В чемодане кто-то сидел

По сравнению с веселым искусством сложения сухое искусство вычитания требует куда большей сосредоточенности. Один минус один равняется нулю, плюс тот, кто считает, – очень важно, но невыносимо трудно не запутаться в такой арифметике. Некоторым удается.

Фильм «Никто не узнает» (Dare mo shiranai) японца Хирокадзу Корэ-Эда складывает и вычитает детей, оставшихся без присмотра. Оставшись без матери, отправившейся в продолжительный вояж за личным счастьем, трое не записанных ни в один официальный реестр детей остались на попечении четвертого – двенадцатилетнего подростка Акиры. Нечто подобное и в самом деле случилось в 1988 году, очень огорчив воспитанных японцев, тем более что история тогда закончилась смертью. Пятнадцать лет газетные вырезки и заголовки медленно плавились в архиве, превращаясь в фильм, который получил приз Каннского фестиваля за главную мужскую роль для Юя Ягиры – исполнителя роли Акиры.

Формальный взгляд превращает ленту в нечто вроде епитимьи, морального долга для каждого порядочного человека, просмотром «Никто не узнает» как бы голосующего за жизнь, спасение детей и искупление позора благополучного общества, позволившего свершиться трагедии. Все-таки драма продолжительностью в два с половиной часа, посвященная брошенным детям, – это звучит невыносимо.

Лента Хирокадзу Корэ-Эда требует такого редкого зрительского качества, как доверие, без которого рассказанная история превратится в подробную хронику социального преступления.

Мастер вычитания, скромный японец острыми маникюрными ножницами лукаво удалил из своего повествования все верхние октавы – слезы, драматические крупные планы, отчетливый социальный пафос. Все это оказалось лишним, когда есть, к примеру, такая вещь, как чемодан.


В чемоданах в свежеснятую квартиру попадут двое самых маленьких детей – домовладельцам не нравится, когда в квартирах много малышни. В чемодане сидеть весело, хотя и немного душно. Вылезая из чемодана, дети попадают в чемодан побольше – квартиру, из которой им нельзя выходить. То есть двум малышам нельзя совсем, девочке постарше можно на балкон, где стоит стиральная машина, а старшему Акире можно куда угодно – человек растет, вместе с ним растет и его чемодан. Мать, нарожавшая детей от разных отцов-молодцов, сидит в самом большом чемодане, где пытается устроить свою жизнь. Удивительно, как мягко настаивает режиссер на том, что она не крокодилица, которую службам соцобеспечения следовало бы пристрелить, а точно такой же ребенок, как и ее дети, смешливый, ласковый, только более бестолковый.

Аскетично оставшись наедине с самыми простыми предметами, Хирокадзу Корэ-Эда получил возможность неотрывно вглядываться в детей.
И замечать удивительные вещи – как железный порядок режима изоляции, заставлявший их стирать, убираться, готовить еду, сменяется хаосом при контакте с внешним миром. Какая странная, почти сакральная вещь деньги, если ты даже представления не имеешь, откуда они берутся. Что разница между ребенком и взрослым не в силе, ответственности или понимании самых значительных обстоятельств жизни – здесь, возможно, преимущество на стороне детей. Может быть, главная разница – во времени.


Дети проживают год, предоставленные самим себе. На протяжении более двух часов камера следит за ними, дружелюбно, но отстраненно фиксируя их игры, отчаяние, попытки найти деньги, завязать новые отношения. Время работает на режиссера – постепенно неспешность вечности, в которой пребывают дети, то необъятное «сейчас», которое является внутренним временем их жизни, затопляет экран. И каким-то образом, не отменяя трагедии и боли, это «сейчас» является источником такого счастья, что «Никто не узнает», заканчивающийся смертью одного из детей, оказывается не только одним из самых чутких, бережных и светлых фильмов о детстве. Границы мира, которые исследует фильм, интересуют не только детей.