«Латыши не сделали русских «нашими»: глава латвийских лютеран Янис Ванагс о войне и мире 6

— Господин Ванагс, логично начать разговор с последних событий — с раскола в ваших рядах.  Один приход, лиепайский, решил выйти из состава Латвийской лютеранской церкви. Насколько это болезненно для вас?

-Мне кажется, раскола желают те люди, которые очень много о нем говорят. На самом деле из нашей церкви ушел один священник и с ним несколько прихожан. Причина: наш Синод утвердил в конституции положение о том, что рукополагаться у нас могут только мужчины. Что является традиционной позицией христианской церкви уже 2 тысячи лет.

— Могут ли другие прихожане последовать их примеру?

-До сих пор не слышал о таких намерениях. Нынешнее положение было принято большинством в 77% — редкое единодушие в нашем Синоде, и это показательно.

— Почему решили пересмотреть конституцию?

— Новую конституцию мы приняли в 2007 году, и не все были довольны процессом обсуждения. Потому Синод обсудил еще 140 разных предложений — среди них и об ординации.

Это решение говорит о том, что наша церковь хочет быть с церковью апостолов, церковных отцов, реформаторов и с нашей довоенной церковью.

— Православным и католикам сложно понять, как разногласия в рядах верующих могут быть обычным делом. У вас, очевидно, структура другая.

— Для лютеран структура не является основным признаком церкви. Латвийская лютеранская церковь функционирует как «земельная церковь». Это пошло из Германии, где каждая земля имела свою церковь — Баварскую, Ганноверскую… Bсе начальство у нас в Латвии. Есть органиации как Всемирная лютеранская федерация или Международный лютеранский совет, но церкви в них сохраняют свою автономию.

— А в Риге кто начальство?

— Коллегия епископов и синод — обе ветви власти уравновешивают друг друга. Синод это демократический орган, в котором представлены и священники и миряне. Большое собрание — 440 человек, из которых примерно 40% женщин.

Так что, против ординации женщин голосовали далеко не только мужчины. Священиков у нас  всего 140 человек. Хотя наша церковь на мировом уровне далеко не маленькая, она не сравнима с самыми крупными — Эфиопии, Танзании, или Швеции. Но мы одна из немногих растущих лютеранских церквей в Европе.

Это удивительно при том, что из Латвии уехало около 15 % населения. И самая большая возрастная группа у нас от 30 до 50 лет. Что опровергает тезис о том, что религия это якобы «занятие для бабушек». 

— Есть ли еще какие-то острые вопросы в вашей церкви, которые требуют пересмотра?

— После решения нашего синода усложнились отношения с некоторыми церквями на западе, которые настаивают на ординации женщин, в том числе, с Латвийской лютеранской церковью за границей.

— Численность католиков растет за счет африканских стран, у лютеран тоже?

— В Западной Европе лютеран становится меньше. Да и активность не велика. В Швеции, например, около 6 миллионов лютеран, но сколько из них практикующих? В Эфиопии наоборот – около 8 миллионов лютеран, и большинство реально участвует в жизни церкви.

— Почему же в Европе интерес к религии падает, а в Латвии растет?

— Я думаю, интерес к религии везде растет. Только не всегда к христианским церквям, которые существуют в данной стране. Просто, предложение местных церквей не находит спроса у населения.

Икона Вседержителя — подарок владыки Александра и старинная Библия 1686 года, изданная на немецком

— Казалось бы, одни и те же заповеди, одна и та же Библия…

— Не хочу критиковать наших братьев и сестер в западных церквях. У них можно многому поучиться. Они на стороне бедных и униженных, занимаются социальными вопросами, правами человека.

Нам иногда этого не хватает. Но, по-моему, социальная активность церкви должна расти из ее духовной жизни. Добрые дела являются плодом духовного возрождения, следствием прощения грехов и личной встречи с живым Богом. Потому церковь должна в первую очередь заботиться о сопровождении души на духовном пути.

Добрые поступки последуют по мере живой веры. Если церковь сумеет дать это людям, она будет расти.

В 80-х годах у нас было настоящее пробуждение в самой маленькой церкви Риги, в Межапарке. Почти все студенты духовной семинарии тогда выходили из этого прихода.

— Что ж особенного там было?

— Проповеди настоятеля, профессора Роберта Фелдманиса. Он рассказывал о личности Христа так, что заставлял прихожан полюбить его. Растет та церковь, где люди любят Иисуса, а не та, где им читают мораль.

Проповеди, которые я слышал в западных церквях, часто напоминали поучения по этике — толерантность, политкорректность…Но в них мало было о том, что Господь сделал дла нас.

