Кино — прежде всего бизнес

Крутой поворот
— У вас много фильмов о прошлом. Откуда такое пристрастие к ретро?
— Временной фактор для меня второстепенен. Важно, чтобы сценарий был интересен, пусть даже он будет о доисторических временах. Важна драматургия, взаимоотношения людей, градус эмоций. Я читаю много сценариев о современности. Но таких, чтобы были адекватны моему восприятию, пока не находится. Хотя в моих планах есть сценарий на современную тему — его заканчивает сейчас Александр Миндадзе.
— Это не тот фильм, где речь идет о советском подпольном борделе?
— Нет. Тот проект называется “Дом Черчилля”, и это вовсе не бордель. Киноповесть написал знаменитый Александр Рогожкин. А сценарий создавали американский сценарист Грегори Маркет и россиянин Александр Червинский. В основе его — правдивая история. Во время войны в Мурманск, Архангельск и Северодвинск приходили английские корабли, которые привозили продовольствие и оружие, благодаря чему мы эту войну и выиграли. Черчилль и Сталин договорились о том, что для офицеров американского и английского флота создадут клубы, где их будут обслуживать девушки. И туда набирали далеко не проституток — красивых образованных женщин, знающих языки. Трагическая история этих женщин может послужить основой очень интересного фильма. Потому что в конце войны их собрали на две баржи и потопили. Я очень хочу снять этот проект, но он будет дорогостоящим — требуется копродукция с зарубежными партнерами. Думаю, что в конце следующего года начнем эту картину.
— Если вернуться к “Космосу”. Сказалась ли его победа на ММКФ на прокатной судьбе?
— На волне победы меня уговорили пустить картину в прокат сразу после фестиваля. Мы не совсем были готовы с рекламной кампанией, но фильм вышел. Результаты официальные меня радуют — фильм уже собрал в прокате почти миллион долларов.
— Вы говорили, что фильм стал для вас творческим трамплином. Какие изменения он привнес в вашу жизнь?
— Я впервые работал с Александром Миндадзе, замечательным кинодраматургом. Наше сотрудничество на меня действительно сильно повлияло. Творчески это был очень крутой поворот, и я только рад этому. Я стал по-другому смотреть на экран, воспринимать то, что происходит в кадре. Потом, каждый фильм — это прожитый участок жизни, если он ничего в тебе не оставляет, значит, кино сделано зря. К счастью, у меня такого не было.

У картин не должно быть национальности
— Какой вы видите ситуацию в российском кино и возможные пути его развития?
— Я за интернациональный путь. Есть хорошие картины, есть плохие. И не важно, какой они национальности. В конкурсе Московского кинофестиваля только две картины представляли одну страну — наша и иранская. Все остальные фильмы — копродукция, две-три страны-производителя. Это правильно, если происходит такое вселенское объединение. Если я хочу снимать Николь Кидман, это не должно казаться бредовой идеей. Если мне подходит польский оператор, значит, я его должен позвать. То же самое с актерским составом. Пока нас спасает то, что русская актерская школа — замечательная.
— Но ведь кино может быть и способом сохранения национальных традиций, идентичности, о чем много говорится в Латвии?
— Если режиссер снимает плохое кино, но с привкусом национальных примет, не думаю, что это даст толчок к развитию кинематографа в вашей стране. Скажем, мой хороший товарищ Юрис Подниекс — он снимал фильмы очень национальные, но его кино замечательно воспринималось во всем мире. Дело в таланте: если человек умеет адаптировать то, что у него на душе, и это совпадает с национальными признаками — ради бога. Кино — это не живопись или литература. Это огромное производство и бизнес. Если вы снимете очень талантливый фильм, но его увидят только в одном кинотеатре в Риге, и больше нигде — не думаю, что национальный кинематограф Латвии заживет счастливо.

Две вехи в истории страны
— На какую целевую аудиторию вы ориентируетесь?
— Я пытаюсь, чтобы любой мой фильм был понятен и интересен всем, независимо от возраста. Снимая “Космос”, я не ориентировался на аудиторию, которая хорошо знает и понимает то время. Эмоциональная сторона должна быть впереди. В лучшем кинотеатре Петербурга зрители могут оставить свои отзывы на фильм. Я получил, наверно, 3000 записок, и меня поразило, что примерно 70% написали студенты. Молодой зритель охотно идет на исторические фильмы. Важно, как они сделаны, что в них высказано. И очень многое, к сожалению, зависит от рекламы. Сам я не помню особенностей 57-го года. Но 61-й год запомнил хорошо. Считаю, есть две вехи в истории нашей страны, которые произвели переворот в мозгах людей. Победа в Великой Отечественной войне и полет Гагарина. Судя по лицам людей, которые его приветствуют в кадрах кинохроники, они эмоционально проснулись. Есть некое ощущение полета, свободы (о чем и наша картина) и есть куда стремиться. Тогда и был дан толчок к тому, что произошло через много-много лет — к перестройке. И оттепель в 60-е годы началась благодаря полету Гагарина. Не ему лично, но сам факт очень многое сдвинул в мозгах. Об этом и хотелось рассказать.
— Почему же тогда фильм сняли не о Гагарине?
— О Гагарине снять фильм, я считаю, невозможно. Потому что сказать о нем правду — а я знаю много фактов о том, что происходило с ним после полета, — значит, мы потеряем символ. Я бы за это не взялся. А рассказать, что происходило в людях — предчувствие нового, необычного, — мне кажется, это было интересно. Это скорее мифология, полусказка — такая форма мне была ближе, чем прямой рассказ о Гагарине.
— Когда смотришь ваш фильм, непонятно, вы обличаете эпоху или ностальгируете по ней. Например, один из ваших героев мечтает вырваться из страны. Это прообраз будущего диссидента?
— Я не делаю никогда ничего конкретного. Не хочу давить на зрителя, припечатывать — это плохо, это хорошо. Так не бывает в жизни. А мое личное отношение: в том времени было много плохого, если говорить о политике. Но люди, их отношение друг к другу были более прозрачные, более чистые, понятнее, чем сейчас. Это не значит, что там хорошо, а сейчас плохо. С тех пор прошло почти 50 лет, многое изменилось. Но к чему-то мы должны присмотреться, сделать для себя выводы. Мне кажется, успех любого фильма — когда он что-то меняет в зрителе. Когда зритель на себя переводит сюжет картины, хотя впрямую он его не касается. Значит, связь наладилась, и фильм он будет смотреть не как посторонний наблюдатель, а личностно.
— Почему на главные женские роли вы выбрали очень похожих актрис? Для путаницы?
— Потому что они в фильме родные сестры и должны быть похожи. Но в жизни эти актрисы очень разные. Мне так и хотелось — чтобы они были внешне похожи, но при этом были разными по характеру.
— Вы планируете в дальнейшем сотрудничать с Дуней Смирновой, написавшей сценарии многих ваших картин?
— Я надеюсь на это. Но сейчас с моей легкой руки Дуня снимает свою первую картину на нашей студии “Рок”. Она называется “Времена года”. Это современная история о любви. Идет самый разгар съемок. Боюсь, как серьезную сценаристку мы ее потеряли. Еще не было человека, который, сняв картину, не почувствовал бы вкус к режиссуре.