Он был убит 1 апреля 1

Памятная табличка на фасаде галереи Whitechapel
Памятная табличка на фасаде галереи Whitechapel
99 лет назад во время немецкого наступления был застрелен выдающийся английский поэт Исаак Розенберг, родители которого – Барнет и Энни Розенберги – были уроженцами Двинска и эмигрировали в Англию, спасаясь от погромов.

Его стихи были одними из самых ярких свидетельств о Первой мировой войне, а поэму «Рассвет в окопах» называют «величайшей поэмой о войне». Хрупкий, небольшого роста рядовой Исаак Розенберг, пацифист, аутсайдер в жизни и на фронте, но, в то же время – человек удивительной силы духа, гений в литературе и живописи…

В его коротенькой жизни было мало радости – больше горя. Известие о начале Первой мировой войны застало его в Южной Африке, куда юноша отправился по совету врачей, поставивших ему ошибочный, по тем временам смертельный диагноз – туберкулез. В марте 1915 года Исаак вернулся в Англию, но, не найдя там работы, записался в добровольцы. Розенберг рассчитывал, что отчисления с денежного содержания позволят прокормить семью…

На войне, как на войне

И начался самый тяжелый период его жизни — в армии, на войне. Он оказался на фронте в нечеловеческих условиях. Постоянная грязь, запах отхожего места и гниющих останков, невозможность помыться и поменять одежду, полчища крыс и вшей, рой мух от разлагающихся трупов… – все это убивало его. 

Исаак Розенберг провел на войне 21 месяц – без малого 2 года. Этого времени было бы достаточно, чтобы сломать даже физически сильного мужчину. Исаака, к тому же, «травили» и унижали за то, что он был евреем. «Мое еврейское происхождение, – с горечью писал Розенберг в одном из писем, – служит мне плохую службу среди этих жалких людей». Ему поручали самую грязную и тяжелую работу: грузить уголь, выносить помои с кухни, рыть братские могилы, собирать и хоронить останки, на передовой таскать по трупам повозки с колючей проволокой. Его карали за малейшую оплошность. Однажды он забыл вовремя надеть противогаз, и был сурово наказан: в течение недели, пока остальные солдаты его взвода отдыхали и отсыпались, провинившийся маршировал на плацу с полной выкладкой.

И в таких условиях Исаак сочинял стихи, писал картины. «Когда нам дают небольшой отдых и все предаются карточным играм и склокам, – писал он друзьям, – я добавляю к своим стихам строчку или две, а если удается, то и больше».

Исаак Розенберг, поэт и художник

Из писем Розенберга с фронта

Конец октября/начало ноября 1915

«…Я только что поступил на службу в батальон Бантам, и я здесь среди ужасного, отвратительного сброда... Каждые трое из четверых были мусорщиками, четвертый – досрочно освобожденный. Но это ничего, хотя пока я жду своего комплекта снаряжения, я обхожусь даже без полотенца. Я вытираюсь своим карманным носовым платком…»

Начало ноября 1915

«…Я отчаялся найти работу, на которую рассчитывал, поэтому записался в этот батальон Бантам (так как я слишком мал ростом для любого другого батальона), что представляется самой преступной затеей в мире. Мне приходится есть из миски вместе с каким-то ужасно пахнущим мусорщиком, который плюет и чихает в нее, и т. д. Это самое отвратительное, по крайней мере, до сих пор – я не возражаю против жесткого сна, тяжелых переходов и т. д., но это невыносимо…»

Начало декабря 1915

«…мои злоключения действительно смехотворны, но в настоящий момент они меня раздражают. Наряды на уголь, работа на походной кухне с порванной рукой и десятимильный марш с дыркой около дюйма в окружности на твоей пятке, а также забияки, подначивающие тебя, – это не очень естественно. Я думаю, когда мои руки и ноги станут лучше, я наслажусь этим. Никто не думает о том, чтобы помочь мне – я имею в виду тех, кто мог бы. Пока я не стал законченным калекой. Офицер сказал, что было нелепо думать о ношении тех ботинок, и приказал мне тщательно вымочить кожу в масле, чтобы смягчить ее. Спасибо за банкноту, мы получаем достаточно мало, … и я отправляю половину этого своей матери…»

