«Рак – это болезнь «правильных» людей»: известный латвийский онкопсихолог делится наблюдениями 12

- Доктор, сколько всего психологов в латвийском Онкоцентре?

- Я даже не могу сказать, что я одна, у меня неполная ставка — 0.75. Это страшно, конечно, потому что такого рода помощь здесь очень нужна. Количество пациентов у меня не ограничено и часто день кажется слишком коротким. У каждого же своя ситуация — с одним достаточно поговорить полчаса, другому нужно полтора, а то и два часа.

- Сколько в Латвии онкологических больных?

- Около 80 тысяч.

- А сколько умирает?

- Умирают все, кто рождается. Как только человек родился, он начинает медленно двигаться в сторону кладбища. Вопрос лишь в том, с какой скоростью: кто-то дойдет за год, кто-то - за 30, кто-то - за 100 лет.

- Но эффект неожиданности, согласитесь, облегчает существование. И совсем другое дело, когда врачи сообщают, что жить осталось несколько месяцев.

- Так редко бывает, чтоб давали четкий прогноз. И не забывайте, на первом месте по смертности все-таки не онкология, а сердечно-сосудистые заболевания.

В сфере онкологии так: примерно одна треть больных умирает в ближайшие годы после установления диагноза. Еще одна треть живет долго и  умирает совсем не от онкологии. И одна треть постоянно лечится, но продолжительность жизни у этих людей большая - десятилетия. Так что неправильно думать, что если человек заболел онкологией, то он придет домой, ляжет и умрет.

- В том-то и дело, что не сразу - еще помучается.

- И это не обязательно. Очень может быть, что жить он будет долго и в весьма неплохом состоянии, просто будет поддерживать лечение. Многие считают онкологический диагноз приговором к мучительной смерти, но это фобия, берущая начало в тех временах, когда больному не сообщали истинный диагноз.

В старой Европе, в Америке, где не было такой традиции, рак не считают концом света. Не говорят о таком больном шепотом, не водят вокруг него гиперсочувственных хороводов и не душат своей помощью. У кого-то диабет, у кого-то сердце, у кого-то рак –ничего особенного.

- Но раньше и диагноз толком не могли поставить, а теперь медицина резко шагнула вперед.

- Конечно, 200 лет назад онкологию вообще не лечили. В своем романе Гюго, например, описывает униженных и оскорбленных, где большая часть людей - это онкобольные с визуальными локализациями. А сейчас и диагностика лучше, и лечение эффективнее, поэтому болезнь выявляется на ранних стадиях, люди лечатся и живут дольше. Потому и кажется, что онкозаболеваний больше. Хотя по сравнению с Европой у нас даже меньше.

Но опять же, это во многом социальная проблема. В той же Германии страховка оплачивает чуть ли не все на свете, поэтому там люди не боятся лишний раз ходить на обследования. А у нас знают: случись что,  это повлечет за собой расходы, так что, лучше как можно дольше о болезни просто не знать. Хотя есть теперь «зеленый коридор».

- Да и тот - если «повезет» с подозрением на злокачественную опухоль. А теперь диагноз больному говорят всегда?

- Теперь у нас есть Закон прав пациентов, где черным по белому написано, что пациент должен знать свой диагноз (не считая тяжелых психических нарушений). Больной является первым, кто должен узнавать от врача свой диагноз. И именно больной потом решает, кому говорить, кому не говорить.

Но встречаются еще такие казусы, когда врач идет на поводу у родственников и не говорит диагноз больному. В итоге получается какое-то кино: все вокруг шушукаются, скрывают от больного информацию, а он уже давно все про себя понял и скрывает это от родных, оберегая их от переживаний. Сами больные мне рассказывают о таких ситуациях.

- Насколько сложно человеку смириться с тем, что дни его сочтены? Может, гуманнее не сообщать, что он уходит?

- Даже если ему ничего не говорить, умирающий человек сам понимает, что он покидает этот мир. Он это чувствует лучше всех.

- Разве люди не надеются до последнего?

- Смотря о каком периоде болезни говорить. Если о последних днях, то там уже надежды мало. В остальных случаях надеяться, конечно, можно и нужно.

- К вам больные обращаются с какими вопросами?

- Чаще всего это тревожность и депрессия, конечно. Хотя нередко люди подходят к последней черте уже подготовленными. Они разобрались со своими делами, привели в порядок мысли. Я бы даже сказала, что этот период тяжелее дается родственникам. Больной уже все передумал и пережил, и все для себя понял (тех, кто диагноз не принял, меньшинство). А вот родственники продолжают суетиться, делать ненужные движения, хотят помогать и помогать, не спрашивая, нужно ли это больному. 

- Что значит, больной смирился?

- К этому подводят ощущения - и психические, и физические. Когда человек заболевает онкологией, он в своем понимании болезни проходит несколько стадий кризиса. Вначале, конечно, стресс, который длится от нескольких часов до нескольких дней.

