90 лет назад началась великая битва за Двинск

Лет 25 назад, в начале своей педагогической карьеры, я работал учителем в Илуксте. Во время первой мировой войны этот город был буквально сметен с лица земли, в ходе боевых действий была разрушена до основания его гордость — костел, один из красивейших в Балтии. Линия фронта с конца 1915 г. до начала 1918 г. проходила по западной окраине города, возле кладбища. Так вот, мои ученики в надежде на хорошую оценку начали приносить в школьный музей, которым я по должности руководил, не только старинные документы, фотографии, предметы быта, но и фрагменты оружия начала XX века. Однажды кто-то даже приволок хорошо сохранившуюся русскую трехлинейку, правда, без приклада и бойка, зато с действующим затвором. Дабы пресечь опасную самодеятельность, решил произвести обследование бывшей передовой. Отобрал несколько наиболее серьезных ребят, и мы отправились к «объекту».
Линия приисковых окопов угадывалась без труда, хотя к тому времени прошло уже почти семь десятилетий. Едва приступили к «археологическим раскопкам», как пошли «вещдоки». Среди находок были неплохо сохранившиеся армейский ботинок, два немецких металлических жетона. На этих плоских, овальной формы медальонах были выбиты имена и фамилии, год рождения и место службы солдат прусской гвардии. Минут через тридцать я извлек с небольшой глубины немецкий штык. Когда принес его домой, радости тестя не было предела. Он тут же побежал в мастерские и вскоре вернулся сияющий — тесак блестел, как новенький. «Вот что значит крупповская сталь!» — не переставал восхищаться отец супруги. Кстати, его отец-латгалец во время первой мировой служил в артиллерии под Свентой. А что до моей находки — эх, сколько потом этим самым штыком мы с тестем хрюшек бедных порешили…
Дальнейшие раскопки в траншее были чреваты непредсказуемыми последствиями, поэтому я свернул поиски экспонатов для музея. Экспозиция существенно пополнилась, ученики остались довольны. Однако отдельные «энтузиасты» продолжали нести оружие и даже боеприпасы. Беседуя с одним из таких, строго-настрого запрещаю ему заниматься подобным — и тут в класс входит милиционер. В общем, дальнейшее пополнение музейной коллекции стало невозможным, а безопасные корпуса «лимонок» и снарядные болванки я от греха подальше утопил в ближайшем пруду. Вскоре имел место один полузабавный случай. Из неблагополучной семьи сбежал мальчишка и провел зимние каникулы в… школе, благо она пустовала. Обосновался семиклассник в кабинете домоводства, питался обнаруженными там киселем и кашами, помешивая варево русской офицерской шашкой, «позаимствованной» в музее, куда он непонятно как смог проникнуть. Узнав об этом, я не слишком расстроился — хоть таким образом никому не нужный ребенок приобщился к ее величеству истории…

Двинск на линии фронта

С началом мировой войны значительная часть Двинского гарнизона, включавшего 25-ю пехотную дивизию и 25-ю артиллерийскую бригаду, участвовавших в русско-японской войне, была отправлена на фронт. Мобилизация в действующую армию коснулась и многих сотен горожан. В местной прессе постоянно печатались списки убитых, раненых и награжденных за храбрость военнослужащих. Через город потянулись поезда с беженцами из русской части Польши — у многих из них не было с собой никаких вещей, горожане охотно помогали несчастным.
А сам Двинск превратился в крупнейший санитарно-эвакуационный пункт на западе империи. Ежегодно через обе его железнодорожные станции следовали десятки эшелонов с ранеными. Часть их служила в Двинске. Основной госпиталь — он располагался в крепости — был переполнен нуждавшимися в срочной помощи солдатами и офицерами, не хватало врачей и сестер милосердия, коек и перевязочного материала. Срочно пришлось создавать новые госпитальные помещения, приспосабливая под них городские здания и даже школы. В ноябре 1914 года Двинск посетил Николай II с семейством. Император беседовал с ранеными, вручал награды отличившимся защитникам отечества и поблагодарил городские власти и медперсонал за оперативные действия.
В первые месяцы войны двинчане были уверены в скорой победе Антанты. Большим успехом пользовались т. н. кружечные сборы. Пожертвования населения предназначались на нужды раненых и увечных воинов, помощь семьям мобилизованных. Многие из отцов города удостоились государственных наград за свои хлопоты в деле обеспечения армии всем необходимым. Отношение горожан к многочисленным немецким военнопленным, которых нередко провозили через Двинск, было достаточно дружелюбным. Казалось, победа не за горами.
Однако весной 1915 года энтузиазма у горожан значительно поубавилось. С фронта приходили тревожные вести: пользуясь пассивностью союзников России — англичан и французов, немцы перешли в крупное наступление на Восточном фронте и прорвали русскую оборону. Русским катастрофически не хватало оружия и боеприпасов: зачастую на двух-трех солдат приходилась только одна винтовка, а на каждый десяток немецких «чемоданов» (тяжелых снарядов) царская артиллерия могла ответить едва одним выстрелом.
Армия отступала, неся страшные потери, преимущественно за счет попавших в плен. В качестве козла отпущения власти избрали местных евреев — надо же было на кого-то переложить собственную вину. Мол, говорят на идиш, близком к немецкому языку, торгуют, имеют множество родственников и связи в Польше и Германии… Чем не потенциальные шпионы и изменники? Поэтому в августе началась принудительная поголовная эвакуация еврейского населения из прифронтовой полосы. На сборы давалось двое суток, проезд в теплушке до места назначения был бесплатным. После отъезда евреев город значительно опустел — до войны они составляли почти половину населения Двинска. Наотрез отказался эвакуироваться раввин Меир Симха, заявивший: «Пока в городе останется девять евреев, я буду десятым для миньяна (ритуального богослужения в синагоге. — С.К.)». Десять верующих иудеев — минимальное число для проведения общей молитвы в храме. Эта кучка евреев во главе с мудрым и популярным священником всю войну оставалась в городе, смиренно перенося все лишения, выпавшие на их долю.
Над городом все чаще кружились германские аэропланы, сбрасывая бомбы на вокзалы и жилые кварталы. Десятки людей были убиты и искалечены, в городе воцарилась паника. Власти приступили к погрузке на железнодорожные платформы городского имущества и оборудования мастерских. Были эвакуированы ценности Государственного банка и городской архив. Последний ждала печальная судьба — в Даугавпилс ему уже не суждено было вернуться, сгорел во время пожара в Витебске, столице губернии. Кстати, та же участь постигла его в конце XVIII века, когда Динабург на время захватили польские повстанцы графа Огиньского. Вот почему из-за утраты этих бесценных документов наши познания о прошлом главного центра Латгалии столь скудны…

