Ироничный детектив: Идет охота на «волков» 1

Добро пожаловать в "Ад" На вопрос: " Где можно изучать государственную политику?" юный Николлло Макиавели ответил: ", Улицы и публичные дома – лучшие учителя, ибо люди низки и их всегда следует искать там, где они удовлетворяют свои вожделения. Всего – то и нужно – понаблюдать и послушать важных особ, когда они навеселе. Но если хочешь знать, чем крутится мир, надо уметь слушать также и чернь. И еще нужно покровительство… (Автор повествования заранее приносит извинения читателям за стиль высказываний некоторых персонажей, но такова уж ситуация, больше похожая на народную поговорку: "С волками жить – по волчьи выть". Они маршировали, поневоле сбиваясь с шага – в животе громко бурчало, соленые струйки пота затекали в глаза, и нельзя было их смахнуть – четверо уже отправились в карцер прямо с плаца. Погода была прекрасная: светило солнце, в небе заливался жаворонок, на горизонте плавало марево, а на краю плаца пробивалась первая зеленая трава. Эрнст Липкин шагал, как автомат, потеряв ощущение времени. Над всем этим мощно надрывались динамики, извергающие из своих пастей бравурные песни первых, вторых и последующих пятилеток советской эпохи. На флагштоке, рядом с трибуной, развевался флаг СССР. Шеренгу зеков мордовали надзиратели в форме НКВД. Их синие фуражки с малиновыми околышками покрылись пылью. Автоматы ППШ в их руках на изготовку, с круглыми магазинами, казалось вот – вот изрыгнут веер горячих свинцовых пуль. Псы на поводках зло рычали. Натасканные на зеков, на их черные робы, бушлаты, на ненавистные нашивки с номерами пробуждали в подсознании собак самые низменные инстинкты – выше нашивки было горло врага, которое следовало разорвать. Известный издатель Эрнст Липкин помнил тот день до мельчайших подробностей, когда его отправили в лагерь по решению "особой тройки" на 10 лет без права переписки. Был и следак – бериевец, направляющий яркий свет настольной лампы прямо в лицо, и изнуряющий допрос… А затем вагон для телят, где помимо Липкина ехали в неизвестность еще 30 бедолаг. На конечной станции вагон встретил конвой с собаками. Всю толпу зеков погнали в лагерь пёхом, благо до него было 3 километра. Липкин обратил внимание, что процесс выгрузки заключенных и конвоирования снимался на кинокамеру с машины. Поэтому любопытствующие латгальцы понимали, что идут обычные съемки фильма. После муштры на плаце, Липкин хлебая баланду из алюминиевой миски и жадно поедая ливерную колбасу подозрительно синего цвета, с грустью размышлял: "А ведь проект отдыха богатых Буратино был просто гениальным. Чем можно поразить и удивить богатого рижанина – не крупного долларового миллионера, но и не последнюю спицу в латвийской колеснице, а исколесившего полмира и свыкшегося с зарубежными фешенебельными местечками настолько, что всякие там Багамы, Антальи и Таиланды теперь кажутся подходящими лишь для подкопивших штуку – другую баксов совков? Лагерем сталинской эпохи – вот чем! Правда, с поправками на время – кормешка паршива,но не отвратна, работа, но не столь выматывающая, охрана поддает по загривку только тем, кто этого жаждет, на мелкую контрабанду смотрят сквозь пальцы, дешевые карамельки и папиросы "Беломорканал" в ларьке взять можно всегда. А если подсуетиться и включить рыночные отношения, то можно устроиться вовсе недурно…" Говорят, устроители проекта, они же владельцы процветающей турфирмы, сами ничего не придумали. Гениально, но жаль, что Липкина не взяли в долю. Правда Липкин и здесь не дал маху и определил в ряды зеков своего журналиста, который тайно пронес в лагерь цифровой фотоаппарат для тайной съемки фактуры. Материал должен был появиться в журнале сразу же после отбытия срока в лагере. Как заверил проныра – журналист: "Читатели будут писать горячей струей". А все начиналось с того, что в Лиепае, в заброшенной тюрьме, турфирма опробовала свои первые страшилки, когда охранники загоняли туристов в камеры и оставляли их там всего на 15 минут. Адреналин выделялся в таком количестве, что был способен оросить бездушные тюремные стены. Дело пошло, толпы туристов росли как грибы после дождя. И иностранцы, и свои туристы до сих пор желают "попасть в тюрьму" за свои же деньги. Подобные услуги уже давно процветают в Штатах для скучающих пресыщенных богачей, вплоть до посадки желающих на электрический стул. Лагерь НКВД, благодаря заботам турфирмы, существовал уже более года и в кругах посвященных пользовался большим успехом. Сержант охраны Большой Федор, прозванный так за недюжинную силу и способность пробивать рукой, с помощью огромного гвоздя, тюремную табуретку насквозь, проболтался, что здесь не всегда столь пусто, не сезон, а вот в июне – июле тут не протолкнуться, народу на нарах как селедок в бочке. Сам Липкин сюда не особенно рвался – уговорила жена и приятель, который "отсидел срок". Это они прослышали от знакомых и загорелись – пикантно, ново, где – то романтично. Музей оккупации просто в подметки не годится… Уговаривали, пока не уговорили. Сейчас по прошествии одной недели, Липкин был вынужден признать, что деньги выкинул не зря – кайф