Потом наступает стадия отрицания, когда человек уверен, что с ним такого не может случиться никогда. Потом он сердится на весь мир и первым делом от этого страдают, конечно, близкие и медики.

Дальше - стадия торга. Поняв, что со здоровьем что-то не так, человек начинает искать возможности избавиться от болезни. Следом идет депрессия. Когда кризис пройден, наступает смирение и тогда больной, уже принявший реальность, начинает рассуждать здраво и следует лечению.

- Сколько времени на это осознание уходит?

- В идеальном случае до года. Но бывает и дольше, когда люди застревают на разных стадиях — в депрессии, в стадии отрицания...Это особенно  характерно для жителей наших широт. В южных странах люди на все реагируют горячее, и на кризисы, в том числе, поэтому они быстрее проходят. Жаль, что родственники больных этого не знают и списывают их изменения на капризы  или плохой характер. А это просто реакция человека на болезнь.

- Какой может быть лучшая помощь со стороны родственников?

- Самое главное - сказать больному правду о его диагнозе. Потому что ложь держит людей в напряжении и искажает отношения. Родственники вместо адекватной реакции начинают изображать из себя клоунов, хотя и им не до смеха и больному.

Гораздо полезнее спросить прямо, что ему нужно, чем навязывать свое понимание его желаний. Иначе получается, родственники или не догоняют больного, или бегут впереди него. 

Я сама через это прошла и знаю, что говорю. Мой отец был болен раком и умер. Мама уговорила меня скрыть от него диагноз, и я до сих пор помню, как сильно это мешало нашим отношениям.

В последние минуты его жизни мы не могли быть честными друг с другом, разговаривать откровенно. А это не правильно — в такие минуты нельзя лгать. Больному человеку ведь тоже хочется поделиться своими мыслями, переживаниями с близкими, а его, получается, лишают такой возможности.

Так что, хочешь помочь больному - просто спроси, что ему нужно. При откровенных отношениях, он скажет тебе правду. Ложь, кстати, прямо вредит больным. Некоторые начинают манипулировать близкими при помощи болезни вместо того, чтобы лечиться.

- Насколько легко попасть к вам на прием?

- Я в этом Доме бываю почти каждый день. Мой телефон есть у разных специалистов и на доске информации, со мной всегда можно созвониться и договориться о встрече, но — для наших людей поход к психологу это едва ли не страшнее, чем сама онкология. Потом удивляются: «А что это вы про смерть не говорили?» А вы разве хотели?

Для многих самое важное — просто выговориться. Или посоветоваться о своих проблемах, что-то обсудить. По необходимости я выписываю лекарства -  снотворные, успокоительные, антидепрессанты. 

- Сколько людей лежит в паллиативном отделении? Оттуда уже не возвращаются?  

- Еще как возвращаются. Бывают такие, что лечатся по 3-4 года. Но лежат там только по семь дней. Всего около 30 мест, а очередь растянулась на пять недель. На столько коек выделено государственных квот, а платных у нас нет.

Это катастрофа, конечно, потому что спрос гораздо больше. Люди ищут возможности, но их немного. Есть койки в Первой городской, есть в Бикур-Холиме, но их немного. 

- А если человек умирает — тогда в хоспис? 

- В Латвии хосписа нет. Паллиативная медицина в мире подразумевает и хоспис, но у нас в государстве его нет вообще. Потому получается, что родственники привозят больного в Онкоцентр, чтоб он умер не дома, но мы ему выписываем поддерживающее лечение и через семь дней возвращаем домой под опеку семейного врача.  

- Что ж удивляться, что наши люди боятся даже думать об этой болезни. Некоторые еще боятся заразиться онкологией — тоже от страха? 

- Конечно, научно доказано, что заразиться онкологией нельзя. Но с онкофобиями обращается очень много людей, даже молодых. Родственник умер, допустим, и они боятся того же — им кажется, что заразились от кружки, от рукопожатия....

- От переживаний можно заболеть?  

- Это да. Онкология до сих пор считается психосоматическим заболеванием. Пока этого никто не отменял. Есть несколько факторов предрасположенности: наследственность. Второй — это разные вредности, к которым относятся и травмы. И третий фактор — психоэмоциональный: стрессы, переутомление, переживания...

Тип личности тоже имеет значение. В группе риска такой - очень порядочный, который все делает сам и не попросит другого, закрытый, щепетильный, очень хороший работник. Но слишком хороший. Хороший для других, но не для себя.

Он не может никому доверить своих обязанностей, все делает сам. А это идет рядом со стрессом. У нас в этом Доме таких правильных людей очень много. Потому люди часто удивляются: как это он заболел - он такой был правильный, так тщательно следил за собой.

Вот «слишком тщательно» - это, видимо, и держит в напряжении. Когда что-то чересчур, это всегда дает минус в другом месте. Когда мы «чересчур» для других, значит, мы не любим себя.

- Надо позволять себе быть неправильными?

