Будущее — в специализации

Причины — рост зарплаты, удорожание сырья и открытие рынка ЕС для китайской продукции. Глава Ассоциации легкой промышленности Гунтис Страздс считает, что жизнеспособность предприятий будет зависеть от того, сумеют ли они из больших стать маленькими и узконаправленными…

Во время последней беседы Kb с Гунтисом Страздсом он обещал, что отраслевики “костьми лягут”, но не допустят, чтобы рынок ЕС в ближайшие годы открылся для дешевого китайского текстиля. Но рынок все же открывается — уже с 1 января будущего года.

“Мы легли — а по нам прошлись…”

— Г-н Страздс, что ж костьми-то не легли?

— Да уж ложились как могли — но по нам прошлись. Тут ведь проблема не только в том, что китайский текстиль приходит в ЕС, — главная проблема в том, что наши производители не могут договариваться с торговцами. Ясно, что торговые компании стремятся максимизировать свою прибыль, и китайский товар для этого подходит лучше всего. Причем сегодня срабатывает не столько фактор низких китайских зарплат — они-то как раз растут. Дело в господдержке Китаем своего текстиля, субсидировании производства — при плановом хозяйстве все это возможно.

— Так что же конкретно изменится для вас после 1 января?

— По предварительным данным, будет введено автоматическое лицензирование, и два раза в месяц таможенные организации ЕС будут рапортовать об объемах китайского импорта — это хоть какой-то контроль, хотя и не тот, которого мы ожидали.

“Массового шитья в Латвии не будет”

— По мнению Министерства экономики, будущее Латвии — это капитало- и наукоемкое производство, генерирующее высокую прибавочную стоимость, за счет этого и уровень жизни будет расти. Ваша же отрасль — это, напротив, трудоемкое производство, а оно конкурентоспособно при низких зарплатах, которые у нас в перспективе дорастут до европейских. Получается, у вас в Латвии нет будущего?

— Отчасти это так. Через три-пять лет из Латвии окончательно уйдет традиционная швейная промышленность для широкого потребителя. Те латвийские предприятия, которые шьют массовую одежду — рубашки, юбки, брюки, — просто не выживут, так как в этом сегменте конкурировать с Китаем невозможно.

Правда, есть шанс, хотя и небольшой, что ситуация чуть позже изменится, когда ЕС пойдет по пути Китая и Японии, тотально переходя на недорогую массовую одежду. Ведь что носят в этих странах? У всех одинаковые темные костюмы и белые рубашки! Возможно, когда европейский потребитель увидит эту тенденцию, он решит, что “такой хоккей ему не нужен”, — все же в Европе более развит индивидуализм, и люди любят носить разные вещи.

Но, что будет с массовым продуктом — это мы увидим лет через десять, а пока латвийским отраслевикам остается только закрепиться в своих уникальных нишах. К примеру, Китай никогда не будет шить для европейцев ту же форменную одежду — ведь уникальные заказы объемом от 50 до 1000 комплектов одежды целесообразнее заказать у себя в стране, а не везти через всю Азию и Европу. Это же относится и к прочим возможным нишам — шитью спецодежды для рыбаков, охотников.

Что же до производителей текстиля, то тут в ближайшие 8—10 лет особых проблем я не вижу и для компании Lauma. Просто у нее в перспективе постепенно исчезнет наиболее дешевый товар, а будет производить более дорогое белье, без швов, например. Те же Juglas manufaktЅra, Juglas audums будут жить — сделать такую тонкую пряжу не так-то просто, ниша наверняка останется. А вот будет ли у них достаточно прибыли, чтобы закупать новое оборудование, — это уже вопрос!

Другое дело, что латвийских заказчиков в этих нишах в будущем могут обслуживать не только латвийские же производства, но и балтийские, и, что очень возможно, находящиеся не так далеко белорусские и российские. Последние — благодаря дешевизне своей рабочей силы. И именно по этой причине латвийские предприятия сейчас уходят на периферию, где зарплата всегда будет ниже, чем в той же Риге. Впрочем, и местная периферия — не спасение. По нашим расчетам, к 2010-2012 годам латвийская швея будет зарабатывать примерно 500—600 латов, а это значит, что бизнес, чтобы выжить, должен повысить производительность труда одного рабочего в 2—3 раза! А это уже доступно не всем: кто-то уйдет в более дешевую страну, кто-то обанкротится.

— И сколько рабочих в латвийской отрасли будет лет через десять?

— По нашим данным — 12—16 тысяч вместо сегодняшних 24 тысяч человек, то есть половине придется искать другую работу. Идеальный вариант — если будут созданы новые или побочные производства. В идеале, одно сегодняшнее “количественное” предприятие через 10 лет должно превратиться в два более качественных — тогда рабочие места будут сохранены. Но для этого нужны, в том числе, и банковские кредиты, особенно на развитие мелкого и среднего бизнеса объемом до 100 рабочих мест. У нас же ситуация зачастую напоминает заколдованный круг: вы не можете получить кредит, так как у вас нет бизнеса, а бизнеса нет потому, что нет денег.

“Уход в провинцию — временное решение”

— То есть можно ли сказать, что недавний перенос части производства АО Ogre в более периферийный и дешевый Даугавпилс — это, с точки зрения долгосрочной перспективы, временное спасение?

