Дню Победы посвящается

В августе 1941-го в Риге было организовано гетто, а уже в декабре среди его жителей были отобраны сильные и здоровые мужчины для перевода, как им сказали, в “маленькое гетто”. Им разрешили взять с собой только один чемодан с вещами, и мой прадед по какому-то наитию свыше уложил в большой чемодан своего сына — щуплого подростка. А в ночь с 6 на 7 декабря всех оставшихся в большом гетто женщин, стариков и детей — 30 000 человек — расстреляли в Румбуле. Так погибли моя прабабушка и вся наша многочисленная семья. В живых остались только прадед и мой дед, и для них началась концлагерная жизнь. <table cellpadding=0 cellspacing=0 border=0 align=“left” style=“margin-top:5px; margin-bottom:5px; margin-left:0px; margin-right:5px;” width=150>Ноах Суриц с сыном после войны.
Сначала они работали в нечеловеческих условиях на торфоразработках в Слоке, в 1943 году всех оставшихся в живых после массовых расстрелов перевели в концлагерь “Межапарк”. В сентябре 1944 года, когда cоветская армия стала подходить к Риге, концлагерь ликвидировали. Сначала расстреливали больных, пожилых и стариков. В число подлежащих уничтожению попал и мой прадед — ему было 54 года. Его сын, мой дед Ноах, остался совсем один. Выживших загрузили в трюмы парохода и отправили в Данциг (Гданьск). Люди на судне стояли вплотную друг к другу трое суток без еды и воды. Тех, кто не умер в пути, погнали в лагерь смерти “Штутгоф”.
Группе из 300 человек, в которую попал и мой дед, “повезло” — их отправили работать на завод, где строили подводные лодки, и узникам давали за работу миску горячей похлебки. В ночь с 9 на 10 марта 1945 года всех заперли в бараке и начали обливать его бензином, чтобы поджечь. Неожиданно немцы бросили свое занятие и стали быстро разъезжаться на машинах. Пленники услышали грохот — это были советские танки. После освобождения дед с большим трудом, но добрался до Риги. Позже он вспоминал: “Вышел из поезда на перрон, стою и плачу. Вернулся домой, а идти некуда, никто меня не ждет. Я один…”