Первым делом — самолеты

Пока Даугавпилс по-прежнему все еще в глубоком тылу. Внешне в городе почти ничего не изменилось. Немецкие офицеры вечерами развлекаются в казино. У солдат вариантов меньше. Снять дешевую проститутку, впрочем, несложно. Иные посматривают на девочек-подростков, угощая их конфетами и делая недвусмысленные предложения типа: “Медхен, давай фик-фик”. Самые серьезные военнослужащие, несмотря на запрет вступать в отношения с местными “неарийками”, нарушают его и приживают детей. Армейское начальство посматривает на подобное сквозь пальцы: расовая чистота пусть интересует только “идейных” нацистов. Забот и без этого предостаточно.

Основная проблема — заполнившие город беженцы из России. По мере ухудшения обстановки, немецкое военное командование приступило к насильственной эвакуации русского гражданского населения, в основном, крестьян, Псковской, Новгородской и Смоленской областей в Латвию.

Еще в апреле 1943 года гебитскомиссар Риккен с беспокойством доносит в Ригу, что в Латгалии свыше 60 тысяч беженцев из России. Основная их масса осела в Резекне, но в одном только Даугавпилсе их уже более 7 тысяч человек. Выделенных на их содержание оккупационной администрацией средств явно не достаточно, голодные, оборванные и измученные беженцы просят хлеба у населения.

К маю 1944 года в городе насчитывалось уже почти 12 тысяч беженцев (всего по Латвии — 155 тысяч). Гебитскомиссариат в трудном положении: как обустроить и прокормить такую массу народа? Что прикажете с ним делать? Следует распоряжение Риккена: по возможности, направлять этих русских в работники к хуторянам. И Рейху польза, и у несчастных будет хороший шанс выжить.

Крепость “Динабург”
Вскоре после Курской битвы немецкое полевое командование приступило к строительству фортификационных сооружений в Даугавпилсе и на подступах к нему с востока и севера.
Инженерные подразделения Вермахта, используя труд советских военнопленных и местных жителей, размечали линии траншей на местности, разрушали дома и другие строения, мешавшие обзору и обстрелу оборонявшихся войск. Вырубались деревья и кустарники, кое-где специально устраивались заболоченные участки, призванные затруднить продвижение советской тяжелой техники. В целях оптимизации предстоящей обороны немцы частично снесли кварталы на городских окраинах.

За пару месяцев до советского наступления в мае 1944 г. в город прибыли свежие, специально обученные для ведения уличных боев немецкой части, которые установили огневые средства, минно-фугасные и другие заграждения. Солдаты, в том числе из элитных подразделений СС, усовершенствовали позиции, проводили пристрелку рубежей, тренировались в проведении контратак.
Нацистское командование прекрасно осознавало стратегическую роль города и делало все возможное для его удержания. Не получилось. 27 июля 1944 года Красная Армия взяла Даугавпилс за несколько утренних часов…

Бегут из легиона

Префект (начальник полиции) Даугавпилса Шталс продублировал поступившее из Риги распоряжение об очередной мобилизации местного населения в Латышский легион “Ваффен СС”: призыву подлежат мужчины 1923-1924гг. рождения. Нормы для уезда также были жесткими: каждая волость должна была обеспечить явку 200-300 рекрутов, то есть практически всех трудоспособных мужчин. Пополнение должно было направляться в формулируемую 15-ю дивизию легиона. Мобилизуемые, однако, всячески уклонялись от “чести” послужить фюреру — кто при помощи взяток врачебной комиссии, кто, так сказать, ногами. Историки утверждают, что особенно много случаев дезертирства из легиона в первой половине 1944 г. наблюдалось среди этнических русских: бежал каждый третий, нередко прихватив с собой оружие. Кто-то подался в лес, присоединившись к коммунистическим партизанским группам. Но таких явное меньшинство — народ в массе своей не хотел ни Гитлера, ни коммунистов. Люди желали просто переждать затянувшуюся войну. Ясно, что в случае поимки дезертира его ожидал расстрел или Саласпилсский концлагерь, а семью — репрессии.

