Наше здравоохранение горит

Акцент — на амбулаторное лечение

— Ваши предшественники на посту министра по-разному пробовали подойти к реформированию здравоохранения. Хирург Арис Аудерс говорил о реформе страховой системы и введении налога на здоровье, гинеколог Ингрида Цирцене пыталась изменить порядок оплаты труда семейных врачей. Вы по образованию юрист, что вы намерены сделать как министр здравоохранения? С какого конца, по-вашему, надо приступить к решению множества проблем в медицине и какие из них самые острые?

— Я считаю, что главное — сменить акценты. Перейти от массового пользования стационарной помощью к более эффективному и рациональному использованию амбулаторной. Все эти годы здравоохранение держалось только на больницах. Теперь ключевыми фигурами должны стать семейные врачи и профильные специалисты. Фактически вся теперешняя работа — тушение пожара. Наша система здравоохранения горит, как дом. И уже не остается времени подумать, как все сделать сначала. Нужно исправлять ошибки, решать острые проблемы.

— И начать вы решили с сельских больниц? Планируете их закрыть?

— Я не хочу говорить о ликвидации малых больниц. Нет, мы не уничтожаем их, а ведем перепрофилирование. Сегодня малые больницы никак не соответствуют определению “современные”. В них нет ни аппаратуры, ни благоустроенных мест. Они хотят, чтобы мы снизили к ним требования и по-прежнему называли больницами. Но мы не можем называть больницами то, что считалось таковыми сто лет назад! Поэтому пришла мысль сделать из них пункты неотложной помощи и дневные стационары. И если человек, кроме медицинской помощи, еще нуждается и в социальном уходе, то этот вопрос нужно решать комплексно с самоуправлением.

Деньги расходуются неэффективно

— Однако ситуация критическая не только в малых, но и в крупных больницах. Люди вынуждены по несколько лет стоять в очередях на операции…

— Надо вернуться на несколько лет назад и увидеть первопричину происходящего. Только поняв, почему возникла такая ситуация, мы сможем ее устранить. Здесь сыграли свою роль и юридические, и экономические аспекты, и неквалифицированный подход. Но самое главное — это неправильная концентрация средств в стационарных больницах.

Так, только больница им. Страдыня за первые четыре месяца превысила лимит на 1,4 миллиона латов — это почти половина от общего числа квот, выделенных на все 120 стационарных лечебниц Латвии. Почему так получилось? А потому что в конце прошлого года больница уже превысила квоту, и часть денег, отведенных на этот год, пошла на погашение долгов. К тому же была уничтожена региональная квота, и все пациенты рванули в Ригу, здесь диагностика лучше. Как следствие неотложную и плановую помощь они получали в больнице им. Страдыня.

— Но разве больница в этом виновата?

— Больница — только одно звено системы. Речь идет о неправильном распределении средств. Взять, например, Лиепаю. Там было две больницы — центральная и детская, которые пустовали. Минздрав еще в 1996 году решил, что целесообразнее будет детскую клинику закрыть и сделать при взрослой отделение для детей. Да, были протесты, люди митинговали. Но в результате мы сэкономили деньги (раньше содержание каждого учреждения обходилось в 350 тысяч латов, сейчас детское отделение стоит всего 60 тысяч) и сохранили медицинские услуги для детей. Теперь никто не говорит, что детей в Лиепае не лечат.

— И там нет очередей на операции?

— Очереди есть везде, но это тоже издержки системы. Поэтому я и говорю о развитии амбулаторной помощи. Ведь неоспоримый факт: людям проще вызвать “скорую помощь” домой (каждый вызов обходится в 30 латов), потом полежать в стационаре (сутки стоят 15 латов), вместо того чтобы отправиться к семейному врачу, что обществу выльется всего в 2-3 лата, и решить свою проблему там.

Если сделать приоритетным именно лечение на уровне семейного врача или профильного специалиста, то это в целом для государства будет дешевле. Это и есть смена акцентов: “выловить” пациента на первом этапе, чтоб он не попадал в больницу и лечился максимально быстро с наименьшими издержками.

— То есть число больниц будет уменьшаться, а число семейных врачей расти?

— Вопрос надо ставить немного по-другому. Нужно изменить внутреннюю структуру больниц. Сегодня много денег уходит на содержание зданий, поскольку больницы обросли дополнительными службами и работниками — прачечными, дворниками, столовыми, отделами по закупкам медикаментов, структурами по содержанию территорий, ремонту крыш, собственными котельными.

В то же время помещения в большинстве больниц пустуют. Поэтому их можно объединять на уровне бухгалтерии, стрижки газонов и т.д. Так в практически незагруженной больнице “Гайльэзерс” можно предоставлять помощь специалистов амбулаторно.

