Ружье висело на стене

Экспонат ушел по-английски
То есть ушел, не попрощавшись. Телеграф уже сообщал, что операция по умыканию раритета была продумана до мелочей. Уже одно то, какое время для этого было выбрано, показывает: тать знал, что делал. Ведь он проник в музей за несколько минут до наступления Нового года, когда народ уже вовсю начал шуметь заготовленной впрок пиротехникой.
Под шумок легче было ломать входные двери. А грохот салюта привел к тому, что на его канонаду отреагировало сразу несколько десятков сигнализаций. Было свыше 30 вызовов. На все сразу бойцы полицейского охранного объединения Apsardze, естественно, отреагировать не могли. На это, возможно, тоже делался расчет. Только вот преступник вряд ли мог предполагать, что охрана на взлом вообще не отреагирует. Иначе бы он не спешил и прихватил еще какой-нибудь из уникумов — их на витрине, причем не менее дорогих, чем ружье, хватало.

Но вор оказался человеком целенаправленным. Взял он только ружье, а на серебряные кубки и другие ценности не позарился. Естественно, первое, что в таком случае приходит в голову, — это спецзаказ. А раз так, то дело плохо…

В целом же все похищение (оно отслеживалось видеокамерой) заняло около минуты. За этот время преступнику удалось взломать двойную входную дверь, пройти в зал средневековой экспозиции, там найти стенд, в котором хранилось ружье, разбить 4-миллиметровое стекло витрины, схватить добычу и удалиться.

Прощай, оружие
Итак, сигнализация сработала. Но что это дало, если пропажа ценного экспоната была обнаружена лишь утром 2 января? Да и не охранниками вовсе. В 8.30 директору музея позвонила уборщица и сказала, что “разгромлена одна из витрин”.

К тому времени сведения о том, что 31 декабря сработала охранная сигнализация музея, уже более суток находились в журнале регистрации происшествий. Более того, ведущий внутреннее расследование происшедшего заместитель начальника Курземского межрайонного отделения полиции Андрис Паулиньш заметил, что охранники на месте происшествия обязательно побывали, ибо музей включен в маршрут патрулирования. Во сколько это было (да и было ли?) и что охранники там обнаружили — вопрос. Ответ на него, пока идет внутреннее расследование, неизвестен.

Служебная проверка, конечно же, покажет, кто виноват. Виновные наверняка будут наказаны, но вряд ли это вернет экспонат на его привычное место. Преступления такого рода — работа на заказ — раскрываются редко. Попав в коллекцию (обычно анонимного) “любителя старины”, ценный экспонат затем показывается единицам, если вообще его не видит только сам владелец раритета. Наш случай, к сожалению, по всем признакам подпадает под такую категорию.

Хроника хищений раритетов

Предметы старины воровали у нас всегда. Наиболее неблагополучным по потерям для латвийских музейщиков, антикваров и просто любителей старины стал 2001 г. Тогда в ночь на 17 сентября из гаража 64-летнего любителя старинной техники в Алое был похищен мотоцикл марки BMW 1950 года выпуска. Двухколесный “бумер” был в хорошем техническом состоянии, поэтому ущерб его хозяин оценил в 4000 Ls. В январе того же года на аукционе Chrysties с молотка ушла похищенная в Латвии акварель. Украдена она была из дома по ул. Бикерниеку вместе с другими ценными полотнами в 1995 г. Судьба пропавших картин долгое время была неизвестна, пока в 1997 г. все на том же Chrysties не появился лот с картиной из коллекции. Акварель Александра Апсиса “Врач и его пациент” ушла тогда за 2100 GBP. Несмотря на то что стало известно о криминальном прошлом купленного произведения, новый владелец отказался добровольно вернуть его в Латвию.



Кто заплатит? И сколько?
Начну со “сколько?” Охранному объединению Apsardze выставлен счет на сумму в 100 000 латов. От этой цифры и будут плясать страховщики. Почему именно 100 000? Так, учитывая ценность и эксклюзивность экспоната, оценил нанесенный ему ущерб музей. Хотя на аукционах Германии цена раритетов такого рода колеблется от 15 000 до 20 000 евро. Директор музея Айна Бурия на вопрос: “Почему именно 100 000?” — ответила, что это, во-первых, исходя из художественной ценности и уникальности ружья, а во-вторых, не зря же она советовалась в этом деле с экспертами Военного музея.

Ружье, изготовленное в Лиепае в 1624 году мастером Матиасом Дрекслером, действительно уникально. Уже хотя бы потому, что оно местное и является единственным сохранившимся такого рода раритетом. К тому же это кремневое ружье (по сути, небольшая пушечка) имеет инкрустированный слоновой костью приклад и спусковой механизм в виде головы оленя.

Что касается вопроса “Кто заплатит?”, то тут ясно, что платить страховой компании Balta, ибо претензии музея Apsardze передала ей, так как между ними заключен договор страхования гражданско-правовой ответственности. Только вот страховая сумма, которую получит музей от Balta, будет как минимум на порядок ниже ожидаемой. Эксперты Balta оценят вину Apsardze и, исходя из страховочного лимита 10 000 латов, в его пределах и произведут выплату.

Что имеем, не храним
Страхование предметов старины и ценных музейных экспонатов, кстати, тема отдельного разговора. Известно, что похищенное ружье не было застраховано, как, впрочем, не застрахованы экспонаты и большинства других музеев Латвии. Насколько известно Телеграфу, страховку имеет лишь Военный музей. Но это благодаря заботам небедного, в общем-то, Министерства обороны. А вот музеи, находящиеся под опекой Министерства культуры, ходят в пасынках. Хотя не такие уж большие для этого дела суммы потребны. Военному музею, например, на страховку хватило 1000 латов, а, скажем, Музею истории Риги и мореходства нужно 2000 латов. В сравнении с тем, какие в музеях хранятся ценности, суммы эти просто плевые. Впрочем, дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере вслух заговорили о необходимости страхования музейных ценностей. Жаль только, что для этого понадобилась такая жертва…

P.S. Накануне выхода этого материала стало известно, что в деле о краже уникального ружья появились виновные. Первой “полетела голова” работницы оперативного центра Apsardze, которая дежурила в то самое время, когда из Лиепайского музея исчез драгоценный экспонат. Сотрудница освобождена от занимаемой должности, так как грубо нарушила служебные обязанности. Расследованием установлено, что после получения сигнала о взломе она не сообщила о нем по инстанции, в результате чего не были приняты должные меры.