Марсалий Олимпиевич родился на Гриве. Его отец был служащим на границе, неплохо зарабатывал, присылал деньги деду, который и построил дом, где ныне живет ветеран.
С приходом советской власти этот дом был национализирован, долгие годы здесь работал магазин. И только в начале 90-х дом вернули потомкам настоящих владельцев. Вернуть-то вернули, но жить в нем было нельзя: ни окон, ни полов, ни дверей. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Не заладились у Марсалия Олимпиевича отношения с родными, оставил он свой дом сыну и пошел восстанавливать дедово гнездо.
Немцы в городе
Жизнь не баловала Иванова: детство пришлось на военные годы, юность и зрелость – в работе. Отца не стало в 1935-м, всю семью в строгости, присущей староверам, держали дедушка и бабушка. Жили крепко, но и работать приходилось много.
«Учился я в нашей Гривской школе, при немцах окончил 8 классов и поступил в Железнодорожный техникум. Немцы карточки давали, – вспоминает Марсалий Олимпиевич, – даже табак давали по карточкам. Бабушка держала корову, поросенка, два больших огорода. Так и жили.
Мы, мальчишки, везде бегали, все видели. Как немцы издевались над пленными… Как-то, помню, шел пленный в солдатской одежде, почему-то без конвоя. А у нас там жил один – видно, националист – так он этого пленного взял и убил у нас, мальчишек, на глазах… А вообще наши люди были хорошие. Женщины идут, бывало, в город, несут корзинки с хлебом. Пленные русские все были изможденные (они разбирали горелые дома), так женщины их подкармливали. Немцы ругались, винтовки наставляли…
Когда только началась война, видел у нас на Гриве, у Речфлота, восемь солдатиков молодого призыва, а с ними – старший лейтенант. Чего они там стояли, не знаю. Теперь все думаю: не дошло до нас, мальчишек, сказать этим солдатам, что немцы идут, уходите быстрее. Думаю, ушли бы они – остались бы живы, а так, наверно, их убили…
В эти дни видал солдатиков, которых на той стороне, возле моста, убили. Перешли с Гривы на другую сторону Двины, а немцы уже были в городе. Я видал: молоденький солдат, совсем, как я, в каске сидел в окопчике, у него была приготовлена машинка взрывать мост. Солдатик был уже мертвый – немец его убил. Нас немцы не трогали. А мы шустрые были, везде бывали, все видели – как немцы толпой евреев в крепость водили…
На Пасху мы решили качели сделать. Немцы как раз столбы устанавливали, чтобы связь провести, а мы, пацаны, эти столбы домой во двор тихо таскали. И не боялись же! Всякое было... Слава Богу, выжил и живу».
На фронте
В мае 1944-го Марсалию исполнилось 18, а через два с половиной месяца, как только Даугавпилс освободили от фашистов, парня призвали в армию.
«Я родился двойняшкой. Брат у меня был, Симеоном звали. Только он по виду был настоящий мужчина, а я – такой мелкий. Я, слава Богу, выжил, а он погиб. Была у нас и старшая сестра Мария, нас у отца было шестеро детей.
Забрали нас в армию вместе с братом, только служить мы попали в разные части. Меня пешком отправили под Екабпилс, в Ерсику – там стоял запасной полк. Там нас помыли, покормили, дали в руки ружье, и мы пошли дальше. В районе Елгавы командир вызывает: «Даугавпилсский?» – «Даугавпилсский!» «Около Двины жил?» Я говорю: «Да!» «Лодкой управлять можешь?» – «Могу!» «Вот и будешь перевозчиком!»
На берегу мы нашли всего три лодки и всю ночь перевозили солдат на другой берег, в Скривери, чтобы пересечь дорогу немцам. А как начало светать, немецкий пулеметчик стал стрелять. И в метрах тридцати от берега некоторых в лодке побило, а меня ранило в ногу. День пролежал в лодке на берегу, потом меня на наш берег переправили. Сначала попал в санчасть, оттуда меня – на машину и в госпиталь. Вылечился, госпиталь вместе с фронтом двигался.