— Несколько лет назад у вас были трения с западными лютеранами относительно однополых отношений. Так вы до сих пор и не считаете их нормой?

— Отношение церкви к гомосексуальным людям часто искажается. Мы не гомофобы. Мы не боимся их и не испытываем к ним ненависти. Они не более грешны, чем «натуралы».

Христос умер и воскрес и за них. Слово Божие и таинства церкви предназначены для спасения их душ тоже. Но венчать их церковь не может по той причине, что слово Божие определяет гомосексуальный образ жизни как грех, а грех без покаяния и прощения ведет к вечной гибели.

Иисус говорил: «Думаете, они виновнее всех людей? Нет, говорю вам! Но если не раскаетесь, погибнете все, как они».

Церковь, благословляющая однополые пары, говорит гомосексуалам – не раскаивайтесь! То, что вы делаете правильно и хорошо.

Тем она обманывает людей и подвергает их души смертельной опасности. Это причина наших трений, ибо задает вопрос: участвуем ли мы вместе в миссии спасения душ?

— Однополые браки и ординация женщин как-то связаны между собой?

— Метод изложения Библии, позволяющий западным церквям оправдывать венчание однополых пар был сперва разработан при введении рукоположения женщин. Это два последующих шага на одном пути.

Отказываясь от ординации женщин, мы не сомневаемся в их ценности перед Богом или их способностях, а отвергаем неверный, по нашим убеждениям, подход к Библии.

Консервативные лютеране говорят, что Библия есть слово Божие, а либеральные говорят, что в Библии есть слово Божие, но его надо там находить, отсекая все лишнее. Разногласия возникают о том, что лишнего может быть в Библии.

— Насколько сложно вам отстаивать свою позицию перед западными собратьями, они ведь богаче и влиятельнее вас?

— Помощь извне составляет очень малую часть нашего бюджета. Зависим только от Господа Бога. Да и среди лютеранских церквей у нас достаточно единомышленников в мире.

Одна треть церквей Всемирной лютеранской федерации не рукополагает женщин, и большинство отвергает однополые браки. Есть Международный Лютеранский совет, в который входят церкви из Америки, Германии, России, Франции, Бельгии, Дании. Многие из них  небольшие, хотя, например, Миссури-синод в Америке церковь крупная и влиятельная. В Германии есть довольно крупная Самостоятельная лютеранская церковь.

— С другой стороны, церковь наверное, должна меняться вместе с миром?

— И она меняется, это естественно. Но есть вещи, которых менять нельзя — учение, слово божие. Можно менять только метод преподношения. Но и это нужно делать осторожно и мудро.

Недавно один англиканский епископ рассказывал мне, что у них все популярнее становится, так называемая, messy church, хаотичная церковь. Как бы воскресная школа, в которую по выходным ходят дети и взрослые.

Занимаются вместе рукоделием и разными приятными вещами, читают кусочек из Библии плюс 10-минутная молитва. Получается, своего рода, развлечение, и священники постоянно должны думать, чем бы еще занять людей на следующей неделе. Это привлекает на время, но люди приходят и уходят.

Христианская вера — духовная система, которая создавалась и проверялась тысячелетиями. Она хранит большие ценности и опыт. Надо изучать свою эпоху, чтобы знать, как сделать это богатство доступнее, не теряя аутентичности.

— Как, вы считаете, нужно реагировать на вызовы времени — как поступать с беженцами?

— Если люди бегут от войны, спасая жизнь, надо дать им убежище и помочь (таких, уже известно, около 25%). Других принимать исходя из того, как будет лучше для страны. Тех, кто приехал жить за чужой счет или хулиганить, отправлять обратно. В Кельне в новогодних нападениях на женщин участвовали в массе выходцы из Алжира и Марокко — но в этих странах нет войны, что им делать в Европе?

— Как же их не перепутать?

— Для того руководители Евросоюза и живут в царском почете, чтобы решать сложные задачи. С другой стороны, я знаю приход в Берлине: был, что называется, дом престарелых. 4 года назад туда пришел новый пастор и уже крестил несколько тысяч иранцев и афганцев.

Обращаются люди в христианство,  все очень серьезно — готовятся по полгода, сдают экзамены. Пастор говорил нам – не надо их бояться, к ним надо идти. И у нас приход в Торнякалнсе по своей инициативе устраивал рождественский прием для беженцев, и это было очень правильно.

Первая Библия, изданная на латышском языке в 1692-м году

— Ладно, беженцы — другой культуры. Но почему в Латвии люди одной веры, русские и латыши, много лет не могут найти общий язык?