Спасение в последнюю минуту

В начале сентября главный начальник Двинского военного округа инженер-генерал князь Туманов распорядился ускорить строительство оборонительных сооружений на подступах к городу. По ночам все чаще слышалась канонада. В конце октября завязались упорные бои за Илукст (Илуксте). Городок солдаты кайзера с большими потерями взяли, но русские упорно зацепились за его окраину и врага дальше не пропустили. Тогда германское командование решило нанести главный удар из района занятого немцами Новоалександровска (Зарасая). По шоссе на Двинск двинулись отборные прусские полки, продвижение которых с трудом сдерживали малочисленные и плохо вооруженные русские части.
Престарелый генерал Плеве, в руках которого находилась оборона Двинска, пребывал в отчаянии. Обещанная помощь запаздывала, а в его распоряжении было слишком мало сил и ресурсов, чтобы удержать столь желанный для противника перекресток транспортных коммуникаций. Наступал критический момент.
Когда участь города, казалось, была уже предрешена, Плеве получил телеграмму с сообщением о том, что из Полоцка ему на помощь отбыла 4-я кавказская бригада. Утром воины были в Двинске. На вокзале после молебна и короткого напутственного слова Плеве («разбейте врага и вернитесь живыми») солдаты грузились в автомобили с развернутыми знаменами. Следующая партия прямо из вагонов садилась в машины, которые мчались в сторону Медума (Медуми), где кипело ожесточенное сражение. Русские солдаты с ходу вступали в штыковой бой. Высоченные немцы, подкрепленные шнапсом, шеренга за шеренгой лезли вперед и тут же падали целыми взводами и ротами, скошенные пулеметным огнем. Следовали непрерывные рукопашные схватки. В конце концов обескровленный противник не выдержал и начал отходить. Город был спасен, но дорогой ценой — оба кавказских полка понесли тяжелые потери.
ровопролитное встречное сражение под Двинском вызвало немалый международный резонанс. 28 октября 1915 г. британская «The Morning Post» отмечала: «Уже 35 дней немцы атакуют Двинск, и, несмотря на это, они не смогли приблизиться к городу на пушечный выстрел. Германское наступление все более и более уклоняется к северу — не потому, что это выгодно немцам, а потому, что русские не оставили им иного выбора».
В ходе осенних боев южнее города сильно пострадал один из лучших германских корпусов. Крупные потери к юго-востоку от Двинска понесла немецкая кавалерия, пытавшаяся осуществить обходной маневр. Атаки противника у Илуксте также захлебнулись. Тем не менее кайзер Вильгельм II требовал захватить Динабург, «не считаясь ни с какими потерями», и лично собирался прибыть на этот участок фронта. Германское командование перебрасывало под Двинск все новые подкрепления, тяжелую артиллерию, была построена узкоколейка. Все тщетно.
С середины ноября на фронте установилось относительное затишье. Обе стороны зарылись в землю. Немцы это сделали более основательно, с максимально возможным в военных условиях комфортом. В окопах у них было сухо и удобно. Кстати, в составе штрафной команды под Двинском оказался и будущий вождь германских коммунистов Карл Либкнехт, в январе 1919 г. зверски убитый в Берлине реакционным офицерством. Противник войны рыл траншеи и помогал эвакуировать в тыл раненых. Состояние русских позиций, как обычно, оставляло желать лучшего: иной раз вода в окопах стояла по колено. Неудивительно, что т. н. небоевые потери в царской армии были весьма велики.

