Кровавое Рождество

В общей сложности свыше 200 тысяч солдат и офицеров, прижатых советскими войсками к Балтийскому морю. В том числе и 19-я дивизия Латышского легиона. В трехдневном сражении потери сторон были огромны, особенно Красной Армии — ведь она наступала. Однако продвижение оказалось незначительным, и линия фронта в Курземе стабилизировалась вплоть до весны 1945 года.

Беседую с ветераном второй мировой, бывшим легионером Станиславом ВАЙДЕРСОМ. Житель Даугавпилсского района, которому пошел 83-й год, вынужденно участвовал в тех зловещих событиях.

«Я был не на той стороне»

— Родился я летом 1922 года. В родной Дагде видел живого Улманиса. В Латвийскую армию не взяли по возрасту, а летом 1941 г. — и в Красную: Сталин не доверял латышам. Зато в 20 лет угодил в легион. По моим наблюдениям, большинство легионеров были из Латгалии: народ там победнее, было труднее дать взятку врачам.

Каких-то убежденных нацистов среди нас не было. Тем более обидно, когда нас обзывают эсэсовцами. В довоенной Латвии мы не любили немцев как многовековых угнетателей, и радовались, когда в 1939 г. они начали тысячами переселяться в свой «фатерлянд». Между прочим, у меня самого мать была обрусевшей немкой. Отец привез ее из России в начале 20-х. Честно скажу, я с куда большим удовольствием отправился бы с русскими воевать против немцев, чем наоборот. Но судьба
распорядилась иначе. Многие из моих сверстников, латгальских крестьянских парней, никаких враждебных чувств к русским не питали. Почти все мы хорошо знали русский язык. Правда, у многих мобилизованных была обида на Советы из-за родственников, которых силой вывезли в Сибирь. Один год новой власти разочаровал в ней массу народа. Да, немцев на нашей земле мы тоже не хотели, но верили, что будем воевать за независимую Латвию.

Пьяный фриц и нетрезвый старшина

— После военного обучения в рижских казармах нас отправили в Белоруссию охранять железную дорогу от партизан. К счастью, ни с одним из них встретиться не довелось — там мы были недолго. Зато вдоволь насмотрелся, как немцы обращались с местными жителями. Вскоре нас отправили на фронт под Новгород. Весной 1944 г. Красная Армия перешла в крупное наступление на Волхове. Немцы бросали латышей в самые горячие места, затыкали нами бреши в обороне. Мы отбивались, но и нас сильно потрепали. Много раз русские снаряды и бомбы попадали в наши окопы, убивая и калеча десятки солдат. Да, русские в нас не картошкой швырялись. Правда, с Волхова мы отступали организованно.

Я уже сказал, что к нашим «друзьям»-немцам мы относились неприязненно. Офицерами в легионе были латыши, в основном — офицеры довоенной армии. Но «фрицы» частенько прикомандировывали к нам своих инструкторов. Над одним мы неплохо подшутили. Подпоили немецкого фельдфебеля и подменили устаревший пулемет «МГ-34» на более современный. Очнувшись утром, «ганс» жутко ругался: «Ферфлюхтен, леттише швайнен…»

Другой забавный случай произошел уже осенью в Видземе. Отступаем к Риге, сплошной линии фронта нет. Как-то вечером греемся у костра, слышим — кто-то распевает русские песни пьяным голосом. Взяли оружие на изготовку. Прямо на нас выезжает человек на подводе. У него еще погоны интересные были — широкие перпендикулярные желтые полоски. Мы ему по-русски: «Слезай, приехал». Он моментально протрезвел: «Ребята, чего это вы в немецкую форму вырядились? Разведчики, что ли?» Смеемся: «Так мы немцы и есть». В общем, забрали винтовку, продукты, спирт и отпустили с миром. Он долго оглядывался, думал, выстрелим в спину. А мы хохотали от души. Заблудился бедняга.

Франкист с кисточкой

— Воевать с русскими мне было не по душе, и дважды я пытался улизнуть с фронта. Первый раз — когда получил трехдневное увольнение. В Луге забрался в грузовой вагон с твердым намерением спрятаться дома. Едва начал устраиваться, как в углу что-то зашевелилось. Я вскинул «шмайсер». Из груды соломы показалась смуглая голова в пилотке с кисточкой. Оказалось, испанец из 250-й «голубой дивизии», которую Франко направил в помощь Гитлеру. Кое-как объяснились с ним на скудном немецком. Я понял, что испанец также собирается дезертировать: мол, мерзнем, надоело воевать. На станции Резекне я сошел. Что сталось с моим попутчиком — не знаю.

Никто не хотел воевать. Однако соседи «настучали» в полицию — мол, наши сыновья на фронте, а Вайдерс задумал удрать. Пришлось вернуться обратно — я боялся за родителей. Зато в другой раз, через пару месяцев, когда я снова просрочил увольнение, выпустил очередь из автомата в сторону гнавшихся за мной полицаев. Надо было видеть, как они драпанули обратно по дороге!