Раймонд Геркенс: «У коррупции есть положительный момент»

Однако бизнесмен не так прост, как может казаться тем, кто его плохо знает. И заставить Геркенса говорить что-нибудь иное, кроме подсказываемых его негласным советником Карлисом Лейшкалнсом стандартных фраз, крайне трудно. Кажется, нам это удалось.
Реклама




Коррупция социалистическая

— Вы в бизнесе уже 15 лет, и наверняка есть вещи, которые для общественности до сих пор остаются “за кадром”?

— Да кому нужны мои откровения? Те, кто состоялся, и без подобных разговоров знают, что тогда приходилось делать, дабы встать на ноги. Те же, кому удача не улыбнулась, после моего рассказа, изложенного на бумаге, с радостью обольют меня грязью. В лучшем случае назовут хапугой, в худшем — вором. А я, между прочим, первый капитал сколотил еще в советские времена. Тогда же и научился бизнесу, хотя и слова-то такого не знал.

Молодежь этого не поймет, но в советские времена существовала неофициальная классификация людей по ту сторону стойки: вас обслуживал или буфетчик, или бармен. У буфетчика способ зарабатывания денег был предельно прост: он либо не доливал, либо разбавлял. Я всегда был барменом, поэтому продавал только чистейший продукт, наливая грамм в грамм согласно заказанной порции. Деньги делал на пересортице. С алкоголем в те времена было так плохо, что народ готов был пить все, что горит. Этим многие кафе и пользовались, а я, в отличие от других, по блату (читайте — за деньги!) доставал на базе, поставлявшей алкоголь ЦК и в валютные магазины, самые дорогие и качественные напитки. Но за армянский трехзвездочный коньяк ереванского розлива рука на кассе сама выбивала стоимость пятизвездочного, за пятизвездочный насчитывал, как за V.S.O.P. Наживался? Да, люди сами готовы были переплачивать за то, что им хотя бы не одеколон наливают. В день чистой прибыли у меня выходило до 300—400 рублей. А когда построил свои кафе, дела пошли еще лучше.

— Вы хотите сказать, что в советские времена у вас был свой бизнес? Как же он был зарегистрирован?

— Да, был. Первое кафе “Вента” открыл на углу улиц Лачплеша и Суворова, потом появился “Охотничий бар” на ул. Карла Маркса. Конечно, числились они за государством, хотя полностью были отстроены на мои собственные сбережения. Сам разрабатывал меню, продумывал интерьер, установил первую светомузыку в городе. В те годы это было что-то невиданное, поэтому народ в очередях часами стоял. Мне спускали план, который я быстро выполнял, а потом работал на себя.

— Интересно, как вам это удалось?

— У треста общественного питания иерархическая цепочка была очень сложной, но снизу до верху, вплоть до министра торговли, у меня все былоŁ м-м, как сказатьŁ

— Куплено?

— Точнее, прихвачено.

— Значит, вы и взятки давали. Сколько же тогда брали?

— Взятки, конечно, давал. Но по сравнению с тем, сколько я зарабатывал, брали немного. Правда, денежные отношения со временем переросли в так называемые дружеские. У меня в “Охотничьем баре” была секретная комнатка, куда они со двора могли войти и спокойно провести там время. Конечно, все приемы были за мой счет. Вот это уже обходилось дороже, чем взятки. Ко мне ходили подпольные миллионеры, которых в те времена было немало, МВД, начальство всех уровней — от городского до республиканского. Ходили и работники КГБ. Я не скрываю этого. Но эти больше на испуг брали. А кто хотел с ними связываться?

— Ну, всех купить невозможно. Неужто вас ни разу не привлекали?

— Однажды было и такое. В День милиции подвыпивший патруль пытался без очереди попасть в бар, а швейцар, которому было уже под 60, их не пустил. Они на него “наехали”, а я заступился. В результате те вызвали подкрепление, приехал “бобик” и меня забрали. Мне вменялось в вину что я был пьян (хотя к тому времени я уже года четыре как не пил и не пью до сих пор) и грубил. Посадили в камеру на 15 суток. Утром я изобразил сотрясение мозга, меня переправили в санчасть, а оттуда я быстро вышел на свободу. Не зря же МВД прикармливал.

Коррупция демократическая

— С развитием гласности и демократии размер взяток тоже рос?