Ситуация все равно останется тяжелой

— Но ведь большинство больниц все равно переполнены пациентами. И у врачей просто физически нет времени еще принимать их амбулаторно! К специалистам из той же Детской клинической университетской больницы на Виенибас гатве приходится даже за деньги по несколько месяцев ждать в очереди. То есть дело не в помещениях, а в специалистах.

— Да, детская больница уже израсходовала сверх нормы 61,224 тысячи латов. И именно по причине нехватки специалистов и низкого жалованья. Престиж профессии медика падает, и молодежь не заинтересована ее осваивать. Поэтому уже через 5-10 лет мы столкнемся с катастрофической нехваткой врачей. Некому будет лечить. Но теперешнюю систему мы не способны профинансировать, поэтому надо идти другим путем. Сэкономить на реорганизации больниц 1,5 миллиона латов и направить их на предоставление медицинских услуг амбулаторно.

— Неужели только экономия на больницах позволит выйти из затянувшегося кризиса?

— К сожалению, правильное распределение средств — фактически единственный путь к успеху. И конечно же, увеличение финансирования.

— На сколько в этом году вы планируете увеличить это финансирование из госбюджета?

— На столько, на сколько написано в правительственной декларации: как минимум на 15% больше, чем в прошлом году. Всего на здравоохранение мы намерены получить 700 миллионов латов. Посмотрим, получится ли выбить эти деньги. Хотя отмечу, что даже эти средства ситуацию кардинально не изменят, она по-прежнему остается тяжелой.

— Говоря о 700 миллионах латов, какие вы ставите приоритеты, на что эти деньги будут потрачены?

— Приоритеты все те же: “неотложка”, амбулаторный уход, компенсируемые медикаменты, неотложная помощь в больницах и лечение детей.

— А сумма, выделяемая на компенсируемые медикаменты, не вырастет?

— Финансирование на компенсируемые государством лекарства не увеличивалось уже 2-3 года. Мы намерены выделить больше денег на эти лекарства, но только для амбулаторного лечения. Ведь если посмотреть данные европейских статистических бюллетеней, то по сравнению с другими странами Балтии мы плетемся в хвосте по количеству расходуемых средств на компенсируемые лекарства (6,82 лата на человека) для амбулаторного лечения. Зато больше всех тратим денег на покупку препаратов для стационаров. А теперь подсчитайте: со всеми “скорыми”, госпитализацией на несколько дней и приемом там компенсируемых препаратов больной обходится государству в 400 латов. А если бы он просто сходил к семейному врачу, который бы выписал ему пусть даже самое дорогое, но компенсируемое лекарство впрок, то это обошлось бы на 100-200 латов дешевле.

— То есть будет выдаваться больше денег на компенсируемые медикаменты и меньше на больницы? И тогда человек призадумается, идти ли ему к семейному врачу и получить лекарство или вызывать “скорую”?

— Именно так. Но еще надо решить вопрос доступности семейных врачей. Сейчас человек звонит в местный докторат, а ему говорят: врач будет только через две недели. Логично, что он вызывает “неотложку”. Но только сколько мы за это платим…

— Освободившиеся средства вы планируете направить на увеличение числа врачей и специалистов или на увеличение их заработков?

— На увеличение числа врачей и в Риге, и в регионах, чтобы сделать их более доступными. Конечно, не все сразу получится. В Эстонии институт семейных врачей начал формироваться в 1991-м, и они в прошлом году закончили реформу первичного здравоохранения. Мы начали в 1996-м и еще находимся на полпути, поэтому чувствуется нестабильность.

Эстонцы и здесь обошли нас

— Как вы планируете избавиться от коррумпированности в рядах медицинских работников? Ни для кого не секрет, что за взятку можно попасть и на операцию, и на роды по высшему разряду…

— В первую очередь надо найти пропорции между неотложной и плановой помощью. Затем ввести контроль в больницах. Ведь почему у нас большое количество разных коррупционных сделок? Потому что нет критериев по разделению плановых и внеплановых операций и т.д. Так, можно отложить операцию, а больной говорит: “Доктор, но ведь мы можем договориться…” А вот когда все документы будут под контролем, все будет записано, то такие махинации провести станет сложнее.

Опять же пример Эстонии: там нет разницы между плановой и экстренной помощью. Там все медуслуги оказываются по диагнозам. Если это хирургия, то хирургия. И нет разницы, плановая она или нет, то есть человек не “откладывается” в очередь. А если наши отчеты посмотреть, то все субъективно. И часто фигурирует неотложная помощь без расшифровки, что под ней подразумевалось. Этот недостаток существовал, и этим объясняется масштабный прирост неотложной помощи в начале этого года. Ведь заболеваемость так быстро не растет.

— А что нам до сих пор мешало привести в порядок систему так же, как эстонцам?

