Каждый день за три
— Женя, что за необходимость такая в двухразовых тренировках, ведь ты только что прошел главный турнир года — Олимпиаду?
— А никто не отменял тренировки — сезон такой. Впереди еще этапы Кубка мира — четыре штучки. В октябре в Глазго, потом в Генте, Штутгарте, опять в Бельгии и в декабре — финал Кубка в Бирмингеме. И еще какие-то турниры будут в промежутках. Мне так просто жалко терять то, что я наработал. Несколько месяцев я пытался войти в хорошую форму, и сейчас надо ее поддерживать.
— Обычно на этапах Кубка мира ты выступаешь с Игорем Вихровым…
— Да, мы и сейчас будем вместе. Возможно, на отдельных этапах присоединится к нам и Эрик Ревелиньш. Но мы-то с Игорем уже или все еще в хорошей форме, а Эрику надо достичь ее. Он был с нами в Афинах и все время тренировался.
— У тебя в Афинах между квалификацией и выступлением в финале прошло девять дней — с 14 августа до 23-го. Когда-нибудь еще тебе приходилось так долго ждать развязки?
— Нет. Было 5 дней ожидания — на чемпионате мира в Генте, но там не такой мандраж был. В Афинах же каждый день можно было считать за три обыкновенных.
— А потом время вдруг побежало?
— Да, побежало все быстрее, и уже меньше волновался, старался думать только о позитивном.
— Что было самым трудным в эти 9 дней?
— Мысли. Не мог как следует выспаться, успокоиться. Все время хотелось тренироваться — больше и больше, что-то еще наработать. Хотя в душе отлично понимал, что все о’кей и ничего нового уже не придумаешь. Старался себя сдерживать, чтобы не перегореть и не переработать.
В соперниках oшибся
— А кого ты считал основными претендентами на награды в опорном прыжке?
— Думал, что медали могут поделить россиянин Алексей Бондаренко, китаец Ли Сяопен (уверен был, что он выиграет), румын Мариан Драгулеску. Были еще абсолютный чемпион в многоборье американец Пол Хэмм и олимпийский чемпион в вольных упражнениях канадец Кайл Шефлетт. Получалось, что при хорошем раскладе я был бы четвертым-пятым. Испанца Гервасио Деферра вообще не принимал в расчет (он стал чемпионом. — В.К.).
— О чем ты думал, когда перед тобой прыгали четыре соперника? И, кстати, ты видел их выступления?
— Я был в разминочном зале и первых не видел. Разминаясь, я услышал радостную реакцию китайцев, когда упал Бондаренко. Прыжок самого Ли Сяопена я потом увидел вживую — и он тоже упал. А ведь он был фаворит, если б встал — был бы чемпионом… Конечно, видя, как “отходят” соперники и приближается медаль, я постепенно успокаивался. Но, с другой стороны, по нервам била всевозрастающая ответственность: да, у тебя есть реальный шанс, но надо еще и самому прыгнуть — и не упасть.
— Тебе не пришла в голову мысль как-то упростить прыжки?
— Это уже невозможно было делать, да и ни к чему. Моей задачей было просто встать после прыжка. Если бы все идеально выполнили свои комбинации, я бы старался точно ловить доскок на приземлении. А тут реально “просек”: если даже покачнусь, но встану, — может, и буду в тройке.
— Ты прыгал пятым и после этого возглавил список претендентов на медаль. Потом прыгали еще трое, которые могли оставить тебя без награды. О чем думал, глядя на их прыжки?
— Кайл не упал — он просто получил оценку ниже моей. И у меня наступило легкое удовлетворение — я уже медалист. А так как Деферра не принимал в расчет, то закралась мысль о “серебре”. Но после прыжка Гервасио я уже отодвинулся на второе место, понимая, что в перспективе окажусь третьим. Настроение падает: медаль хорошо, но почему испанец опередил меня, ведь я мог стать вторым?! Когда Мариан прыгнул на 9,900 балла, я уже смирился с “бронзой”. А потом Драг упал — для меня это была сенсация. С одной стороны, мне ужасно повезло, что я стал вторым на ровном месте. С другой, такая мысль иногда шуршит: а ведь мог стать и первым… Но в нашем виде спорта хорошо, что вообще медаль есть.
— Даже на пьедестале почета ты был очень неулыбчив…
— Я еще не отошел от всего, что накопилось за дни ожидания и борьбы. Если б первое место занял, наверное, сразу бы начал прыгать и орать от счастья. А тут первым стал Деферр — я был просто ошеломлен.
