Завещание Штирлица

Кому досталось наследство КГБ?

Существуют разные версии исчезновения наиболее ценных архивов КГБ Латв. ССР. Одни утверждают, что все важные бумаги были вывезены в Россию, другие якобы видели, что они были уничтожены на месте, а третьи уверены, что возня вокруг “мешков КГБ” — хорошо поставленный спектакль, режиссеры которого находятся в Москве. Телеграф попытался проверить все версии.
Продолжение. Начало в N№ 230, 232, 235, 237, 240

Куда смотрели?

Исчезновение архивов КГБ Латв. ССР крайне беспокоило руководство молодой республики. И это понятно, ведь комитет хранил столько компрометирующей информации, что обладатели этих документов могли серьезно шантажировать властную элиту Латвии и влиять на политическую ситуацию. Пытаясь выяснить, куда же пропали архивы комитета, Сейм создал специальную следственную комиссию, которая пришла к выводу, что новая власть сама виновата в том, что в стране остались только карточки агентуры, а самая ценная информация исчезла в неизвестном направлении.

Постановление Верховного Совета от 24 августа 1991 года обязало комиссию Вилиса Селецкиса перенять оперативный архив и картотеку КГБ. По словам члена комиссии Линарда Муциньша, картотека комитета перешла под юрисдикцию ЛР уже 28 августа 1991-го, но по непонятным причинам она была оставлена на хранение там же, где была перенята — в здании КГБ на ул. Стабу.

О секретных документах новая власть вспомнила лишь 27 ноября. В тот день вечером в “угловой дом” на ул. Стабу неожиданно приехали три депутата — Линард Муциньш, Вилис Селецкис и Арнолд Берзс, которые решили перевезти архив в более надежное место. Судя по документам, подписанным Вилисом Селецкисом, решение о спешном перевозе было принято по причине плохой охраны картотеки. Но было ли это истинной причиной? Тем более что процесс эвакуации проходил весьма хаотично и бессистемно. Телеграф уже писал, что термин “мешки КГБ” пошел гулять после того, как один из депутатов рассыпал на лестнице здания на Стабу картотеку оперативной проверки: документы пришлось собирать в мешки. Так вот, это знаменательное событие произошло именно вечером 27 ноября. При этом сотрудники комитета попросили составить акт, но многие карточки так и пропали.

Договор в швейцарском банке

Кто инициировал эту спешную эвакуацию документов? В отчете парламентской следственной комиссии в 1993 году об этой акции записано так: “Благодаря несанкционированным действиям депутата Л.Муциньша совместно с сотрудниками охраны ВС в собственность Латвийского государства была перенята картотека агентуры КГБ”.

О “несанкционированных действиях” было немедленно сообщено в Москву. В ответ в адрес главы Совмина Ивара Годманиса пришла гневная шифрограмма от тогдашнего главы КГБ СССР генерала Вадима Бакатина. В ней он извещал о недопустимости подобных действий латвийской стороны и о подорванном доверии в переговорном процессе. По сути, тем самым в истории передачи Латвийской Республике самых секретных архивов КГБ Латв. ССР была поставлена точка.

Любопытно, но многие бывшие сотрудники КГБ утверждают, что и латвийская сторона не проявила никакой инициативы, чтобы вернуть архивные материалы из России. Правда, рассказывают, что спецпредставитель главы правительства Айвар Боровков продолжительное время “торговался” с руководством КГБ СССР. Среди наиболее экзотических вариантов решения проблемы с “бумажным наследством” комитета был и такой: передать архивы, которые имеют отношение к Латвии, на ответственное хранение в один из швейцарских банков, а по прошествии 50 лет рассекретить эту информацию. Впрочем, эта идея, как и многие другие, осталась на бумаге.

“Спасенные” Муциньшем документы продолжительное время хранились в здании Верховного Совета, при этом уже тогда многие задавались вопросом: что же это за бумаги? “В ВС была комната-сейф с очень толстыми дверями, которые были опечатаны, — вспоминает глава Центра документации последствий тоталитарного режима (ЦДПТР) Индулис Залите. — Там стоял парень с оружием и штыком. Документы охраняли больше года. Я присутствовал, когда комнату открывали. Выяснилось, что один депутат наклеил на дверь волос, кто-то придумал еще какую-то меру проверки сохранности документов. Эта

комната закрывалась несколькими ключами, которые хранились у разных людей. На многих тогда магически действовала легенда о всемогуществе КГБ”. По словам Залите, мешки с картотекой в 1993 году поделили между собой ЦДПТР, Госархив и Полиция безопасности.

Ошибка резидента или провокация ЧК?

В связи с этим возникает целый ряд вопросов. Почему профессионалы из КГБ оставили новой власти часть пусть и не столь существенной, но все же секретной документации? Неужели на протяжении четырех месяцев, пока картотека находилась в здании комитета, не было возможности ее “облегчить”?

