким вот образом. Все – таки не 1905 -й год, с карательными экспедициями по Латвии и не 17 – й год, когда били по голове всех встречных – поперечных. Кстати, в семнадцатом тотальный грабеж начался отнюдь не сразу после взятия Зимнего. Несколько месяцев царила полная неопределенность и анархия. А вот банки они заняли сразу. – Тогда не было ни компьютеров, ни мобильных телефонов, – уперся Липкин. Дося нарезая буханку черного хлеба на ровные доли для своего отделения произнес: – Позорные волки везде одинаковые… Нет никакой революции, а есть очередные ментовские штучки. Была деноминация, а теперь декапитализация. Знаю я ментовский почерк. Этот липовый майор НКВД на них работает… – Что -то здесь не вытанцовывается, – заметил Кирхинштейн. Опять же дешевым детективом отдает. Ведь этот лагерь прошли такие государственные тузы, что можно было их взять в заложники и доить, доить… – Почему комендант сегодня заговорил про экспроприацию? Значит, в стране наступил час Х и подготовили его экс – коммунисты, чтобы вернуть страну в прошлое, – произнес бизнесмен средней руки Сарканбиксис из Прейли, торгующий лекарствами. – Э, батенька, куда хватили… Откуда тут коммунистам взяться. Вы бы лучше свою фамилию сменили, ведь в переводе она звучит ?красные штаны?. Может быть вы сами коммунист? – заметил под смешки присутствующих Кирхинштейн. Я долго искал ответ на вопрос: "Почему нас, богатых, никто не любит" – вступил в разговор Липкин. – Лозунг "Свобода, Равенство, Братство" – он так и остался иллюзией со времен Французской революции. Мне пришлось прочитать у Акунина: "Нет ни свободы, ни равенства, ни братства. Ответственный человек не может быть свободным от долга и обязательств, а людям безответственным грош цена. Теперь по поводу братства, Когда все люди тебе братья – значит, никто тебе не брат. Родных и любимых не может быть много. С равенством тоже не получается. Люди неравны, и никогда один их них не заменит другого. Это научный факт. И слава Богу, что нет никакого равенства. Есть люди сильные и везучие. С таких и спрос больше. Они должны выкладываться на всю катушку и помогать слабым, но только не делая из них паразитов, не унижая подачками с барского стола". Верно подмечено, это как из притчи о талантах (деньгах) – один человек свои таланты закопал в землю, второй просто израсходовал, а третий приумножил. И я сделал страшный вывод о нашей латвийской элите. Редко кто – то из нас что – то приумножил. Мы свои капиталы наворовали в процессе приватизации, нажились за счет продажи заводов, фабрик, земли. Все это мы отдали на откуп Евросоюзу. Почти 20 лет мы воровали. Воровали все – политики, депутаты, бизнесмены. На общем фоне мы смотрелись как европаразиты. Мы бы разворовали и европейские деньги, но в Брюсселе сидят не дураки – там сразу поняли нашу воровскую сущность. Мы могли бы стать такой же страной как Ирландия, но у нас нет опытных экономистов, министров, дипломатов, которые направили бы европейские деньги на созидание. ?Семь жирных лет? за счет Евросоюза накрылись медным тазиком. Нас не любят и в Европе – за глупость и жадность, нас не любит и собственный народ за то, что мы стали страной секонд – хенда, народ наш ходит в обносках, жрет продукты для третьих стран, получает жалкие пособия и пенсии. За что же нас любить? Наши же состояния похожи на русскую поговорку: ?Ни Богу свечка, ни черту кочерга?. Мне смешно, когда президент страны рассуждает о патриотизме, а наши капиталы лежат в иностранных банках и работают на ту же Швейцарию. Никто из нас не думает о Латвии, а только о себе. Побывайте на заседаниях Сейма, они напоминают мне больничные палаты в психбольнице. ?Пациенты – депутаты? несут такую чушь, что впору напиться, что и делают некоторые депутаты, у которых сохранился здравый смысл. А что делают министры? Ведь это был позор на всю Русь, когда в Саратове побывал бывший министр земледелия Слактерис и предложил великий бартер – обмен авроровских колготок на сельхозпродукты. А ?