— Частая смена министров.

— А может быть, просто неправильная расстановка приоритетов в государстве в целом? Так, бюджет Минобороны всего в два раза меньше бюджета здравоохранения. Зачем нам вооружаться, если в армии скоро служить будет некому?

— Это один из приоритетов нашего государства, когда мы вступали в НАТО. Я не хочу говорить, правильно это или нет, что важнее: здоровье или оборона. Не хочу выбирать. Просто надо найти баланс между этими расходами, и все.

От Европы толку немного

— Что даст нашему здравоохранению вступление в Евросоюз?

— Из структурных фондов мы намерены в ближайшие три года получить 6 миллионов латов.

— И как разойдутся средства?

— На приоритеты. На улучшение приемных покоев многих больниц, создание центров по уходу за здоровьем в регионах, например, в Цесисе и Олайне, улучшение базы “Скорой помощи”.

— А для сельских жителей что-нибудь будет сделано? Ведь во многих районных центрах даже семейных врачей нет, только фельдшеры, а то и ветеринары…

— К сожалению, на селе у нас сложилась уникальная ситуация. Врачи не хотят туда ехать работать. Вот взять, к примеру, Индры. Там за деньги самоуправлений отгрохан целый докторат. Врачу городская дума дает квартиру, машину, пациентов, которые обеспечат ему безбедное существование. А не едет туда доктор, он предпочитает работать в крупном городе. И тогда вся эта дорогая аппаратура, новые технологии идут по цене металлолома. Они никому не нужны.

— Со вступлением в Евросоюз у наших жителей появилась возможность получать гарантированную медицинскую помощь в странах сообщества. Для этого в Латвии нужно получить так называемую Е-форму. Но пока, как заявляют в Государственном агентстве обязательного страхования здоровья (ГАОСЗ), нет даже критериев, устанавливающих порядок ее выдачи…

— Не совсем так. Критерии указаны в соответствующем правиле. В нем говорится, кому, в каких случаях и в каком объеме предоставляется помощь, чтобы по возможности максимально быстро доставить конкретного пациента на родину. Так, если у вас болит зуб, то вам не будут залечивать дырки — его либо вырвут, либо дадут обезболивающее. Надо учесть, что это не является полным комплексным лечением.

— А если это плановая помощь, например, уникальная операция, которую в Латвии не делают?

— Такие услуги можно получить только с согласия ГАОСЗ и консилиума врачей. Ведь наш человек верит в чудеса, которые творят иностранные медики. Однако на поверку может оказаться, что в некоторых случаях они лечат не лучше, чем наши, и тратить на это государственные деньги просто неразумно.

— Но бюджет на эти цели не выделил еще ни сантима?

— Если денег из бюджета и впредь не дадут, то мы будем вынуждены в очередной раз урезать “корзину минимальных услуг” здравоохранения. И кто от этого пострадает? Мы и сейчас почти самые бедные — на одного человека в год тратим всего 59 латов. Немцы, например, — 2000 евро. Я считаю, что мы сможем отправлять на лечение за рубеж только 1-2%. И то на это будет уходить по 2-3 миллиона латов в год.

— Почему так много?

— Да потому, что нам только кажется: все у них бесплатно и погашается страховками. Это для них, но не для нас. Если у нас на “неотложку” уходит от 20 до 50 латов из госказны, то в той же Швеции 500-1000 латов.

За компенсацией — в посольство

— Как развивается ситуация с взиманием компенсации с Белмедпрепаратов, поставивших в нашу страну некачественные “Аскофен-П” и “Цитрамон-П”?

— Первые переводы мы уже получили. Они обязались постепенно нам все выплатить. Ситуация, когда в один день производятся некачественные таблетки разных наименований, — нонсенс. Обнаружить их очень трудно, поскольку проверяются не все партии, а упаковки выборочно. А тут вообще получилось, что даже в одной упаковке были и “нормальные”, и опасные для здоровья таблетки, что еще больше затрудняло процесс поиска. В то же время в оборот ушло более 1 миллиона таблеток. В любом случае ответственность несут только белорусы.

— А почему ущерб компенсируется государству, а не пострадавшим людям?

— Это неверно, люди могут обращаться в посольство Белоруссии, там есть человек, который за это отвечает и принимает жалобы от населения.

— Как можно защитить людей от появления такой некачественной продукции?

— Мы уже защитились, допуская с 1 мая на рынок только лекарства с сертификатом GMP.

— Появление препаратов только с GMP и исчезновение дешевых аналогов вряд ли положительно скажется на здоровье людей, ведь многим просто не по карману купить себе то или иное лекарство.

— Рост цен связан с тем, что улучшаются качество и безопасность медикаментов. И этот процесс удорожания происходит во всем мире, не только у нас.