«Замерзают окопы пустые…»

Итак, с конца 1915 г. фронт на двинском направлении стабилизировался. Началась позиционная война. Артиллерийские перестрелки происходили с утра до вечера. Господствовавшие в воздухе германские аэропланы также целыми днями кружили над русскими позициями. Разведчики совершали вылазки за языками. В Двинске многие брошенные жителями деревянные дома были разобраны солдатами на дрова. Паек солдат германской армии уменьшался с каждым месяцем — в тылу был введен режим жесточайшей экономии.
Широкое контрнаступление в районе Двинска планировалось еще царским командованием. В 1916 г. такая попытка не удалась, но идея так и оставалась приоритетной в планах российского масштаба. Однако разразилась Февральская революция, и русская армия буквально на глазах начала деградировать. Ее захлестнули антивоенные настроения, усиленно подпитывавшиеся пропагандой анархистов, большевиков и прочих радикальных элементов. Солдаты Двинского гарнизона разгуливали по городу в расхристанном виде — шинели нараспашку, без ремней, многие поснимали с фуражек кокарды — мол, не хотим больше рабского клейма. Служивые жаждали возвращения домой, поэтому в 5-й армии, как и повсюду, процветало дезертирство. Многие беглецы прихватывали с собой оружие и даже гранаты («рыбку поглушить»). Еще оставшиеся в казармах и на передовой в основном проводили время на митингах, слушая очередного оратора и лузгая семечки. Ходить на строевую подготовку и учения они более не желали. Приказы командиров обсуждались солдатскими комитетами, которые единственные решали, выполнять их или нет. Офицерам перестали отдавать честь, в гарнизоне было зафиксировано множество случаев нападения на них нижних чинов. Начались братания и торговля с противником в нейтральной полосе. Издержки упавшей с небес свободы и слишком быстрой демократизации армии были налицо: из когда-то сплоченной и дисциплинированной она стремительно превращалась в анархиствующую толпу.
ем не менее Временное правительство надеялось укрепить пошатнувшийся моральный дух войск и не отказывалось от идеи наступления с двинского плацдарма. В начале июня в город прибыл военный министр (впоследствии премьер) Александр Керенский. В штабе 5-й армии «главноуговаривающий» произнес патетическую речь, завершив ее призывом: «Вперед, в наступление!» В войска он, однако, поехать не решился, понимая, что большинство солдат не разделяют его оптимизма.
Попытка русского наступления к югу от Двинска 8—10 июля 1917 г. окончилась полной неудачей, если не сказать катастрофой. Артиллеристы, почти не затронутые большевистской агитацией, потрудились на славу, выпустили тысячи снарядов, обратив в руины центр немецкой обороны станцию Турмантас и передовые позиции противника. А вот распропагандированная ленинцами пехота подвела: заняв первую линию немецких окопов, солдаты наотрез отказались двигаться дальше. Оружия и боеприпасов у них, в отличие от «голодного» 15-го года, было предостаточно, но напрочь отсутствовало стремление довести войну до победного конца. Призывы и мольбы офицеров на них никакого воздействия не возымели. Заминкой незамедлительно воспользовалось германское командование. Последовал сильный контрудар в районе Золотой горки. Результат — деморализация, русские части отброшены на исходные позиции. Число погибших и взятых (а также добровольно сдавшихся) в плен исчислялось многими тысячами.
Более каких-либо серьезных боев под Двинском не наблюдалось. Солдаты дезертировали целыми полками. К концу года русские окопы практически опустели, даже караульную службу нести было некому. 18 февраля 1918 г., уже при большевистском режиме, немцы без боя вошли в Двинск. Город заняли всего лишь 60 мотоциклистов — какая-то рота…
Скорбным напоминанием о трагических месяцах борьбы за «Верден на Двинск» остаются десятки братских могил и индивидуальных захоронений вдоль шоссе Даугавпилс—Зарасай и в других местах. Точное число погребенных в них установить уже едва ли возможно. В 20-х годах минувшего столетия решением правительства Латвийской Республики в местах массового упокоения павших были установлены стандартные белые обелиски с черным крестом и надписью «Воинам русской армии, павшим в Великую войну». Так в то время именовали первую мировую.

Иллюстрации из журнала «Нива» 1915 года выпуска.