кривые? автоматы для армии, пушки 1938 года из Швеции, велосипеды для пограничников тех же лет. Вот вам и полный расклад на сегодняшний день. И если нас завтра будут раскулачивать, то это только для пользы того же государства. Я думаю, что к власти пришел вновь сильный Карлис – самая пора, иначе всем нам киркирдык. – Ловко ты прошелся по всем ворам, тебе бы свою речь в коммунистическую прессу скинуть… О таких как ты на зоне говорят: ссучился, хотя ты и прав. Но я все же стою за то, что это заказ. Здесь собрались не шестерки. Многие из нас располагают оч-чень хорошими возможностями, – заявил Дося, кончая резать хлеб. – Дайте мне только отсюда выбраться, я этих пидаров поставлю на колени, а коменданта мои ребята отпетушат по полной программе. – А не взять ли нам, господа, заложничков? – раскрыл рот журналист Боря, человек Липкина, до сих пор молчавший. – Нож к горлу и далее по избитому сценарию – научены средствами массовой информации. Если против нас не государство, а комендант со своей шоблой, то есть смысл пуститься в самое тяжкое. Если захватить медичку, то все сойдет гладко. Комендант медичку просто боготворит… – У коменданта на кону такой банк – все наши состояния, – отметил Дося. – Будет он ради какой – то шалавы – наркоманки рисковать? Вряд ли. Ну пустим мы мы эту Машку по кругу, потешим себя, а дальше что? Если брать в заложники, то только самого коменданта. – Стоп, мы совсем забыли о телефоне, – вновь заговорил Боря. – После шмона у Доси остался мобильник. Ох, и хитрый ты жук Дося, сразу чувствуется школа. Давайте позвоним на волю и все узнаем, чего гадать? Дося задумчиво посмотрел на журналиста. – В своем деле ты набил руку, тебе бы еще и морду набить… В другой обстановке я бы тебе глаз на жопу натянул, но идея была хороша вчера. Никто из вас не заметил одной очевидной вещи. Моя мобилка стала бесполезной игрушкой. Если бы вы сегодня внимательно посмотрели поверх пиратского флага, то заметили бы коробку. На зоне с помощью таких устройств глушат все мобильники. Комендант – другое дело. Когда он звонит на волю, то отключают глушилку. Как узнать время, когда он держит связь. Вот так вот, Боря… За наблюдательность я бы поставил тебе пять, а вот за… Впрочем, это из области анекдотов из медицины, а нам не до анекдотов. Так ничего и не решив, совещающиеся полезли на нары спать. Следующий день им ничего хорошего не сулил Заживо погребенный После завтрака, состоявшего из куска хлеба и мутного пойла, названного Нюркой "какавой", колонны заключенных погнали в карьер добывать песок. Зуботычины, удары резиновых дубинок сыпались на тех, кто не дотягивал до нормы. Горы песка росли, ямы становились глубже. У одной из ям остановился комендант. Отвесные края ямы не успели осыпаться. Из лагеря прибыл бульдозер и остановился возле ямы. Комендант растегнул кобуру, вытащил пистолет ТТ. – Номер 2 – 37 ко мне! Дося недоуменно посмотрел на свой бушлат. Номер ему был присвоен две недели назад. – Что этому придурку надо, – пробурчал Дося и бросив лопату направился к коменданту. Охранники и зеки замерли. Комендант готовил новый спектакль. – Номер 2 – 37 прибыл по вашему приказанию, доложил Дося, чтобы лишний раз не злить коменданта. Со стороны можно было подумать, что у края ямы мирно беседуют два человека. Слов не было слышно, но через некоторое время все поняли жест Доси – левая рука ребром ладони показала на сгиб правой. И тут из – за бульдозера выскользнул капо Ванаг. Удар дубинкой свалил Досю с ног, а следующие удары по почкам, ребрам, голове превратили вора в законе в подрагивающую куклу. По указанию коменданта Ванаг подтянул тело Доси ближе к яме. Видно было, что Дося еще жив, он пытался отползти от опасного края ямы, но комендант ударами сапог перекатывал тело жертвы как бревно. Последний удар и тело рухнуло вниз. И сразу же взревел двигатель бульдозера, которым управлял капо. Тяжелая машина погнала к яме вал влажного песка, который сразу же заживо похоронила жертву. Для верности Ванаг высыпал в яму три кучи песка. Комендант подойдя к краю, как это бывает на похоронах, взял и бросил в яму три жмени песка и истово перекрестился. Спустившись вниз, комендант обратился к заключенным: – Я человек обязательный и свои обещания выполняю. Пусть с миром покоится в этой яме вор в законе Дося. Кто помнит его фамилию, кто будет оплакивать вора? Семьи у него не было, какая семья у вора? Даже братва не узнает какой мучительной смертью умирал их подельник. А вам всем это урок. Только покорность, сотрудничество с администрацией лагеря могут вас спасти и только таким путем вы обретете свободу, но за нее вы заплатите своим состоянием. Лучше жить без денег, чем лежать в братской могиле. Кто вас будет искать? Некому! (Продолжение следует).