— Это самая большая беда нашей страны. Болячки прошлого еще слишком свежи, не прошло еще достаточно времени и примирения тоже не было. С обеих сторон.

Мы как-то в Домском соборе организовали богослужение покаяния для народа и пригласили всех желающих. Там оказалось двое студентов из Москвы, которые вышли без подготовки и извинились за то, что Советский Союз натворил в Латвии.

Так их из собора едва не на руках выносили. Если бы так выступил, скажем, Владимир Путин, это кардинально поменяло бы не только отношения между странами, но и отношение латышей к русским. Это сразу бы облегчило разговоры и о гражданстве и о русских школах.

Но Владимир Владимирович этого никогда не сделает. Собственный народ ему не позволит. Боюсь, что и наши местные русские не одобрили б такой поступок, и это очень, очень печально. Хотел бы я ошибиться. Вы и не представляете, как отрицание оккупации действует на латышей.

— А чего не сделали латыши?

— Латыши не постарались сделать русских «нашими». Разница между христианской верой и джихадом в том, что для христиан Бог это любящий Отец, а для джихадистов — неприступный правитель, требующий повиновения. Последствия разного отношения к Богу на лицо. И я думаю: как мы, латыши, относились к русским? С братской любовью, как к своим, или требовали лишь повиновения?

Сделать друг друга своими — самая нужная перемена в жизни Латвии.

— Возможно ли это в принципе, ведь противоречия между нами фундаментальные?

— Да, и самый явный символ противоречий — наши календарные волнения. У каждой стороны свой взгляд на 16 марта и 9 мая, своя позиция. Глядя друг на друга с противоположных сторон, люди видят то, чего в реальности нет: фашистов или сталинистов.

Если бы эти праздники были только днями памяти для ветеранов – но нет. Для молодых людей, которые там собираются, это стало ритуалом инициации, посвящения. Они готовятся быть противниками. И, значит, вряд ли будут вместе  праздновать 18 ноября, день рождения нашего государства.

— И как только мы начинаем думать о встречных шагах, это выливается в список взаимных претензий.

— Ситуация довольно мрачная. Нашему обществу можно попробовать исцелиться от зависимости от нашего озлобления при помощи принципов Миннесотской программы лечения от алкоголизма. Попробовать стать обществом новых людей, оставив в прошлом недоверие и обиды.

Два элемента такой программы: во-первых, христианская вера, которая делает людей братьями и сестрами. Во вторых — любовь к Латвийской Республике. Знаю, даже многим латышам в наши дни это дается нелегко, но без этого не обойтись, это же наш дом.

 Друзей надо не ждать а создавать. Потому в прошлом году в проповеди 18 ноября я призывал латышей приглашать своих русских друзей или знакомых праздновать вместе День Лачплесиса. Крохотная инициатива, но любой путь начинается с первого шага.

— Глава католиков предлагал сделать православное Рождество праздником — что Вы об этом думаете?

— Я всегда говорил: если для русского населения Латвии это важно, почему нет! Тем более, что православная церковь одна из трех больших церквей Латвии.

— Касательно общей угрозы — исламисты очень активно идут в народ и там вербуют сторонников. Может, и христианам перенять этот опыт?

-Конечно, дополнительная активность нам бы не помешала. Исламисты работают целенаправленно — например, вербуют молодежь в тюрьмах. Озлобленные ребята с низким образованием, да им еще обещают оружие и власть — многих это привлекает.

— Вам в Латвии, наверное, приходится церкви закрывать?

— Иногда кажется, что так было бы разумнее. У нас по Латвии почти 300 приходов, некоторые из них совсем крошечные, потому что людей там почти нет. Но, посмотрите, — закрыли в деревне почту, школу, амбулаторию. Если еще и мы уйдем, что будет с оставшимися людьми? И деревенские церкви там бывают старинные и очень красивые.  Когда людей не будет, тогда и церковь закроем.

— Надеетесь, люди вернутся?

— Просто делаем свое дело. Надо выживать. Правящая идеология в Европе не дружественна по отношению к жизни. Брак становится маргинальным, семьи — зыбкими. Аборт стал неатъемлемым символом личной свободы. Европейские нации стареют, но готовы приносить эту жертву своему постмодернистскому мировоззрению.+

Хотя Европа — великая и чудесная цивилизация. Можно злорадствовать, что она тонет, но лучше молиться и трудиться над тем, чтоб спасти ее истинные ценности, пробудить ее духовное, христианское начало…