1916, март

«…Я в этом полку уже около 2 месяцев, и все это время как-то справлялся. Кроме того, что еда здесь чудовищная и, возможно, к счастью, скудная, остальное вполне сносно. Мне присылают еду из дома, и это поддерживает меня в живых, но что до других – разговор о бунте идет каждый день. Один полк неподалеку взбунтовался, и несколько людей закололи штыками. Я не знаю, когда мы выступаем, но говорят, что скоро…»

28 марта 1918 (за 3 дня до смерти, письмо адресовано Эдварду Маршу – личному секретарю Уинстона Черчилля)

«Мой дорогой Марш! Думаю, я писал тебе, что был накануне отбытия обратно на передовую после короткой передышки. Сейчас мы снова в окопах, и хотя я чувствую себя очень сонным, у меня появился шанс ответить на твое письмо, так что я отвечу, пока могу. Мне действительно достаточно повезло, что я раздобыл огарок свечи, что побудило меня к этой эпистолярной болтовне. Я должен отмерять свое письмо светом.

Сейчас мы очень заняты, и поэзия никак не укладывается в наши планы. Я написал одну или две вещицы в госпитале в рождественские дни, но не помню, отправлял я их тебе или нет…

Во время нашего «антракта» в виде отдыха от передовой мне удалось сделать несколько набросков (у кого-то были краски), и они оказались не так уж плохи. Думаю, что я не позабыл свое искусство, в конце концов. Я больше ничего не слышал о Еврейском батальоне и, конечно, сержусь – в большей степени от того, что никаких причин мне не сообщили – но когда мы покинем окопы, я буду запрашивать дальше. Я хотел написать боевую песню для иудеев, но не могу сейчас думать о чем-то достаточно сильном и потрясающем. Я не видел поэзии годами, поэтому ты не должен быть слишком придирчивым – мой словарный запас, до того и так незначительный, теперь истощен и пуст».

Могила поэта во Франции

Прерванный полет

Поэт словно напророчил себе:

«Свалился с книжной полки томик твой,
Ты тоже полетел вниз головой.
Ты в рукопашном был убит бою,
И я оплакиваю смерть твою.
И все же кажется случайным мне,
Что пал ты во французской стороне.
Ты духом был велик, а плотью мал:
Кто знал тебя, тот это понимал.
Природа, утомленная войной,
Узрела только внешний облик твой.
Ведь ни один светильник ни на час
Без ведома природы не погас.
Ты не достиг еще своих высот,
Когда она прервала твой полет».

В ночь на 1 апреля Исаак Розенберг с товарищами отправился патрулировать проволочные заграждения вдоль передовой. Назад никто из них не вернулся. Вскоре были обнаружены останки одиннадцати солдат. Противник на них напал внезапно – из засады. А они так устали, так мечтали добраться до своего палаточного лагеря, что ничего не заметили на пути. И только один солдат был застигнут врасплох по иной причине – он остановился и поднял к небу отрешенное лицо. Исаак Розенберг слушал жаворонков.

Их похоронили в братской могиле во французском городке Фампо. В 1926 году останки одиннадцати солдат, в том числе и Исаака Розенберга, были идентифицированы и перезахоронены на кладбище в Сан-Лоран-Бланжи. На надгробии Розенберга под именем, датами жизни и смерти и названием полка выгравированы звезда Давида и слова «художник и поэт». Хотя некоторые историки утверждают, что тело Исаака так никогда и не было найдено.

11 ноября 1985 года имя Розенберга было увековечено на сером камне в «Уголке поэтов» Вестминстерского аббатства среди 16 поэтов, погибших в годы Первой мировой. От 28-летнего талантливого юноши остались его автопортреты, которые хранятся в Национальной портретной галерее и Галерее Тейт, сборники стихов, военная поэзия, опубликованная только после 1922 года, и табличка на фасаде галереи Whitechapel, в которой Розенберг выставлял свои работы. 

P.S. При подготовке статьи использованы материалы книги «Исаак Розенберг: Рассвет в окопах», а также публикации Евгения Лукина, петербургского поэта, переводчика и замечательного человека, благодаря которому русский читатель узнал о творческом наследии Исаака Розенберга, корни которого затерялись в прошлом Даугавпилса.


 

01.04.2017 , 08:05

Памятная табличка на фасаде галереи Whitechapel


Написать комментарий

Спасибо, друзья, за публикацию.
Исаак Розенберг - это прекрасный поэт, который достоин светлой памяти о нем.