по полной программе, ожидание свободы, несравненное чувство пройденных испытаний воочию, а не по фильма и романам. Свежайший латгальский воздух, напоенный сосновым ароматом и вынужденная диета, уничтожили полностью наметившееся брюшко. Липкин не ходил, а летал по лагерю, ранее грузное тело потеряло 5кг. От лопаты на руках образовались мозоли, округлились бицепсы как в далекой юности. Это только первые два – три дня чувствуешь тупое раздражение, злишься на себя за впустую выброшенные деньги, но потом осознаешь весь смак затеи. Только потому, что начинаешь всерьез, нешуточно, яростно мечтать о том дне, когда перед тобой распахнуться ворота, ты направишься на склад, облачишься в "вольный" дорогой прикид, защелкнешь на запястье браслет дорогих часов, недоступных смертным бюджетникам, распихаешь по карманам дорогие безделушки и покинешь лагерь. В том – то и есть небывалый кайф – в мечтах о свободе, в сладостном ощущении, что через неделю все это неминуемо кончится. Вернется все прежнее… Солнце уходило на Запад, а надзиратели подгоняли к плацу толпу заключенных. Охранники заняли свои посты, собаки выжидательно, не мигая, смотрели на доходяг в бушлатах. На трибуну поднялся комендант лагеря Ян Иванович Берзинь. Даже в этом спектакле была сохранена историческая правда, ибо лагеря НКВД на Севере почти поголовно возглавляли латыши – коммунисты. Мундир майора сидел на нем как влитой, грудь украшал орден Красной Звезды, на левой стороне густо теснились орденские планки. Парадные золотые погоны с двумя просветами сияли под лучами уходящего солнца. Раздалась команда: "К спуску флага СССР – смирно!". Из репродуктора зазвучал гимн Советског Союза. Казалось, что даже в этом ритуале нынешние зеки, а в прошлом добропорядочные граждане нового государства должны были прочувствовать и осознать ту степень унижения, какую ввел отец народов на всех просторах империи зла. После официальной части комендант лагеря представил зекам фельдшера, капитана медицинской службы Марию Великорос и в своей короткой речи благожелательно сказал: – Сукины дети! Проявлля заботу о вашем здоровье, Управление лагерями прислало вам медика, лишними просьбами не донимать, ибо в нашем лазарете больные выздоравливают мгновенно, как мухи… Охранники громко заржали в ответ на шутку коменданта. – Старшие по баракам – составить к утру списки больных и передать в санчасть. Комендант и медичка приступили к обходу строя. Мария Великорос полностью отвечала своей фамилии, хотя и была придумана невидимыми кукловодами турфирмы. Округлости груди буквально рвали гимнастерку из офицерского сукна. Широкий кожаный ремень перетягивал осиную талию, которую ничем не портила кобура пистолета ТТ на правом бедре. Судя по проглядывающей рукояти – это была не китайская игрушка. Пышную гриву светлых волос украшала офицерская пилотка с кокардой и звездочкой. Юбка из офицерского сукна облегала то, что и положено было облегать, и привлекло не один взгляд зеков, которые за время отсидки не потеряли нюх на женщин. Восхищали и сапожки, сшитые на заказ, с каблуками на ковбойский манер. Правильные черты славянского лица портили лишь ноздри аккуратного носика, которые подрагивали, или внезапно расширялись и трепетали – сразу замечалась связь с кокаином. Мимолетные высказывания очаровательной блондинки повергли в шок видавших виды Дон – Жуанов. – Не люблю жалоб на болезни. Все болезни лечатся по методу сексотерапии. С некоторыми из вас займусь этим всенепременно на днях. Голубчики мои, вам давно приелись худосочные селедки – модели, а я вас научу искусству истинной любви. Обращаясь к одному из депутатов, слывущему педиком среди своих собратьев, медичка выдала рецепт лечения этой странной болезни: – Один литр кефира, две ложки касторки, литр яблочного сока и сок половинки арбуза и ты, милейший, сразу поймешь истинное предназначение твоей прямой кишки. Встать смирно, образина! С тобой говорит настоящая женщина, офицер славной советской армии… Обращаясь же к зекам явно кобелиного вида, Мария Великорос произнесла пламенную речь: – На воле кобелиться нелегко, хотя она и воля… Гляньте на себя, побывали в лагере недельку, а уже вижу в ваших глазах знакомый кобелиный блеск. А что было на воле? Кобелились с секретаршами, проституками разных мастей, а некоторые из вас стали импотентами. Обещаю вам, что за один – два сеанса вылечу всех болезных. Через недельку будете спермой исходить… Лагерь готовился ко сну. На вышках загорелись прожекторы, тупорылые пулеметы уставились в пространство зоны, где находились не то зеки, не то люди желающие экстрима за собственные деньги. Кем они станут завтра по прихоти невидимых кукловодов? Липкин лежа на струганых нарах и жестком матрасе размышлял о белокурой бестии от медицины: – Сущая наркоманка, отмороженная неврастеничка, но не без царя в голове. Какие извращенные игры она нам уготовит?.. Он не знал, что судьба изберет его главным персонажем этих игр, похожих больше на кошмарный сон. И ка бы вторя его мыслям, из леса, за колючей проволокой донесся дикий хохот ночной птицы. Какую жертву она терзала. Поди знай… (Продолжение следует).