МОН расписался в полном неумении

И какие пропорции в школах должны быть между родным и государственным языком, чтобы преодолеть пресловутую “низкую конкурентоспособность” нацменьшинств, которая официально объявлена мотивом “реформы”?

На днях ответ Ины Друвиете пришел в сейм. Прежде всего министр признает, что “в распоряжении Центра содержания образования и экзаменации Министерства образования и науки нет данных о результатах вступительных экзаменов выпускников латышских и меньшинственных школ и дальнейших успехах школьников в финансируемых государством высших учебных заведениях”. На нет, как говорится, и суда нет. Теперь понятно, что МОН занимается голословным очернением русской молодежи, принижая ее навыки в отсутствие реальной информации, которая нисколько не интересует чиновников от образования. На этом можно было бы и закончить, но ответ г–жи Друвиете депутатам был весьма пространным. Она пишет: “Анализ результатов работ государственной проверки указывает лишь гипотетическую и еще не полностью подтвержденную тенденцию, которая свидетельствует, что школьники, которые учатся и на языке нацменьшинств, показывают немного лучшие результаты по математике и естественным предметам, а, в свою очередь, школьники, которые осваивают образовательные программы на латышском учебном языке, лучше обучаются гуманитарным и социальным предметам”. Объяснение у шефа МОНа такое — русские школы (впрочем, этот термин она решительно отказывается употреблять!) чаще лицензируют учебные программы точных и естественных наук, чем латышские.

“Данные о результатах приема учащихся и связь с образовательным учреждением, национальностью поступающего до сих пор не запрашивались. Министерство образования и науки не предлагало подобные данные включать в предоставляемую информацию, ибо вопрос о национальности поступающего может быть рассматриваем как дискриминация”.

Во как! Интересно, а неужели в МОНе не знают, что в русской школе могут учиться латыши, и наоборот? Не надо передергивать, г–жа Друвиете, — вопрос депутатов ЗаПЧЕЛ касался не национальности ШКОЛЬНИКА, а языка преподавания. Нас, строго говоря, не интересует, насколько успешны экзамены Берзиньша, Иванова или Рабиновича. Но гораздо важнее знать — каковы реальные сравнительные результаты, предположим, 1–й гимназии и 40–й школы. Далее г–жа Друвиете садится на своего любимого конька — билингвальное образование. “Мировая практика показывает, что большинство исследователей поддерживает билингвальное образование, этническое разнообразие, многоязычие и мультикультурность…” Превосходно — теперь идите, госпожа министр, в латышскую среднюю школу и предложите ей ввести 60% предметов, например, на немецком языке. Ага, вы уже даете задний ход: “Билингвальная модель образования сама по себе не является гарантией высокого качества обучения”. И что еще более характеризует академика Друвиете: “Чтобы анализировать результаты билингвального образования в государстве в целом, необходимо достаточное количество отдельных исследований билингвального образования в долгий период времени”.

Вот попали, так попали! Оказывается, эта самая билингвальщина все еще не отработана, экспериментально не подтверждена, и вообще черт ее знает, помогает она освоению предметов или наоборот. Но наши мичурины–лысенко от педагогики продолжают скрещивать коня и трепетную лань. Эпоха Друвиете в образовании ЛР только начинается…