Родители Иосифа Бродского – Мария Вольперт и Александр Бродский – были замечательными и незаурядными людьми, и они достойны того, чтобы о них помнили. Нужно, чтобы ныне живущие в Даугавпилсе знали и гордились тем, что наш город всегда был щедрым на незаурядных людей, что предки великого поэта были родом из Двинска.
«Они (родители – от ред.) почти не рассказывали мне о детстве, о своих семьях, о родителях или дедах, – спустя годы, когда родителей уже не было в живых, писал Иосиф Бродский в автобиографической книге «Полторы комнаты». – Знаю только, что один из моих дедов (по материнской линии) был торговым агентом компании «Зингер» в прибалтийских провинциях империи (Латвии, Литве, Польше) и что другой (с отцовской стороны) владел типографией в Петербурге. Эта неразговорчивость, не связанная со склерозом, была вызвана необходимостью скрывать классовое происхождение в ту суровую эпоху, дабы уцелеть…
Мне почти ничего не известно о том, как они встретились, о том, что предшествовало их свадьбе; я даже не знаю, в каком году они поженились».
Возможно, из-за этой осторожности Бродским счастливо удалось избежать репрессий, но на их сыне, Иосифе, судьба отыгралась с лихвой.
Мария Вольперт
Мария была одной из пятерых детей двинчан Моисея и Фани Вольперт. В свое время латвийский журнал «Открытый город» от одной из родных теток Иосифа Бродского получил уникальный фотопортрет семьи Вольперт, сделанный в Двинске в 1911 году.
Когда Марии было 14 лет, семья была вынуждена бежать из Двинска от наступавших на город немцев. Вольперт полгода скитались по Украине, пока, наконец, не перебрались и не осели в Санкт-Петербурге. Там Мария Моисеевна и вышла замуж за сына владельца типографии, военного фотокорреспондента Александра Бродского.
«Она была определенно очень привлекательна североевропейским, я бы сказал, прибалтийским обликом, – вспоминал свою маму поэт. – По русским меркам она не казалась маленькой – рост метр шестьдесят; белолица, полновата. У нее были светлые волосы цвета речной воды, которые всю жизнь она коротко стригла, и серые глаза. Ей особенно нравилось, что я унаследовал ее прямой, почти римский нос, а не загнутый величественный отцовский клюв, который она находила совершенно обворожительным».
Мамино образование
В еврейских семьях всегда ценили образование и стремились дать его детям, даже девочкам. Мария Моисеевна владела немецким, русским, французским языками и, конечно, идишем. Бродский рассказывал, как однажды застал мать, читающую книгу на французском языке: «…она, не моргнув глазом, оставляла без внимания случайную французскую фразу, расслышанную на улице или оброненную кем-нибудь из моих друзей, хотя однажды я застал ее за чтением французского издания моих сочинений».
Будучи уже замужем, Мария Моисеевна приходила с работы с сеткой, в которой мирно уживались картошка, капуста и …библиотечная книга, обязательно обернутая в газету, чтобы не испачкалась. Она научила читать сына, когда ему было всего 4 года. Когда Иосифу исполнилось 16 лет и он работал на заводе, именно мама посоветовала ему записаться в библиотеку. Первой книгой, которую он взял по ее совету, была «Гулистан» – «Сад роз» – поэта Саади. Марии Моисеевне очень нравилась персидская поэзия.
Мамина карьера
«…у нее не возникало проблем с устройством на работу, – рассказывал Бродский. – Зато она и работала всю сознательную жизнь. По-видимому, не сумев замаскировать свое мелкобуржуазное происхождение, она вынуждена была отказаться от всякой надежды на высшее образование и прослужить всю жизнь в различных конторах секретарем или бухгалтером. Война принесла перемены: она стала переводчиком в лагере для немецких военнопленных, получив звание младшего лейтенанта в войсках МВД. После капитуляции Германии ей было предложено повышение и карьера в системе этого министерства. Не сгорая от желания вступить в партию, она отказалась и вернулась к сметам и счетам. «Не хочу приветствовать мужа первой, – сказала она начальству, – и превращать гардероб в арсенал».
В семье Бродских
Александр Иванович и мамины сестры часто звали Марию Моисеевну уменьшительными именами «Маруся, Маня, Манечка». Сам Иосиф для мамы изобрел ласковое обращение «Мася» и «Киса». С годами последние два получили большее хождение, и даже отец так стал обращаться к ней. Мария Моисеевна сердито восклицала: «Не смейте называть меня так!.. И вообще, перестаньте пользоваться вашими кошачьими словами. Иначе останетесь с кошачьими мозгами!».
В доме Бродских всегда была идеальная чистота, «посуда, утварь, одежда, белье всегда блестели чистотой, были отутюжены, заплатаны, накрахмалены. Скатерть – всегда безупречна и хрустела, на абажуре над ней – ни пылинки».
В квартире, где жила семья, был паркетный пол, и Мария Моисеевна не разрешала, чтобы домашние разгуливали в носках (была у Иосифа такая привычка). Мама требовала, чтобы все ходили в ботинках или тапочках. «Это дурная примета, – утверждала она. – К смерти в доме».
Из воспоминаний Иосифа Бродского: «Поразительно, что они никогда не скучали. Уставали – да, но не скучали. Большую часть домашнего времени они проводили на ногах: готовя, стирая, крутясь по квартире между коммунальной кухней и нашими полутора комнатами, возясь с какой-нибудь мелочью по хозяйству. Застать сидящими их, конечно, можно было во время еды, но чаще всего я помню мать на стуле, склонившуюся над зингеровской швейной машинкой с комбинированным ножным приводом, штопающую наши тряпки, изнанкой пришивающую обтрепанные воротнички на рубашках, производящую починку или перелицовку старых пальто».
«Маси больше нет»
Десять долгих лет Мария Моисеевна и Александр Иванович обивали пороги госучреждений, чтобы получить разрешение на выезд в Америку для встречи с единственным сыном. Они не собирались эмигрировать, слишком стары они были для таких перемен. Но в ответ слышали только одно: «Не целесообразно».
«Сынок, – повторяла мать по телефону, – единственное, чего я хочу от жизни, – снова увидеть тебя». И сразу: «Что ты делал пять минут назад, перед тем как позвонил?» – «Ничего, мыл посуду». – «А, очень хорошо, очень правильно: мыть посуду – это иногда полезно для здоровья».
Мария Моисеевна ушла из жизни в 1983 году, так и не увидевшись с сыном перед смертью. Александр Бродский пережил жену всего на 13 месяцев. Для поэта было очень больно, что его не было рядом, когда самые любимые его люди уходили из жизни. Смерть родителей для Иосифа Бродского означала одно: в Россию он никогда не вернется.
Спустя десятилетие, в 1995 году, страна разлучившая семью, попыталась вернуть Бродского на родину, присвоив ему звание Почетного гражданина Санкт-Петербурга, но, как писал сам поэт, «Нельзя войти в одну реку дважды, даже если это Нева».
И это наша история.