БОЙкая семейка

Сергей кинулся на жену и стал душить. Кто виноват?

Теперь ей осталась одна темнота. А ведь совсем недавно был день, и в нем — огромные глаза сына: “Мама, что ты делаешь? Зачем ты бьешь папу?”

Проверка на прочность

Ирина не могла бы выплакать свою боль даже в колени матери. Та, конечно, выслушала бы. Но потом произнесла бы сурово, как припечатала: “Милая, ты виновата сама”.
А виновата ли? Восемь лет они прожили вместе с Сергеем. Для брака — критический возраст. Уходит новизна и восторг, прежние достоинства супруга на глазах превращаются в недостатки.
— Я и не любила его, — говорит она жестко и, словно тупым ножом, колет улыбкой. — Вышла за него потому, что накануне пережила расставание и не хотела одиночества. Мне было 19, я боялась остаться старой девой. К тому же Сергей очень меня просил…
Вот тут и начался перекос. Сергей — должник, Сергей — раб. Шаг в сторону, и он услышит пронзительное: “А зачем ты на мне женился? Уходи”. Но уходить некуда, да и просто не хочется. В тайне сердца, похожего на маленький пруд, затянутый ряской, Ирина тоже не хочет, чтобы муж ушел. Но игра в принцессу и слугу зашла слишком далеко. Уступить в споре значило бы потерять главенство.
Три года назад родился маленький Алексей, дитятко с зелеными глазищами. Соседи умиляются: “Повезло тебе с родителями, малыш!” И правда, в Ирине пробудилась мать, а Сергей готов скупить для Лешки всех солдатиков Риги (пока, правда, не получается). Но рождение ребенка — большой стресс для любой семьи. Проверка на прочность. Словно в трубах, по которым течет любовь, повысили давление. Маленькие трещинки тут же превратились в большие дыры: слезы уже не капают, а льются рекою.
— Я помню, что первая ударила мужа. Стукнула его табуреткой по ноге, — говорит Ирина, — он охнул, схватился за коленку. Потом вдруг выпрямился и посмотрел на меня так, что от затылка по спине побежал холодок.
Беда!

“Мне впервые стало страшно…”

Беда, когда ломается невидимая преграда, отделяющая нас от насилия. Эта преграда есть у каждого человека, располагается она где-то между умом и сердцем. Удар! — и ты получаешь мгновения свободы: делай все, что хочешь. А хочешь ты такого, от чего в любое другое время остановилось бы сердце: ударить любимого человека…
— Мы начали ссориться все чаще, и все реже мирились, — говорит Ирина. — Действия становились непрогнозируемыми. Однажды я красиво накрыла стол, приготовила завтрак. Мы поругались прямо за сладким. Сергей дернул скатерть, посуда полетела на пол. Он кинулся на меня и стал душить. Вывернувшись, я увидела, что сын забился за диван, посинел и задыхается от страха. Тут и мне стало страшно — пожалуй, в первый раз.
После этого случая между ними были сказаны кое-какие слова извинений. Но они ничего не решили. Вечером Ирина просила супруга встать и посмотреть, как спит сын. Да, она попросила этого тоном, не допускающим возражений. Да, забыла сказать “пожалуйста”… Но до сих пор Сергей не обижался ни на тон, ни на выражения. Тут же он укрылся с головой одеялом и оттуда зло пробурчал:
— Не трогай меня, а то убью.
Ирина замолчала. С того вечера молчание стало ее единственным оружием против мужа.
— Я боюсь его гнева, боюсь неожиданных вспышек ненависти, — признается она. — Я хотела бы уйти от него, но не могу. Три года просидев с ребенком, я не имею возможности себя содержать.
А потом был еще этот семейный праздник с выездом на природу. И зачем они его затеяли? Пока в лесу томился восхитительный шашлык, родственники гурьбой пошли на берег реки. Говорили, шутили.
— Внезапно Сергей стал ссориться с моей двоюродной сестрой, — мрачнеет Ирина, — не помню причины. Через минуту он схватил огромный сучок и погнался за нею по берегу. Их кое-как разняли. С тех пор вся семья меня осуждает. Бабушка советует развестись, сестра боится звонить мне домой.
— Вы с мужем продолжаете драться?
Долгое молчание, серые глаза — в пол.
— Он почти никогда не бьет меня. Только два раза вцепился в горло. После этого мы не разговариваем, в доме — видимое перемирие. Но как только накал страстей спадает, перестаю себя контролировать я. Могу бросить в Сергея тарелкой, ударить, поцарапать.
Так кто же виноват? Темнота. Тупик. Молчание.

