Один в поле не воин

Болевые точки нашей школы глазами единственного на весь школьный департамент русского чиновника. Уже бывшего…


Опытный педагог, член правления очень умеренной общественной организации ЛАШОР Елена Матъякубова в должности специалиста по школам нацменьшинств Рижского департамента образования продержалась три года. А в августе написала заявление об уходе.

Что скрывается за формальной записью в приказе – «по согласованию сторон», – Елена Васильевна как интеллигентный и порядочный человек предпочла не афишировать. Призналась, что воспитание не позволяет ей выносить сор из избы. А на контрдовод «Часа» о том, что копить сор в избе тоже как-то неуместно, согласилась поговорить о болевых точках нашего образования.

Единство многообразия


- За три года работы в департаменте мое понимание ситуации подтвердилось на очень конкретных фактах, – говорит Елена Матъякубова, – и болевые точки высветились ярче. Все это время я пыталась помочь школам выработать концепцию современного образования, основанного на мировом опыте и местных традициях, удовлетворяющего разным потребностям. Единственное, в чем я соглашаюсь с министром Друвиете: среднее образование должно быть обязательным. Наше поколение воспитано на том, что средняя школа готовит к вузу, и самоценность этого школьного этапа теряется. На мой взгляд, это самый важный этап. Потом можно и не получать высшего образования: кому-то глобальный уровень осмысления не нужен. Но базовые знания, общий кругозор, система ориентации в мире, активная жизненная позиция – необходимы каждому.

- Вы как педагог и активная лашоровка всегда были сторонницей выбора школами и языков, и моделей обучения. Жаль, государство настроено не столь либерально…

- Мы все разные, дети у нас разные, цели и ценности у всех тоже разные. Для кого-то очень важна национальная культура и без нее он ощущает себя полуфабрикатом, кто-то – космополит, а мы вдруг начнем ему что-то насильно вкладывать. Исходя из потребностей людей и должна заказываться школьная программа. В США, например, огромная альтернатива выбора, а Китай при всей своей унификации вышел на первое место в мире по числу элитных школ, обучающих за счет бюджетных средств. И у нас моделей образования должно быть много – в условиях рыночной экономики удержались бы наиболее востребованные.

Любой язык – лишь инструмент. И надо, чтобы этот инструмент помогал, а не мешал. А ведь сейчас какой наказ школе дают? Подготовить к вузу. И раз все государственное высшее образование на латышском языке, значит, смысл средней школы – в подготовке к вузу на латышском. На этой базе и реформа начиналась. Здесь же истоки других проблем – отсутствие в средней школе учебников на русском языке, дефицит русских учителей. Ведь если в государстве принята концепция перехода средней школы на госязык, то русская учебная литература не создается, специалисты не готовятся.

Беда в том, что мы сами не знаем, какое образование хотим, не можем, не умеем четко аргументировать свою позицию, поэтому нас легко убедить в чем угодно. Позиция родителей часто пассивна: сдали ребенка в школу и дальше можно не вникать – что дает эта школа, какие у нее цели и есть ли они вообще?

Железной рукой к счастью


- Родители не раз демонстрировали, какая школа нужна их детям – с обучением преимущественно на родном языке. Год назад власти были готовы принять закон о школах нацменьшинств, позволяющий смелее варьировать языковые пропорции, но, увидев спад протестного движения, отказались от этой идеи…

- Говорить о демократии в нашей стране пока рано, и моя работа в департаменте это подтвердила. Правящие не готовы слышать и учитывать мнение, не совпадающее с официальной политической линией. Наше государство складывается не по западноевропейскому принципу, когда все люди объединены в гражданское общество и договариваются между собой о каких-то общих ценностях, а по азиатскому образцу с папой-мамой во главе иерархии и кучей неразумных детей у основания пирамиды.

Вдобавок большинство у нас решает, что нужно меньшинству. Решает без тени сомнения, без учета других мнений. Говоря о сложной ситуации в школе, чиновник может вскользь бросить: «Если директор не наведет порядок – уйдет на пенсию». Вместо того, чтобы выслушать, понять, почему… Мы идем все тем же путем, товарищи: загоняем к счастью железной рукой. Другое счастье, другая рука, но технологии те же.