“Несмотря на то что личные и рабочие дела были отправлены в Москву, — рассказывает Индулис Залите, — картотека осталась в Латвии, потому что, во-первых, работа КГБ до путча не прекращалась. Во-вторых, она не была уничтожена, поскольку существовала идея, что КГБ может быть реорганизован в структуру безопасности ЛР”.

Существует и еще одна версия, которая объясняет, почему “мешки КГБ” вот уже 14 лет остаются в эпицентре политических скандалов. "Да, личные дела агентов были вывезены в Россию, в Латвии остались учетные карточки, которые ни о чем не говорят, — рассказывает экс-министр внутренних дел Алоиз Вазнис. — Почему они остались в стране? Я допускаю и такой вариант: чекисты решили их оставить как наживку. Посмотрите, ведь на протяжении всех лет “мешки КГБ” оставались важным инструментом в политическом влиянии".
Свою интерпретацию произошедшего предлагает зампредседателя КГБ Латв. ССР Янис Трубиньш. "Во всем мире у спецслужб есть свои писаные и неписаные технологии, в которых они солидарны, — рассказывает Трубиньш. — Как правило, спецслужбы все прогнозируют, предусматривают различные варианты развития событий — на то они и спецслужбы. Методы со временем не меняются. И поэтому по указанию председателя КГБ СССР отсюда были вывезены личные рабочие дела агентуры. КГБ еще в 1988 году “переместил” некоторые материалы за пределы Латвии — в Россию. Зачем мне эти личные дела нужны были? Что я, без них не знаю своих агентов?"

Он вспоминает, что отправка документов в Россию произошла очень быстро. Бумаги загрузили в фуры, потом перегрузили в транспортный самолет — и дело с концом. Взмывающему в небо самолету радостно помахали вслед. Остались только карточки и журналы, в которые записывали всех агентов под псевдонимами. "Псевдоним был у каждого — конспирация! — рассказывает заместитель председателя КГБ Латв. ССР. — Журналы велись с 1952 года. Почему они не были уничтожены? А вот об этом надо спросить у руководства. Карточки составлял оперативный работник, в журнале регистрировал какой-нибудь секретарь. Агент в карточках не расписывался, то есть вопрос его сотрудничества с “органами” не доказуем. И если человеку показать карточку, в которой он записан, он просто пошлет подальше. А вообще каждый работник мог сам уничтожить все, что считал нужным. То, что якобы оставили какую-то “бомбу” в виде “мешков КГБ”, — это маразм и выдумки журналистов. Все, что осталось, было передано латвийской прокуратуре. В том числе и имущество".

Бомба в “мешках”

Среди личных дел агентуры, которые хранятся в России, могут встретиться фамилии многих известных в Латвии людей, что уже само таит в будущем бомбу замедленного действия. Глава Рижского отдела КГБ Латв. ССР Юрис Абелтиньш вспоминает:
— Меня много раз вызывали в прокуратуру по этому поводу. Спрашивали о разных людях. Называли фамилии, чтобы я подтвердил. Можно на такие вопросы и не отвечать. Времени прошло очень много, всех и не упомнишь. Но мы, как законопослушные граждане, ходили, нам показывали, мы высказывали свое мнение.
— Всю ли информацию вы предоставляли по каждому конкретному персонажу или как-то ее дифференцировали?
— Естественно, дифференцировали.
— Чем вызвано бесконечное перетряхивание “мешков” и угрозы их публично распотрошить?
— Я вам скажу откровенно — это запугивание определенных категорий людей. Вскрываются мешки и обнародуются фамилии только тех людей, которые хотят занять определенные государственные должности или заниматься политической деятельностью.
— Сколько карточек осталось в “мешках”?
— По последним данным, около 4 тысяч карточек — это ничто. Интересно, где остальные?
— А сколько их было?
— Ну, еще ноль можно добавить. Так, по приблизительным подсчетам. Приходил новый премьер, с ним шла его команда, партия. Что им стоило до этих “мешков” добраться?
— Почему на протяжении

14 лет так и не принято решение, что делать с их содержимым?

— Видимо, они кому-то еще нужны — это логический вывод. Ведь можно было принять волевое решение, чтобы не создавать ажиотаж и не терроризировать определенную часть населения. Взять их, просто составить акт и спалить в печке. Это было бы логично. Ан нет, видимо, кому-то это надо. Те, кто мог добраться до этих “мешков”, вытащили свои карточки, своих соратников, родственников, друзей, знакомых. Скорее всего, остались карточки пешек, за которых некому было словечко замолвить. И сейчас все реже этот вопрос возникает. Простых людей трогать нет смысла, а тех, кто пытается что-то серьезное делать, в “мешках”, наверное, больше не осталось.
— То есть вы считаете, что компромата на видных деятелей нашей страны в этих “мешках” больше нет?
— Все может быть. Карточки — карточками, но самое главное, что дела-то на всех и каждого — в России.
— Вы хотите сказать, что в случае необходимости Россия может их вытащить на свет?
— Ну, это очень логично. Если будет такая необходимость и будет принято такое решение… Посмотрим. Это строго конфиденциальная, закрытая информация. Обычно о таких вещах знает очень узкий круг людей, все это покрыто тайной и высоко конспиративно, сами понимаете.