Не кричать, а говорить

В прошлом году столичный кризисный центр Skalbes принял более 500 женщин, пострадавших от насилия в семье.
— Я посоветовала бы Ирине и Сергею обратиться к психологам, — выслушав историю, говорит заместитель директора центра Айга Абожина, — желательно к разным. Решать ситуацию нужно срочно. Ведь в семье растет сын. Он наблюдает за поведением отца и усваивает, что именно таким должен быть мужчина — агрессивным, распускающим руки, держащим в страхе жену. Ради сына Ирине и Сергею нужно очень поспешить.
По словам Айги Абожиной, домашнее насилие не редкость. Оно возникает из конкурентных отношений супругов, которые ради власти в семье готовы вцепиться друг другу в горло. Они боятся равных отношений, боятся, что не смогут повлиять один на другого.
— Да, равенство — это известный риск, — согласна
Айга, — но это и единственная правильная модель отношений. Супруги должны быть равны. А что до ссор, то агрессия есть у всех, даже у самых любящих партнеров. Но “выкричать” ее — неправильный выход. Куда целебнее для души откровенно поговорить о своих проблемах, о раздражении и претензиях.
— Как же быть, если раздражения становится слишком много?
— Поверьте, в самых лучших семьях хорошего ровно столько же, сколько плохого. Это нормально. Благополучие семьи зависит от того, насколько люди готовы обсуждать друг с другом все проблемы.

Исправление не приходит само

— Но вот семья уже переступила через внутренний барьер. Начались драки. Что делать?
— В драке женщина проигрывает. Она просто намного слабее мужчины. Зато супруга наверстывает свое на вербальном уровне. Так уж устроено природой, что женщина словом может ранить больнее, чем кулаком. Но если уж супруг переступил через грань и однажды распустил руки, он становится хозяином положения. Он может продолжать манипулировать женой и другими способами: отказывая ей в деньгах, запрещая общаться с родными, наговаривая на друзей. И наконец муж возлагает всю вину за случившееся на пострадавшую: “Ты сама меня раздразнила, я тебя просто проучил”. Так женщина усваивает психологию жертвы.
— Неужели у насильника нет шансов исправиться?
— Есть. Но это очень сложно и никогда не происходит само собою. Женщины, как правило, верят в лучшее. Но что муж сделал, чтобы залечить свой внутренний надлом? Он не пошел к психологу, не осознал, что сам виноват в затянувшейся трагедии. А пока это осознание не придет, мужчина будет продолжать мучить свою семью.
— Что делать женщине?
— Либо оставаться пассивной и терпеть побои, либо давать мужу сдачи, либо уйти из семьи. Это стандартные методы. Можно настоять на том, чтобы супруг обратился к специалисту. В Норвегии курс реабилитации занимает полтора года. Результаты положительные: 75% мужчин после этого не возвращаются на путь насилия. У нас в центре супруги могут получить 5-7 бесплатных консультаций. Этого обычно хватает, чтобы получить надежду на исправление ситуации.

Три цикла

Насилие имеет три цикла. Сначала один из супругов накапливает раздражение. Потом эмоции перехлестывают через край, муж бьет женщину (или наоборот, что бывает весьма редко). А потом начинается так называемый “медовый месяц”. Это третий, самый интересный цикл. Муж чувствует свою вину и пытается искупить ее — водит жену в кафе, дарит ей цветы, носит на руках. И жертва думает: “Он исправился. Он никогда не повторит своего проступка”. Это самая страшная ошибка! Потому что за “медовым месяцем” следует новая вспышка гнева. В этом замкнутом круге жертвы вращаются десятки лет. В некоторых семьях третий период со временем исчезает…

17.09.2004 , 11:46

Маргита Спранцмане


Темы: ,
Написать комментарий