Возможен ли «третий путь»?

У России нет мессианских идей

И еще, несмотря на географическую близость, мы стали бесконечно далеки друг от друга и совершенно неадекватно представляем происходящие в наших странах процессы, а главное, мотивы, по которым совершаются те или иные шаги.

Во-первых, Россию постоянно упрекают в имперских амбициях. Выскажу крамольную мысль, которая, боюсь, многим не понравится и в России, и в Латвии. Если бы Россия четко заявила о себе как о стране с мессианской идеей, население ряда стран СНГ (Балтию я исключаю из этого списка), уставшее от жуткой нищеты, разрухи и безысходности, вздохнуло бы с явным облегчением. В этом году я побывала во всех странах СНГ, кроме Туркмении, и в некоторых государствах местные эксперты, ссылаясь на анализ общественного мнения, говорили: “Проведите референдум — и большинство заявит о желании присоединиться к России”. Не знаю, насколько верны подобные утверждения. Но знаю четко, что такого референдума никто проводить не будет, а у современной России нет никаких официально оформленных мессианских идей по спасению “страждущих братьев” по бывшему СССР, тем более нет инструментов для их реализации. Примеры тому Приднестровье и Аджария, а на очереди еще кто-то. Как нет в современной политике на самом деле никаких предпочтений, обусловленных “историческими корнями”, “духовной близостью” и т.п. В современном мире правит прагматизм, и Россия здесь не исключение.

Проблема не в “закручивании гаек”

Во-вторых, мне как человеку, живущему в России, известны все ее достоинства, равно как проблемы и болевые точки. Признаюсь, что кроме гомерического хохота досужие высказывания о возможной агрессии со стороны России по отношению к сопредельным странам у меня ничего вызвать не могут. Так же, как и рассуждения о “закручивании гаек” и усилении роли спецслужб в России, откате к сталинской эпохе и т.п. Пример: на последнем заседании экспертов из России и Латвии, где принималось решение о создании совместной корпорации, латыши поражали профессионализмом и знанием проблемы. В России таких подготовленных экспертов по балтийской теме нет. Но российские специалисты были более откровенны в высказываниях, смело излагали точку зрения, зачастую не совпадающую с позицией официальных структур. Все это очень мало похоже на гонения на общественную мысль.

На самом деле проблема России не в закручивании гаек и в якобы “потенциальной агрессивности”. Проблема современной России — слабое государство, позволяющее любому политику и чиновнику разыгрывать собственную партитуру. Что наглядно демонстрируют многочисленные визиты в Латвию представителей разнообразных российских структур. Когда два политика, представляющие одну фракцию в российском парламенте, декларируют совершенно разные взгляды и позиции по принципиальным вопросам российско-латвийских отношений, это вызывает обиду за страну. А когда клерки из российских структур власти, весьма и весьма далеких от МИДа, рвутся поиграть в Бжезинского на “балтийской шахматной доске”, не имея для того ни интеллектуального потенциала, ни прав, — это уже наносит прямой урон нашим отношениям, какими бы благими целями ни прикрывались подобные действия.

Ресурс диаспоры

Еще один повод для взаимных подозрений: Россию обвиняют в создании “пятой колонны” в Латвии. Мотив — интерес со стороны российских структур к проблемам проживающей в Латвии русской диаспоры. Хочу напомнить, что взаимодействие с зарубежными диаспорами — это практика большинства современных стран, и превалирует в этом взаимодействии, как правило, прагматичная модель. Диаспоры воспринимаются как экономический и общественно-политический ресурс тем же Израилем, Китаем, Грецией, Азербайджаном, Венгрией и т.п. И в этом смысле идея консолидации “русского мира”, вызвавшая такое раздражение у части латвийских экспертов, ничем не хуже и не лучше идеи франкофонного мира. Но мы должны понимать, что тема российской диаспоры является острой для наших стран, и болезненность реакции имеет свои, пусть и не всегда оправданные с точки зрения разумности, мотивы.

Очевидно, что есть темы, весьма и весьма болезненные для российского массового сознания, и если мы действительно хотим взаимопонимания, то не учитывать этого обстоятельства нельзя. Население России негативно реагирует на процессы над ветеранами войны и никогда их не поймет. Много вопросов вызывают формы и методы проведения школьной реформы. Наиболее частый вопрос: “Почему они так спешат?!” Мне, например, тоже непонятно, почему.

Мифы и реальность

Иногда мне кажется, что образ России, отражаемый в Латвии, больше похож на некий модифицированный образ СССР, но весьма далек от происходящих процессов на моей родине. Но справедливости ради скажу, что и образ Латвии, сложившийся в России, не идентичен реальности.

У меня как у человека, знающего Латвию, вызывает раздражение, что позитивные моменты развития латвийской экономики и социальной сферы редко попадают в российские СМИ. Имеется явное игнорирование аналогичных проблем, связанных с языком и образованием, существующих в других странах постсоветского пространства. Например, в одной маленькой, но очень гордой республике вообще закрыты все русские школы, кроме двух, находящихся в аварийном состоянии, а обучаться в русском классе могут только русские дети. Даже гражданин России не имеет права отдать детей в русский класс! В другой республике мне доверительно шепнули на ухо во время мониторинга, что директорам школ не рекомендуют выдавать аттестаты детям — гражданам России, они должны принять гражданство страны проживания. Я уже не говорю о том, в какие жуткие условия поставлены русские пенсионеры в целом ряде стран СНГ, где пенсия иногда доходит до 8 долларов, а прожиточный минимум — до 100 долларов. Этим людям действительно нужно помогать, и там с благодарностью воспринимают все усилия России по социальной помощи.

Не верю в эффективность акций

Есть еще один аспект, который констатируют все эксперты. Опять же, кто с сожалением, а кто — с удовлетворением. Речь идет об акциях протеста против школьной реформы. Мне понятны мотивы этих действий, и я признаю право людей выражать свое мнение любыми легитимными способами. Но я не верю в эффективность этих акций! От того, что в акции протеста включились школьники, вообще никто не выигрывает. Юная поросль привыкает к мысли, что в данном обществе чего-то добиться и заявить о себе можно только силой. А другая юная поросль, уже латышская, начинает заражаться агрессией и проецировать ее не на власти, а на русскую молодежь. Будут ли власти, вследствие этих акций, корректировать политику — большой вопрос, а уровень недоверия между русской и латышской молодежью растет. Значит, эта проблема еще на десятилетия. И вопрос, какой будет страна через десятилетия, остается открытым. А значит, радоваться особого повода нет.

Когда меня спрашивают, ну и что же теперь делать, я отвечаю: не знаю. Но я знаю четко, чего делать не надо. Не надо терять те минимальные возможности для ведения межстранового диалога, которые у нас есть. Надо искать пути для компромисса, при этом четко понимая, что легкого варианта развития наших отношений не будет и что есть вещи, от которых никогда не откажется Латвия и никогда не откажется Россия. Значит, нужен вариант “третьего пути” и поиска тех мелких, но весьма раздражающих деталей наших отношений, от которых можно отказаться уже сейчас. В конце концов любые заморозки заканчиваются оттепелью.