— Бизнес стал легальным, а значит взятки давать уже было не за что. По крайней мере, тем, кого “кормил” раньше. В моем бизнесе высокопоставленные чины больше ничего не решали. За что им было платить? За то, чтобы издали закон, обязывающий граждан хотя бы раз в месяц отовариваться в моих магазинах? Хорошо бы! Но такого не было, поэтому ни одному премьеру, ни одному министру носить конверты мне не пришлось. На обеды приглашал и выставлялся. Каюсь. На яхте кое-кого катал. Это тоже было, не скрываю. Но денег они от меня не получали. Не заработали! И вообще, насколько я знаю — а знаю я достаточно много — слухи о взятках должностным лицам сильно преувеличены. Отдельные случаи несомненно были. И я в курсе, кто и от кого получал. Но это не мое дело. Отвечать за других не собираюсь. К тому же сам все-таки давал. Но не на правительственном уровне, а на самоуправленческом. Там сидит исполнительная власть, которая бумажки и справочки подписывает и руку протягивает. Но закона-то я при этом не нарушал. Давал для того, чтобы дело с мертвой точки сдвинулось. Если вы это называете коррупцией, то в таком случае я ничего против нее не имею. У всего — даже у Ленина — есть светлая и темная сторона. Так вот у коррупции тоже есть свои положительные моменты. Это те самые взятки. В свое время они запустили процессы, которые позже легли в основу нынешней экономики. Взятки — это мотивация принятия решения. Любого — положительного или отрицательного. Взятки — это как катализатор, без которого реакции вообще не будет. Если продолжать сравнение, то без коррупции наша экономика до сих пор была бы в зародыше.

Вот вам наглядный пример пользы коррупции. Думаю, все в курсе, что “Детский мир” принадлежит мне. Не раз писалось и о том, сколько денег я вбухал, чтобы привести универмаг в нормальный вид. Так вот рядом с “Детским миром” есть сквер. Вонючий-превонючий. Я три года обиваю пороги, чтобы его отдали мне и я привел его в порядок. Условий не навязываю, мне главное, чтобы народ в магазине задерживался. А тут они погуляют в парке, зайдут покушать. Был у всех, кто имеет к этому хоть какое-то отношение. Даже с мэром разговаривал. И что вы думаете? Никто не отказал, но и решения до сих пор нет. Раньше легче было. Спросишь — how much? И колесики завертелись. Думаете, это единственный случай? Поспрашивайте других бизнесменов, и они вам, наверное, много чего расскажут.

“Я любитель быстрых результатов”

— Ну, с торговлей понятно, но она была не единственным вашим бизнесом. Вы ведь и недвижимостью занималисьŁ А заполучить тот же “Детский мир” наверняка желали многие.

— Да кому он был нужен, этот “Детский мир”? Только банку “Балтия”. Предложение о приватизации они и подготовили, и подали. А потом у них начались проблемы, и им стало не до универмага. Тут я и перенял объект. Других желающих-то практически и не было. В те времена претендентов на имущество было меньше, чем самого имущества. Хороший дом в центре можно было купить за столько же, сколько просили за картину Пурвиньша. Так-то! Если быть честным до конца, то тогда я так и не “въехал”, что на недвижимости можно неплохо заработать. Меня Лейшкалнс все уговаривал заняться этим, по объектам возил, предлагал их купить. В девяноста случаях из ста я его не слушал. У его друга, например, был дом в Юрмале. Рядом с Беньяминами. Он продавал его за 40 тысяч. А теперь этот объект оценивают в 3—4 миллиона. И я тоже без проблем мог изъять из бизнеса 40 тысяч. Не понял, не сделал. И Центральный универмаг мог взять до Козиолса. Не рискнул. Так что в этой сфере я наделал много ошибок. Впрочем, если бы я тогда занялся недвижимостью, то сегодня был бы владельцем Latio, а не Gerkens & Co. И мне бы пол-Латвии принадлежало, а так — лишь пара десятков миллионов. Что, согласитесь, тоже неплохо. Кстати, и сегодня миллионы стоящих объектов можно получить задешево. Думать только нужно, хотя бы иногда. А не жаловаться на обстоятельства. Голова-то именно для этого и дана.

— Если вы так любите работать головой, то почему бы вам не пойти в политику? Там голов сейчас как раз не хватаетŁ

— Кто знает, может быть и соберусь. У меня узнаваемость 84%. Ни у одного политика такого рейтинга нет. Так что общественное признание у меня есть. Осталось пропустить его через аппарат общественного голосования. Правда, есть и одно маленькое “но”, из-за которого я пока не рискую идти до конца. Дело в том, что я любитель быстрых результатов, а в политике это невозможно. Я не привык обещать то, чего не могу выполнить, в политике же все так делают. Я люблю принимать решения самостоятельно. А в политике, на каком бы высоком стуле ты ни сидел, нужно считаться с другими — министрами, депутатами. Я ведь из бизнеса мороженого потому и ушел, что не мог с тремя партнерами договориться. А тут с целой сотней пришлось бы считаться. Поэтому если бы я и пошел в политику, то только чтобы решать реальные дела, за результат которых сам бы и отвечал. Как у себя в компании: сказал — и вперед. И даже если я ошибаюсь, то все равно иду своим путем, который считаю верным.