— Именно так. Это решение, по нашим расчетам, даст предприятию возможность работать еще лет 7—8, после чего придется думать, что же делать дальше. Кроме того, чем меньше предприятие, тем легче ему менять ассортимент, переходить на выполнение небольших заказов. И с этой точки зрения создание отдельных небольших производств в латгальской глубинке на сегодня себя оправдывает. Но, еще раз отмечу, — именно на сегодня.

Еще одно из возможных решений — сокращение непрофильных рабочих мест, и вы уже, наверное, слышали о начавшихся сокращениях на Lauma. Хорошо это или плохо, что у предприятия не будет своего клуба, к которому в Лиепае привыкли? Это вопрос скорее эмоциональный. С точки же зрения конкурентоспособности бизнеса — непрофильные направления нужно закрывать, и чем раньше, тем лучше.

Ведь если сейчас Lauma платит своим рабочим 250—260 латов, то через несколько лет эта цифра может возрасти и до 400 латов. А чтобы повышались зарплаты, должна увеличиваться выработка на одного рабочего. Уровень выработки ни на одном латвийском предприятии не дотягивает до необходимых 20 тысяч латов в год на человека — при таком показателе текстильщики могли бы спокойно развиваться в ближайшие 10—15 лет. У швейных фабрик, как у более трудоемких производств, этот показатель должен достигать 10—12 тысяч латов в год на человека — тогда у них есть будущее. У нас же в Латвии некоторые фабрики производят продукции примерно на 1,5 тысячи латов в год на человека.

— Как на этом фоне выглядит отраслевой гигант Ogre?

— Примерно так же, как и все: если сегодня выработка находится на уровне 8 тысяч, то в будущем нужно наращивать ее до 10—15 тысяч. Там особая проблема — предприятие сильно пострадало из-за того, что от заказа отказался один очень крупный покупатель. Это большая ошибка менеджмента — нельзя рассчитывать на одного, даже крупного, клиента, нужно иметь еще нескольких на примете. Но плюс Ogre — в великолепном оборудовании: я не слышал, чтобы в Европе были предприятия с техникой такого уровня.

— Странная ситуация: многие отраслевики до сих пор не сократили некоторые непроизводительные направления, и в то же время продолжают плакать о несговорчивых торговцах. Но неужели тому же Ogre сложно открыть в Риге свой магазин, как это делает Lauma, а то ведь сегодня огрскую одежду больше носят в Британии, чем в Риге…

— Я не знаю, как далеко на Ogre ушли в своих намерениях, но они точно собирались открыть в Риге собственный магазин. Так что, возможно, в будущем этот вопрос будет решен. Наша проблема в том, что отрасль не была создана с нуля в новых условиях — в течение 15 лет бизнес должен был перескочить из одной системы в другую, а в таких случаях непременно будут ошибки и падения. И не всегда в них можно винить предпринимателя — ведь 15 лет назад вообще не было ясно, сохранится ли в Латвии легкая промышленность. Она-то сохранилась, но ведь были отрасли, судьба которых сложилась куда менее удачно…

Лен как экспортный товар №2

— Говоря о будущем: уход на периферию Латвии — это промежуточный шаг перед дальнейшим продвижением в еще более дешевые Белоруссию, Россию, Украину?

— Да, очень возможно, что это так, — если местный бизнес, перенеся производство в латвийскую глубинку, через 7—8 лет не найдет другого пути. Впрочем, некоторые направления мы могли бы развивать в Латвии и в расчете на долгосрочную перспективу — тот же лен, например. Я тут поднял публикации за 1991 год: уже тогда мы говорили, что золото Латвии — это лес, кожа и лен. И если с деревом у нас все в порядке, то по льну мы не делали ничего: лет через пять у нас не останется людей, которые умеют его выращивать, а лет через десять — и тех, кто сумел бы его обработать.

— Полагаете, лет через 8—10, выращивая лен, мы были бы в этом направлении конкурентоспособны, с учетом роста зарплат?

— Конечно, ведь Бельгия и Франция и сегодня его производят, и остаются в этом деле конкурентоспособными! Их сегодняшнее и наше потенциальное счастье в том, что лен в том же Китае, например, как-то не прижился. И в Эстонии растет хуже. А вот в Латвии, Литве, Польше, России, Белоруссии, Украине — растет. И если в Латвии когда-то было занято под льном 78 тысяч гектаров, то сколько занято сейчас — пара тысяч гектаров? А вот Литва, в отличие от нас, не пустила это направление на самотек и продолжает наращивать посевные площади.

Нужно это использовать — ведь лен или конопля нужны везде! Это и строительство судов и деревянных домов, и одежда, а льняная целлюлоза — это же производство денег. И при том, что именно сейчас производимая с использованием дорожающей нефти синтетика становится все дороже, у латвийских предприятий появляется шанс использовать рыночную конъюнктуру и перейти — полностью или частично — на работу со льном, в том числе и выращивая его. Но тут проблема с ограничением того же европейского финансирования — не более 1,5 миллиона евро на проект, тогда как для нормального проекта нужны минимум 30—40 миллионов.