Тревожат и двойные стандарты. Обучение предмету заявлено на одном языке, а учат на другом. Я понимаю, учитель использует теорию меньшего зла. Но, вынуждая к двуличию, государство наносит обществу страшный ущерб: взращивает лицемерных людей, людей, которые боятся любой проверки. Мы возвращаемся к худшим проявлениям советской системы, от которой так быстро бежали.

- Елена Васильевна, если школы согласно вашей концепции многообразия будут работать по разным моделям и с разными языковыми пропорциями, как же дети смогут сдавать единые централизованные экзамены?

- Конституционный суд постановил, что отвечать ребенок может на любом языке. Я надеюсь, что к 12-му классу понимать задание на госязыке сможет каждый. Самое главное – чтобы школа заложила предметную базу. В экзаменах меня больше пугает другое: государственный язык с 2007 года дети русских и латышских школ будут сдавать по одному стандарту. Ведь русские школьники изучают язык по другой программе, для них это неродной язык и время, затраченное на его изучение, меньше, чем в латышских школах.

Чиновник министерства образования Эвия Папуле сказала мне, что многие русские дети знают латышский даже лучше. Возможно, но их усилия, затраты были значительно больше, а значит, и оценочная шкала должна быть иной. Пусть в программе одни и те же писатели, но ведь уровень осмысления текста на родном языке будет отличаться от анализа текста, если язык для тебя второй. И ставить экзаменационную планку одинаково для тех и других – преступно, подло по отношению к русским детям. Удивляет, что никто из лингвистов не поднимает этот вопрос. Это то же самое, как если бы одна группа изучала макроэкономику, другая – микроэкономику, а сдавали бы все один экзамен.

Амортизатор для директоров


- Что вам удалось сделать за эти три года?

- Конечно, революции я не сделала. Я была маленьким техническим клерком и, идя на эту должность, прекрасно понимала, что самоуправление всего лишь исполнитель, а заказчик и идеолог образования – министерство. Но я шла с желанием помочь школам объективно оценить происходящее в условиях существующих законов и нормативных актов, максимально уменьшить проблемы, снизить риски, неизбежно возникающие на переходном этапе.

В целом я довольна, что прошла эту школу и смогла, как мне кажется, быть в некотором роде тылом для директоров. Они знали, что на меня можно положиться, что я всегда открыта для общения и найду варианты помощи, зная рычаги, зная законодательство. На семинарах, которые я организовывала для завучей, учителей, школьников, можно было откровенно обсудить проблемы. Люди знали мою позицию и не стеснялись говорить то, что думают. В таких дискуссиях возникали моменты истины, что принципиально важно: активная жизненная позиция тем самым закреплялась в людях.

Я много сделала для расширения связей русских школ с Россией и Украиной, особо покровительствовала национальной белорусской школе. Были заключены партнерские договоры, российские учебники приходили целыми вагонами. Помогала семьям решать мелкие в масштабах государства, но очень конкретные проблемы, которые иногда стоят всей жизни.

- Елена Васильевна, я не могу не спросить вас: почему вы все-таки ушли из департамента?

- Не люблю жаловаться, но жизнь в двойных стандартах разъедает душу. Мне всегда хотелось верить, что в таком творческом и тонком деле, как образование, можно обходиться без принуждения, что все можно объяснить, показать… Ведь ни одна самая лучшая концепция не стоит человеческой жизни. Со временем мои функции стали очень ограничены, кпд – низкий. К сожалению, я имела минимум информации и только благодаря чисто человеческим отношениям что-то от кого-то узнавала.

По собственной инициативе часто приходила туда, где меня не ждали. Я чувствовала недоверие к себе как к представителю другой этнической группы, других политических взглядов. Например, звонили из министерства и приглашали кого-нибудь из департамента на встречу с международными экспертами, уточняя: «Только не Матъякубову». Как-то одна коллега спросила: «Почему тебя так боятся? Ты же одна ничего не можешь сделать». Словом, полноценно выполнять функциональные обязанности в таких условиях было просто невозможно.

- Значит, вы все-таки ушли по собственной инициативе?

- В дипломатии говорят: без комментариев.