В Литве, в Мажейкяе, меня выписали и назначили помогать обслуживать тяжелораненых. Немного поработал, и снова отправили в запасной полк. Уже была зима, когда приехал «покупатель»: набрал нас, и пошли мы пешком под Тукумс. Три дня шли, ночевали в лесу. Снег раскопали, веток настелили, спина к спине легли – так и спали. Вторую ночь ночевали в деревне. Я попал к латышу. Хорошие люди были. Перину мне постелили, покормили, хозяин кусок сала дал. Ребятам так не повезло. Когда пришел к месту сбора, все на сало налетели, и за минуту его не стало.
Мой брат дошел до Лиепаи, где и погиб. Не знаю, при каких обстоятельствах. Вроде, один из солдат, который был вместе с братом, сестре рассказывал, что брата убил снайпер. Так точно и не знаю… Бросили нас в бой и ничему не учили.
Война кончилась, нас погрузили и повезли. Мы решили: наверно, на японца! В дороге смотрим – поезд пошел правее. Мужики говорят: «Наверно, не на японца!» И привезли нас в Ашхабад, в Туркестанский военный округ. Там я после войны еще пять лет отслужил, пока домой вернулся. В 48-м в Ашхабаде было страшное землетрясение, более 100 тысяч погибло. Не знаю, как я выжил. Казарма вся была разрушена. Когда пришел в себя, не мог дышать – полный рот песка. Три месяца по госпиталям валялся. Вылечился и продолжил служить. Демобилизовался только в 50-м. Вернулся – специальности никакой, нужно думать, как работу искать. Устроился на ЛРЗ, работал токарем в колесном цехе. А еще окончил курсы шоферов и стал работать водителем. Рабочий стаж у меня – 47 лет. А в ДРСУ-5 я отработал 37 лет, из них 7 – уже будучи на пенсии. Хотел дальше работать – не дали. Я и сейчас еще крепкий».
Как живешь, ветеран?
«Когда была жива жена, – говорит Марсалий Олимпиевич, – мы решили, что дочери ничего не дадим, потому что мы ей помогли дом построить. И дочка согласилась. А сыну решили оставить в наследство свой дом. Описали. А когда жена умерла, сын за меня взялся – документ о наследстве его перестал устраивать. Я ему: «Сынок, я ведь еще живой. Сделаем, не спеши». Стал хулиганить, избивать и отправлять к дочке. Вот и решил я вернуться в дедов дом и отстроить его.
Все начал с нуля: построил спальню, печку поставил. Помаленьку-помаленьку… большинство сам делал. Внук помогал. Жена любила чистоту, красоту, вот и я стараюсь поддерживать...».
В свои без малого 90 лет ветеран ни минуты не может посидеть без дела. И сам признается, что как только выдается свободная минутка – он сразу начинает прикидывать, что нужно сделать: где убраться, где пуговицу пришить.
«Пенсия у меня большая...»
Что такое отдых, Марсалий Олимпиевич понял, лишь выйдя на пенсию.
«Пенсия у меня большая, – шутливо признается ветеран. – Господа депутаты разделили пенсионеров на богатых и бедных. Я попал в богатые, потому как у них потолок – 260 евро, а я получаю 270.
Я на пенсии уже почти 30 лет. От соцобеспечения за все это время никакой помощи не получал. Операцию мне сделали за мой счет. Вот и сейчас нужно бы делать операцию на глаза. Пошел узнавать. Мои документы крутили-крутили, а потом говорят: «Нет, не дадим!» Говорю: «Я же ослепну!» А мне в ответ: «Вот когда ослепнешь, тогда поможем!»
Вот разве что Россия поддержит: там сейчас приняли закон, и мы как ветераны будем два раза в год получать добавку к пенсии. Это хорошо, только немножко поздновато: нас почти никого не осталось...».