Нам нужен свой судья
— Много разговоров было о предвзятом судействе. Насколько это заметно?
— Явно, явно. Все видят. Китайцы, россияне, корейцы столкнулись с этим, американцев, наоборот, подняли. Когда мы после чемпионата мира-2003 говорили, что меня засудили, все соглашались, но мало кто верил в это, потому что не каждый может разглядеть и понять, на чем именно засуживают. А сейчас все увидели, что творится у нас в гимнастике.
— В Афинах был арбитр из Латвии — профессор ЛСПА Николай Яружный…
— Да, он, кстати, судил прыжки в квалификации — и это сказалось позитивно.
— Каким образом его присутствие могло помочь?
— Самым прямым — общением с судьями. Он к кому-то подходит и не то, что просит поставить оценку получше, а советует объективно посмотреть. Другие судьи видят, что он сам ставит объективные оценки, и думают: "Латвия нас “не топит”, надо и их ребят судить справедливо". Есть закулисная судейская работа, и наш арбитр в ней должен участвовать. Но если судья работает только на чемпионатах мира и Олимпиадах, то его забывают, и потом надо все контакты возобновлять с нуля. Очень нужно, чтобы Яружный с нами на все этапы Кубка мира ездил, везде светился — тогда его запомнят, и судьи будут брать во внимание и нас, как претендентов на медали, и знать, что нас нельзя засуживать. Поэтому мы сейчас ведем работу, чтобы Николай Яружный ездил с нами. Этим он может помочь.
О Пекине пока не задумываюсь
— Ты, в отличие от Игоря Вихрова, дебютировал на Олимпиаде. Удалось проникнуться олимпийской атмосферой?
— Помню, что когда остался дома и смотрел Игры-2000 по телевизору, Сидней казался мне какой-то сказкой, чем-то нереальным. То же испытал и в Афинах — уже наяву. Все на самом деле очень грандиозно. Ощущалось постоянное внимание прессы и первых лиц нашего государства: президент была на соревнованиях и премьер-министр.
— В Пекине тебе будет почти 30 лет…
— А я вовсе не уверен, что обязательно “доживу” до Пекина. В нашем виде спорта возможны любые сюрпризы.
— Ты имеешь в виду травмы?
— И это тоже. Надо грамотно распределять нагрузки. Я люблю свое дело — гимнастику, мне нравится прыжок. Пока мы с Игорем в топе — этой жизнью надо жить, неизвестно, сколько ее осталось. А потом…
— Может появиться какой-то другой снаряд?
— Работать-то над этим будем, но на таком уровне очень тяжело что-то новое вдруг открыть для себя и в себе. В мировой гимнастике все больше одноборцев, а многоборцев все меньше: в Сиднее их в финал выходило 36, в Афинах — уже 24.
О славе и зале
— Свалилось на тебя сейчас много всего…
— В принципе, это все нормально. Ведь когда займешь какое-нибудь место за пьедесталом, никто на тебя внимания не обращает. Что толку, что выступил хорошо, — сидишь дома, и никто тобой не интересуется. Да, повышенное внимание отрывает время и от личной жизни, но это позитивно.
— Раньше до тебя было легко дозвониться в любую страну, а в Афины никак не удавалось.
— А я отключил телефон. Знал, что друзья и близкие будут писать, звонить, желать удачи. Я решил, что потом отвечу, а в эти дни есть только я и гимнастика. Чтоб потом не говорить, что меня заколебали звонками. Я и гимнастика — и больше ничего и никого.
— Женя, ты чуть ли не на олимпийском пьедестале заговорил о новом гимнастическом зале. Так наболело?
— Конечно! После сиднейского триумфа Игоря Международная федерация гимнастики (FIG) готова была предоставить Латвии гимнастическое оборудование чуть ли не на 100 000 евро. Но его просто негде было разместить. И теперь мы надеемся на помощь FIG — в феврале обещают сдать Олимпийский центр в Риге.
— У тебя есть “серебро” двух чемпионатов мира, первенства Европы, теперь — олимпийское. Не пора ли менять на “золото”?
— Я трезво оцениваю: медаль Олимпиады у меня первая и, может, последняя. У меня был, возможно, единственный шанс в жизни, и я его использовал, как мог. А чтобы стать первым, мне надо идеально все делать — иначе выше второго места не будет. Потому что всегда найдется кто-то из огромного Китая, богатой Америки или еще откуда-то, кого судьи предпочтут спортсмену из маленькой и небогатой страны…