Как заяц в Африку хотел

— Короче говоря, господа, — продолжал волк, — речь идет — о пенсиях. Я, господа, подошел к делу практически. Я спросил себя честно, без утайки: хочу я получать по выходе на пенсию двести монет?.. И честно ответил себе: да, хочу. Путем опроса себя я узнал и другое свое мнение, задав себе каверзный вопрос: а хочу ли я получать, скажем, тысячу монет?.. И как существо до кончика хвоста честное, не мешкая, я ответил себе: да, очень хочу! До сих пор остается загадкой, какая муха меня так сильно кусала, но что было, то было — факт остается фактом — в этот момент я вспомнил о вас…
И снова шквал аплодисментов прервал выступление спикера.
— И что, сентиментально прервал я себя, пребывая в мечтах в тихом уголке Африки, и что, спросил я себя, я смогу отчубучить такой фортель?.. Вдохнуть жизнь в это, с точки зрения здравого смысла, гиблое дело?.. Протолкнуть жизненно необходимый, гарантирующий беспечную старость мне законопроект?.. И снова пришлось взять себя в лапы и констатировать со всей прямотой: уж я-то смогу… Я все могу!.. Но, господа! Поскольку муха уже сделала свое черное дело и недремлющая совесть и безупречная честь постоянно напоминают мне о вас, так или иначе олицетворяя совесть и честь нашей звериной эпохи, я урезал свои инстинкты ровно наполовину. Только пятьсот монет! Если помните, это в два раза меньше, чем я очень хочу!..
Гнетущая тишина воцарилась на зеленой лужайке.
— Читая немой упрек в ваших глазах за допускаемую мной ко мне несправедливость, — продолжил спикер, — прихожу к выводу, что верхний пенсионный предел нуждается в доработке. К этому, господа, мы еще вернемся. Сейчас важно принять внесенный законопроект в целом.
Обсуждение законопроекта вызвало бурю эмоций. Камнем преткновения явился размер пенсии спикера. Представители фракций били копытами, дергали лапами, галдели, призывали к справедливости, изрыгали хулу на неизвестную муху. Спикер еще раз выступил, призвал всех к порядку и, пообещав подумать о верхнем пределе пенсии спикера в ближайшем будущем, попросил закругляться. Парламентарии успокоились. Последним по регламенту держал речь заяц, которого, согласно установившемуся обряду, вытащили из-под лопуха и силой втащили на трибуну. Коллеги, утомленные затянувшейся церемонией, нетерпеливо зашикали на косого, представляющего в парламенте партию «грызунов и всякого рода подлое сословие».
— Почтеннейшие… — переведя дух, дрожащим голоском засипел косой. — По серости своей и скудомыслию чего-то я вечно упускаю, но можно твердо сказать, что за пенсию такую парламент мой люблю и беспримерно уважаю. Но покудова, в политике финансовой неискушенный, до нужной степени уразуметь не могу: в Африку, извиняюсь, едем мы все?.. От незнания того, скажу вам, счастье мое какое-то неконкретное. Не знаю чего, а нет во мне какой-то внутренней радости…
Звериный вой потряс небеса!.. С деревьев посыпались листья… Рев и негодование раздались со всех сторон. В первом ряду какой-то зубастый шутник в запале востребовал лишить зайца парламентской неприкосновенности; товарищи по партии восприняли шутку серьезно и, ощетинив загривки, выпустили коготки; у натур особо впечатлительных начала выделяться слюна. Реплика лишила косого всякого мужества. Ушки рухнули, лапки подкосились — в многоголосом гомоне никто не услышал, как заячья тушка брякнулась за тумбой.
— Господа!.. — насилу утихомирив парламентариев, взял слово спикер. — Все мы звери, ничто звериное нам не чуждо… Коллега не понял, требуются разъяснения. Кстати, разбудите его — каждый раз одно и то же…
Зайца обдали заранее приготовленным ведром воды.
Спикер продолжил:
— Не будем переходить на личности, но, по-моему, и козлу понятно, что если тот же козел — дай Бог ему здоровья дожить до преклонного возраста — отхватит пенсию в пять монет, согласитесь, нечестно выплачивать зайцу больше… — Волчара перевел взгляд на зайца, обнявшего тумбу.
Заяц рухнул, спикер продолжил:
— Не можем мы выплачивать и столько же. Вопрос: сколько килограммов зайцев, в случае какой-нибудь их безвременной кончины, восполнят тяжелую утрату одного козла?.. Ответ прискорбен: очень много! Поделив козла на зайца, выводим социальную весомость грызунов, которые тянут едва на полмонетки. Но не бывает меньше чем одна — таков грустный закон арифметики. Значит, одна — в два раза больше, чем они заслуживают. Если учесть, что я получу в два раза меньше, чем я очень хочу… у нас есть все шансы встретиться в Африке!.. — И, устав взывать к спящему оппоненту, спикер закончил разговор с тумбочкой: «Короче говоря, живи и радуйся, косой. И ни в чем себе не отказывай…»
Через пять минут законопроект был горячо принят в первом беглом чтении…
Серая зайчиха вытянулась на пригорке, внимательно всматриваясь вдаль: не видать ли носилок… Несколько дней назад ее заиньку, прямо на глазах семейства, подстерегли и схватили волки. Косого повязали, забросили на носилки и уволокли. Вечером его притащили обратно и бросили около норы. Измученная горем зайчиха растормошила мужа, но добилась лишь невнятного бормотания о том, что ее супруг какой-то парламентарий, лицо неприкосновенное и требует обращаться с ним повежливей. Затем лицо захныкало, попросило выпивки, но получив затрещину, успокоилось и проспало до утра. С тех пор серенького приносили домой только на носилках. Зайчиха стала привыкать, ставила детям отца в пример и в душе своим зайцем гордилась…
…Ближе к вечеру показались знакомые носилки. На этот раз она так и не смогла растолкать мужа, хотя сорока, сопровождавшая кортеж, уже сообщила новость: заяц принимал закон о пенсиях.
Уложив голодного парламентария отдыхать после напряженного трудового дня, зайчиха стала думать о новой предстоящей жизни, прислушиваясь к мужу, который в бреду требовал слова, ругался, доказывал, что тоже знает арифметику, и бубнил про какой-то дорогой билет в Африку.
— Выступает… — наклонившись к мужу, нежно сказала зайчиха, как вдруг увидела, что серенький открыл глаза. Успокаивая супруга, зайчиха стала уверять, что отныне они станут откладывать пенсию, купят билет и заяц непременно съездит посмотреть свою Африку. Оглядев невидящим взором убогую конуру и тяжко выдохнув, заяц остановил взгляд на зайчихе и отчетливо произнес:
— Дура!.. Зайцы столько не живут!..
Сказал, повернулся на бочок и заснул глубоким здоровым сном…