- Да. Проспать иногда, делать то, что мы хотим, не считаясь с тем, понравится это кому-то или нет. Просто делать то, что хочется.

- А что лучше всего стимулирует заболевших людей к жизни?

- Одного на всех стимула нет, мотивация самая разная. У кого-то это дети, у кого-то - внуки, у кого-то это дело, которого он не сделал. Бывает, пятеро детей и 12 внуков, а мотивации нет. Не всегда люди, окружающие человека, дают мотивацию к жизни. Ее каждый должен искать внутри себя. Вот если эта морковка для зайца появилась, тогда он за этой морковкой пойдет.

- Вам встречались люди, которым надоело жить и они не против умереть?

- Попадались, но они «не против», потому что все-таки страдают. Или физически или психически. Тут по классике: боль порождает депрессию, депрессия порождает боль. А если человеку дать обезболивающее или антидепрессант, то круг прервется, и у человека появятся другие мысли и желания.

- В соцсетях люди часто собирают деньги на помощь онкобольным, от которых врачи отказались. Нужно ли бороться до конца за человека или лучше дать ему возможность спокойно дожить свой кусок жизни?

- Люди делают то, что они считают нужным делать, и это их выбор. Единственное, в основном так отчаянно борются за родных те, кто испытывает перед ними чувство вины. И таким образом хотят от него освободиться.

А еще есть люди-— обеспеченные - которые, столкнувшись с онкологией, все никак не могут понять, что есть вещи, которые нельзя купить ни за какие деньги - здоровье, например, жизнь.

Ну, заплатит он врачу - тот ему лишний раз улыбнется за эти деньги и все. Оперировать он будет так же, как все 30 лет до этого — не лучше и не хуже, просто потому, что иначе не умеет.

Есть категория, которой понимание этого дается с большим трудом, а то и вовсе не дается. Из-за этого еще больше переживаний. Люди думают, что с деньгами они бессмертны.

- Вам часто доверяют последние мысли — о чем люди жалеют?

- В основном жалеют о том, чего в жизни не сделали. Очень многие живут в тесных рамках и не позволяют себе чего-то: сначала потому что дети, потом - потому что внуки, потом - потому что мама не разрешает. И в самом конце жизни, когда ему 85, он осознает, что никогда уже не исполнится его желание.

Очень многие люди не умеют жить для себя. Тем более обидно, что речь идет о самых простых вещах: куда-то не съездил, чего-то не увидел, с кем-то не встретился...Тогда только понимают, как надо было бы жить.

Как надо: если нам чего-то хочется, то мы не ждем, а просто идем и делаем это. Получается - хорошо. Не получается - ничего страшного. Главное, что мы попробовали. 

- Как говорят, если сомневаешься, делать что-то или не делать - делай.

- Но в основном у народа наоборот. Если сомневается, то не делает. А потом жалеет. Мы все стараемся жить по стандартам, угнетаем себя и не прислушиваемся к своей интуиции. Это касается вещей простейших. Хочешь огурец – пойди, купи и съешь. Независимо от того, что в интернете пишут, будто брокколи полезней. Ну не люблю я брокколи! А огурец съем с удовольствием и будет мне двойная польза. И это касается всего. Ребенок хочет быть художником, но мы упорно лепим из него математика. Зачем? Вот этому меня научили пациенты за годы терапии – понимать, что для меня важно.

- Тяжелая у вас работа. Откуда берете силы?

- Я работаю здесь 10 лет и хожу на работу с радостью. Словами рассказать об этом трудно, все-таки медицина делает людей другими.  Моя задача: помогать человеку до конца, насколько это возможно. Но - работа есть работа. Я ее заканчиваю, закрываю дверь и домой с собою не несу. 

Но это не значит, что я не сочувствую больным. Это нормальная реакция – надо уметь восстанавливаться. Иначе – синдром выгорания, когда люди становятся черствыми, сердитыми, неспособными к сочувствию.

У меня есть антидепрессант, которым я пользуюсь регулярно. Самый лучший - по фамилии Моцарт. Хотя возможны варианты: Шопен, Бетховен, Бах. Дома по радио я практически слушаю один канал — радио Классику. Так переключаюсь.

- Напоследок – забыла уточнить. Как различаются в своих переживаниях русские и латыши?

- Вот тут я разницы не вижу никакой. Если б я принимала русских из России, может, были бы различия, а так – нет. Может, в нашем сером прибалтийском климате и различия стираются. Одно могу сказать точно: перед лицом смерти мы похожи абсолютно.

…Знаете ли вы, что с этого года государство оплачивает психосоциальную реабилитацию онкобольных, которые имеют инвалидность. В интернете по адресу www.dzivibaskoks.lv можно записаться на шестидневные курсы, которые начнутся с марта. В программе – выезд с группой, прослушивание разного рода полезных лекций о правильном питании, управлению болезнью и т.д., психотерапия, творческая терапия.