Предупреждение

Тем не менее, с приближением фронта деятельность красных партизан активизировалась по всей Латгалии. Так, 6 февраля 1944 г. они застрелили крупного чиновника из окружного департамента продовольствия графа Георга Ламбсдорфа. Только за май в Даугавпилсе и уезде зафиксировано 24 их вооруженных столкновения с войсками и полицией. И все же Риккен продолжает настаивать на своем: староверов и православных русских необходимо удержать от коммунистического влияния, предоставив им места в руководстве самоуправлений пропорционально их доле в конкретных районах края.

Вскоре ему уже не до партизан. На горизонте возникает куда более серьезная угроза стабильности фашистского тыла. С конца февраля начинаются интенсивные налеты советской авиации на населенные пункты Латгалии, которые вскоре принимают массированный характер. В городе открылись курсы подготовки русских медсестер. 31 марта на центральной площади проводится инструктаж для населения: как бороться с зажигательными бомбами.

Ровно через неделю, по крайней мере, 6700 советских бомб обрушились на железнодорожную станцию Резекне и близлежащие городские кварталы. Потери среди немцев и гражданского населения делятся почти поровну. Разрушены более пятисот домов, 95% жителей в страхе бегут из Резекне, от которого мало что осталось. Вскоре наступила очередь Даугавпилса.

Кара небесная

Свидетельствует Мечислав Богданович 1932 г. р., бывший директор Школы продленного дня:
— Я родился в Слободке и в войну жил там вместе с родителями. Неподалеку от нашего дома возвышался большой песчаный холм. На его вершине немцы установили мощные прожекторы, которые при налетах ловили световыми лучами советские самолеты. При воздушных тревогах прожекторы включались, а мы в это время прятались в убежищах. Сначала русские сбрасывали световые бомбы на парашютах — в городе становилось светло, как днем. Спустя несколько минут начиналась бомбежка. Такое случалось довольно часто. К счастью, наш район почти не пострадал.

 Эдмунд Папш, в прошлом инженер:
— Мы жили на Новом Строении, на улице Валмиерас. В апреле видели огромное зарево над горящим Резекне. Увы, Даугавпилс советские летчики бомбили почему-то не прицельно, а, как принято говорить, по площадям. Бомбы падали где попало. Помню, они, наверное, случайно поразили немецкий склад топлива и боеприпасов возле нынешнего Дворца культуры и спорта на Химии. Взрыв был сильный. Но досталось и мирным жителям — в городе горели целые кварталы. Обычно вечером прилетали разведчики, а затем всю ночь продолжалась бомбежка, до самого утра. Немцы к этому готовились: камуфлировали технику, и к тому же у них была хорошая зенитная артиллерия. Как рассказывала моя тетка (она жила на ул. 18 Ноября), их район тоже сильно бомбили.

Василиск Степанов, преподаватель черчения:
— Помню, по дворам нашей Гривы ходили полицейские (у нас все называли их шуцманами) в длинных черных шинелях с белыми повязками и предупреждали: “Хозяева, свет виден, выключайте!”

Владимир Глаголев 1926 г.р., в прошлом гальваник завода “DauER”:
— Во время войны я был подростком и жил на Новом Строении. Хорошо помню гигантское зарево над Резекне, которое мы наблюдали несколько ночей по весне — а ведь это почти за 100 км от нас! Запомнилось также, как по домам ходили полицейские в серой униформе и повязкой с надписью “Polizei” и напоминали о необходимости соблюдения светомаскировки. В большинстве эти “шуцманы” были латышами, но встречались среди них и русские — братья Богдановы, например.

Советская авиация основательно разбомбила и Даугавпилс. Возле стадиона на нашей Новостройке выгорел целый квартал. Я помогал тушить пожары, а потом через это пепелище ходил на работу в пекарню возле артбазы. Рядом, в бывших казармах латвийского кавалерийского полка, размещалась немецкая воинская часть. Так вот, потерь от бомбардировок у “наших” немцев почти не было. Накануне боев за город мы уехали к родственникам в деревню.

Вот так: бей своих, чтобы чужие боялись!
(Окончание следует.)