Неунывающий Самите Мулондо

Африканский музыкант в восторге от латышской группы Ilgi

Одним из участников недавнего праздника Риги был угандийский музыкант Самите МУЛОНДО (он играет на угандийской флейте и нескольких видах калимбы, африканского ручного пианино). В свое время он эмигрировал в Америку и выпустил там 6 альбомов. До сих пор записи Мулондо не распространялись в Европе, но теперь музыкант собирается вплотную заняться покорением евразийской зоны, так что его концерт в Риге можно считать первым шагом на пути к цели.



С Латвией певца связывают не только коммерческие интересы. В прошлом году на фестивале мировой музыки в Нью-Мексико он познакомился с нашей группой Ilgi. Музыканты так понравились друг другу, что решили записать несколько песен втроем. Результат сотрудничества был представлен слушателям на рижском концерте. Увы, он не особенно впечатлил. Но Самите от латышей в восторге: “Меня восхищает их любовь к своей культуре, даже в нашем кругу такое редко встретишь. И привлекает новизна их звучания. Мы очень сдружились, пока работали вместе. Когда они начинали при мне спорить на латышском, мне даже казалось, что я понимаю, о чем идет речь”.
А музыка самого Самите чрезвычайно разнообразна. Некоторые композиции с его последнего альбома Tunula Eno звучат очень по-народному, в других к этому фону добавляются джазовые соло на флейте, в третьих от этники остается лишь переливчатый, экзотичный вокал Мулондо. Самите очень интересно слушать, от каждой композиции ждешь чего-то нового. Однако самое изумительное в его песнях — это трогательная откровенность и надежда, с которой он не расстается даже в самых печальных своих композициях.


Не зацикливаться на чем-то одном
— Расскажите, что творится сейчас в Уганде?
— Я уехал оттуда не по своей воле в начале 1980-х. Наш тогдашний правитель Иди Амин был настоящим тираном, не согласных с его режимом жестоко казнили, например, бросали в клетку ко львам. Когда это сделали с моим братом, я понял, что нужно бежать из страны, и отправился в Кению, а через пару лет приехал в Америку. Сейчас режим Амина уже свергли, последовавшую за ним анархию ликвидировали, теперь у власти — нормальные люди, демократы.
— Какие музыкальные традиции повлияли на ваше творчество?
— Я вырос на нашей традиционной музыке (песенный фольклор баганда), еще ребенком стал придворным флейтистом короля Уганды. Эти мелодии и ритмы, они у меня в крови. Знаете, бывает, что я даже в беспорядочном мигании фар и задних огней машин, встреченных на дороге, умудряюсь “уловить” знакомый с детства ритмический рисунок. При всем этом я ничуть не склонен к пуризму и не хочу ограничивать себя какой-то одной традицией. Да у меня и не вышло бы, за свою жизнь я испытывал множество музыкальных влияний. В подростковом возрасте увлекался Родом Стюартом, пытался косить под него. Потом, бежав из Уганды в Кению, играл с джазменами, что-то перенял у них. Я сотрудничаю с приглашенными музыкантами, состав моей группы интернационален, это уже не дает зациклиться на чем-то одном. Жаль только, редко удается найти человека, играющего “сердцем”.


О понимании без слов
— Дорого ли стоит раскрутка на интернациональном рынке этнической музыки?
— Нет, вполне хватит 10 тысяч долларов, причем как на запись альбома, так и на тур — у нас ведь совсем другие принципы раскрутки. Нам не нужно тратить сотни тысяч долларов на промотуры и эфиры на крупных радио- и музыкальных каналах — для таких монстров, как MTV и VH1, мы не формат.
— Все ваши песни написаны на языке народа баганда — луганда. Очень хотелось бы знать, о чем в них поется, например, в песне, давшей название всему альбому — Tunula Eno.
— C луганда ее название переводится двояко: и “Смотри сюда”, и “Посмотри на это так”. Она, как и все остальные композиции с альбома, посвящается моей жене Джоан, умершей недавно от рака. Я расскажу вам историю Tunula Eno. Началось все с того, что Джоан не смогла нормально произнести мое имя. Вместо “Самите” у нее получалось что-то вроде “с-сс-сс”. Я отвез ее к врачу, после обследования оказалось, что у Джоан рак мозга. Опухоль поразила именно те его центры, что были ответственны за речь. Мы сделали операцию, но она не помогла, и за три месяца моей жены не стало. В самом конце она уже совсем не могла разговаривать, и я сказал ей: “Ты просто смотри на меня, и я пойму, что ты хочешь мне сказать”. И у нас действительно получалось.
— Удивительно, большинство ваших песен оставляют довольно таки светлое, легкое чувство!
— А наши последние месяцы вовсе не были такими уж депрессивными. Наоборот, осознав, что нам недолго осталось быть вместе, мы с радостью приветствовали каждый новый день.

02.09.2005 , 11:06

Телеграф


Написать комментарий