А мог бы стать и футболистом

А сейчас у него уже турне по западно-американскому побережью. Такое вот “сумасшествие” он сам себе устроил — 120 концертов в год.

Две вечные страсти
— Нашу публику вы удивили и покорили джазовыми импровизациями, а в Америке выступаете как классический пианист?
— Все же классика — это моя жена, а джазовая музыка — вечная вторая страсть, моя любовница. Папа, композитор и пианист, увлекался еще и джазом, и это с детства во мне сидит. Мой кумир — знаменитый канадский джазовый пианист Оскар Питерсон, с которым у меня, кстати, будет встреча в Торонто и, может быть, получится совместный проект. Джаз — это все же особое состояние души и обучить этому невозможно. Между прочим, моя способность к импровизации очень помогает мне и в классической музыке. Кстати, приглашений выступить в Латвии было очень много, но мои концерты срывались по разным причинам, наверное, раз шесть. А с Прибалтикой я связан самым непосредственным образом — у меня прадед эстонец. И в Таллине я играл, и в Вильнюс каждый год езжу и люблю этот город.
— А что еще в вашей крови намешано?
— У меня в роду немцы, поляки, украинцы, русские, евреи… Но я русский человек. Родился в Сибири, в Иркутске прожил 14 лет. У меня было огромное количество приглашений жить где-то в Европе или в Америке. Но такова русская душа — тянет на родину. А вообще мой дом сейчас — самолет, в России я живу, наверное, месяца три в году. Передвигаюсь по земному шару с такой скоростью, что уже начинаю уставать. Хотя 11 июня мне исполнится всего 30.
— Уже какой-то этап, можете подвести промежуточные итоги?
— Знаете, я счастливый человек. При том что сплю по три-четыре часа, хотя, чтобы выспаться, мне нужно часов 12-13. Но единственное, что я хочу, чтобы это сумасшествие не заканчивалось. Потому что от концертов и от организованных мною фестивалей получаю огромный кайф и хочется еще больше…
— Этот кайф и позволяет вам самовосстанавливаться?
— В том-то и дело! Между прочим, до поры, до времени музыка для меня не была на первом месте, я мог стать футболистом. В Иркутске лет в 12-13 был центрфорвардом, много забивал голов, ломал два раза руку. Зимой играл в хоккей. Вообще слыл вундеркиндом и с детства любил перед кем-то выступать — хотя бы дома перед гостями. Мне было интересно показывать разные спектакли… Но согласился ехать в Москву только когда родители сказали: "Ты сможешь смотреть матчи своего любимого “Спартака” вживую, на стадионе". Они у меня очень мудрые. Бросив все в Иркутске, уехали в Москву, сняли однокомнатную квартиру и занялись исключительно своим единственным ребенком. А потом я стал лауреатом конкурса “Новые имена”, который мне очень сильно помог. И президентом которого был избран два месяца назад…
Конечно, какой-то этап пройден, и главное — не останавливаться. Я всегда недоволен собой. Если музыкант в себе не сомневается, значит, пора завязывать, а я чувствую, что могу играть лучше.

Русская школа жива!
— Как вы отметите свой юбилей?
— Концертом в Зале имени Чайковского, который станет встречей друзей. Выступит Государственный симфонический оркестр под руководством Марка Горенштейна. Я исполню тот самый Первый концерт Чайковского, который переиграл везде раз 500 и с которым у меня связаны эпохальные моменты. Во втором отделении к нам присоединятся Елена Образцова, “Виртуозы Москвы” с Владимиром Спиваковым, Георгий Гаранян. И еще “моя команда”. В этом году у меня вдруг проявились организационные способности…
— И вы учредили в родном Иркутске фестиваль “Звезды на Байкале”?
— Да, это подарок моей сибирской публике. Туда давным-давно никто из наших великих не приезжал, а я пригласил опять же Спивакова с оркестром, Образцову, Горенштейна с оркестром, скрипача Максима Федотова, органиста Гарри Гродберга. Конечно, для города это был культурный шок.
А в феврале вместе с гениальным продюсером Давидом Смелянским мы сделали фестиваль под названием “Крещендо”. Семь камерных и симфонических концертов на лучших площадках Москвы. Хотели показать молодых русских исполнителей-инструменталистов и доказать, что русская школа не умерла и преемственность существует. Фестиваль имел большой резонанс, его одобрил президент страны. В дальнейшем от будет кочевым. На будущий год проведем его в Санкт-Петербурге, далее — Париж (кстати, в год 100-летия “Дягилевских сезонов”), Нью-Йорк…

Или раскручивают — или выкидывают
— Как вы относитесь к музыкальным конкурсам, без которых не построишь карьеру пианиста?
— Tерпеть не могу слово “конкурсы”, тем более в классической музыке. Если в финал вышло восемь музыкантов примерно одного уровня, как можно ставить какие-то баллы?! Но без конкурсов попасть на большую сцену невозможно, к сожалению. Причем пробиться туда можно только через большие конкурсы, которые проводятся раз в четыре-пять лет. Это наш конкурс им. Чайковского, конкурс Елизаветы в Брюсселе, конкурс Шопена в Варшаве и конкурс Клиберна в Техасе. Вот в чем трагедия нашей профессии — огромное количество тaлaнтливыx людей сидят невостребованные. Не только совсем молодых, но и поколения 30-40-летних. Наш фестиваль “Крещендо” и был создан для того, чтобы показать их публике, дать им возможность выступить.
— Значит, шоу-бизнес охватывает теперь все сферы музыкальной жизни?
— Да, его законы пришли и в классическую музыку. Тебя или раскручивают — или выкидывают. B XXI веке без этого уже нельзя.

Загадка русской публики
— Вы играете на том самом инструменте, на котором играл Святослав Рихтер, — как это получилось?
— Я являюсь “лицом” знаменитой Yamaha. На конкурсе Чайковского играл на рояле именно этой фирмы и победил, a моя победа стала и их огромным успехом. Рояль Yamaha передвигается со мной по всему миру вместе с двумя настройщиками, которые сопровождали Рихтера и этот инструмент в гастрольных поездках последние 20 лет его жизни. Так что для меня это честь вдвойне и огромное везение. Дома у меня инструмент той же фирмы.
— Вы где-то сказали, что знаете свою норму количества выступлений и продолжительности концерта?
— Mеня иногда захлестывает. Для меня главное на концерте — это отношение публики, причем обычной, не профессиональной. И если публике нравится, я могу сыграть на бис до 11-12 номеров. Кстати, русская публика самая сложная в мире. Ее загадка в том, что нормальный слушатель, не музыкант, понимает все! Это не обязательно выражено в криках “браво!”, но ты сразу чувствуешь, как у тебя идет концерт. И если ты прошел через русскую публику, тебе не страшно ничего.