Каждый второй — под колпаком?

Итак, “бумажное” наследство комитета между собой разделили Госархив, ЦДПТР и Полиция безопасности. Наименее засекреченной частью архива можно считать материалы, хранящиеся в Госархиве.

Что же досталось им в наследство? Имена всех жителей Советской Латвии, кто хоть раз ездил за рубеж, даже в страны соцлагеря. Любопытно, что в базу данных попадали и те, кто только намеревался посетить заграницу. Многим в зарубежных поездках отказывали — причину отказа КГБ обычно формулировал как “нецелесообразность”. Хранятся в архиве и так называемые “уголовные дела”, под которыми частенько подразумевались “политические грехи”, к примеру, принадлежность к “кулацкому” сословию, наличие репрессированных родственников и т.д. Проверялись и призывники в советскую армию. По словам главы Госархива Дайны Клявини, по грубым прикидкам, “под колпаком” комитета находился едва ли не каждый второй житель республики. Хотя, возможно, мы недооцениваем любознательность латвийского КГБ?

Попали в Госархив и карточки на репрессированных, начиная с 1941 года. По своим каналам Госархив Латвии пытался получить материалы из России, и из Ульяновска пришло 5000 дел на репрессированных. Но, по словам Дайны Клявини, это лишь капля в море. Поэтому даже в такой, казалось бы, хорошо изученной теме как репрессии, остается еще очень много “белых пятен”.

“Будь моя воля, я бы всем дала возможность ознакомиться с материалами, которые у нас хранятся, эта информация должна быть доступна людям”, — считает Дайна Клявиня. Но по закону правом пользоваться материалами КГБ наделены лишь ученые-исследователи: они могут ознакомиться с карточками, но использовать в своей работе им разрешено только обобщенные данные, без упоминания конкретных фамилий. Вся перенятая у КГБ Латв. ССР база данных хранится в здании на просп. Курземес, 5. То, что имеется в центральном здании Госархива на Безделигу, 1, — это лишь тоненькая папочка с актами, которые можно назвать описью “наследства”, примерно в 10 листов.

По разным конторам

Телеграф поинтересовался, как происходила передача материалов КГБ Госархиву. По словам Дайны Клявини, составлялся акт, который подписывали несколько представителей КГБ и представители архива во главе с его директором. По списку проверялось наличие описанного в природе. На момент передачи эти документы находились в Центре правительственной связи, на ул. Кр. Валдемара, 110. Когда все было подсчитано, акт подписывался и бумаги увозились в Госархив. Таким образом всего было перевезено 170 тыс. дел. “Теперь они занимают целое хранилище — помещение площадью больше 300 квадратных метров”.
По словам Дайны Клявини, перенятие архивов комитета было долгим и кропотливым. Ведь надо было проверить содержимое каждого дела, чтобы все было на месте, а потом все дела подсчитать. Помогала в этом нелегком деле и Генпрокуратура, хотя и не в качестве официальных представителей. Бок о бок трудились сотрудники архива и КГБ, так как при ознакомлении с делами было необходимо присутствие нескольких свидетелей. Вся информация записывалась в регистрационный журнал.

Работа по перенятию документов длилась несколько месяцев, в течение которых сотрудники архива каждый день с утра до вечера знакомились с “хозяйством” КГБ.

Почему же Госархиву на хранение не передали всю имеющуюся документацию, ведь это было бы гораздо более логично и просто? Кому и зачем понадобилось разбрасывать ее по разным конторам? Директора Госархива эти вопросы ставят в тупик: “Спросите у тех, кто был членами правительственной комиссии, я в ее состав не входила. Там были Ранцанс, Боровков… Много их было, всех не помню”.
Продолжение сериала — во вторник, 21 декабря

Цитаты

По указанию председателя КГБ СССР отсюда были вывезены личные рабочие дела агентуры. КГБ еще в 1988 году “переместил” некоторые материалы за пределы Латвии — в Россию. Зачем мне эти личные дела нужны были?
Что я, без них не знаю своих агентов?


Можно было принять волевое решение, взять “мешки”, составить акт и спалить в печке. Это было бы логично. Ан нет, видимо, кому-то они нужны. Те, кто мог добраться до этих “мешков”, вытащили свои карточки, своих соратников, родственников, знакомых. Скорее всего, остались карточки пешек, за которых некому было словечко замолвить.

16.12.2004 , 10:44

Сюзанна ГНЕДОВСКАЯ, Александр ВИДЯКИН


Темы: ,
Написать комментарий