Математики на уроке литературы

Именно так звучала тема, на которую предлагалось порассуждать математикам на уроке русского языка. Не буду утомлять читателей газеты банальными рассуждениями о всесторонне развитом человеке, опубликую лишь те выдержки из сочинений, которые, на мой взгляд, искренни и оригинальны


Начну с того, что не удивляет, но продолжает огорчать: «Думаете, легко прирожденному математику на уроке литературы? Буквы сливаются в одну трудночитаемую массу, мозг требует чисел, глаза устают в два раза быстрее, а руки отказываются писать! Через двадцать минут такой пытки голова начинает невыносимо болеть, хотя на уроке алгебры такого не наблюдается даже после второго урока. Я долго пытался придумать объяснение такому мучению математиков, но мой математический мозг так и не нашел решения… Видимо, если говорить математическим языком, эта задача не имеет корней. Сделав такой вывод, я с чистой совестью лег спать. И вправду, осталось-то всего два года – и с литературой покончено, так что не стоит ломать голову над неразрешимыми задачами, страдать осталось недолго!» Попробую объяснить, что огорчает. Если «математический мозг» не может найти решения, необходимо задействовать другие ресурсы организма, находящиеся на периферии этого самого «математического мозга», а не идти спать. Не станете ломать голову «над неразрешимыми задачами», проспите все, это аксиома. А замечание о том, что «всего два года – и с литературой покончено», у меня вызывает двойственную реакцию. Я понимаю наивную радость математика, у которого будет возможность не брать в руки роман Достоевского. Но если это глобальное предсказание сбудется, то жизнь вашего покорного слуги превратится в существование. От этого ощущаешь что-то вроде мистического ужаса.

Математики даже в жанре эссе, предполагающем субъективность и лиризм, анализируют, сопоставляют, делают выводы, стремятся к предельной объективности. «Решая математические задачи, мы на сто процентов используем нашу логику. Решая задачи, мы не обращаемся к нашему жизненному опыту, к чувствам. Мы просто ищем пути решения, применяя уже известные математические правила. Анализируя литературное произведение, мы всегда обращаемся к жизненному опыту; давая характеристику персонажам, мы сравниваем их жизненные принципы с современными нормами нравственности и морали, со своими убеждениями. И этот анализ полностью базируется на наших чувствах. Логику же в таких рассуждениях мы применить не можем». Категорично, кратко и все, как говорится, по полочкам. С этим рассуждением, мне кажется, связана попытка еще одного участника своеобразного диалога облегчить жизнь математикам на уроках литературы: «Литература, если воспринимать ее сердцем, а голову отключать до урока алгебры, тоже покажется такой же интересной, как и любимая математика». Сердце – это хорошо, но, думается, если «отключить голову», то и на алгебре, и на литературе результат будет один, то есть его не будет. А вот к следующему совету стоит прислушаться: «Мне кажется, что математики на уроке литературы должны проверять то, чему их научили на алгебре. Умение выстраивать логические цепочки, делать выкладки, обобщать – это то, что делает математика немного филологом». Как говорится, и нашим, и вашим.

Тот же любитель давать советы высказал, как мне кажется, еще одну конструктивную мысль. По крайней мере, такой подход к литературе лучше, чем никакой: «Каждый человек – это разносторонняя личность, которая должна постоянно стремиться к совершенству. А ведь часто получается, что единственная возможность прочитать произведения классиков предоставляется как раз в школе. В дальнейшей жизни, скорее всего, не будет ни времени, ни желания, а потом… кто знает, что будет потом. Поэтому возникает ситуация: «Сейчас или никогда!»»

Все дальнейшее – это что-то подобное языческой пляске истосковавшегося по доброму слову в нашем прагматичном мире филолога.

«Есть формулы, есть цифры, все давно в математике решено и доказано до нас, все предсказуемо и банально. Это скучно. И скучно потому, что точная наука не дает свободы. Свободы не только мысли, но и чувства. Чувства, они есть у всех, даже у самых талантливых математиков. И ничто так, как литература, не разовьет в человеке способность понимать не только свои, но и чувства других. Литература дает право выбора: только нам решать, плохой герой или хороший, только нам решать, верить автору или нет. Нет формулы, по которой можно было бы рассчитать достоинство, доброту, порядочность. Литературные произведения неоднозначны, поэтому интересны.

Это не значит, что нужно посвятить литературе всю жизнь. Это значит лишь то, что литература развивает человека, как и математика, и не стоит столь однозначно, как делают это многие, отвергать то, что создавалось веками – мудрость, явленную не только в цифре, но и в слове».

Даже если в следующих работах, написанных Математиками с большой буквы, ребята слукавили, мне было приятно убедиться в том, что через два года с литературой не будет покончено. Об этом свидетельствует даже не «мудрость, явленная в слове», а умение этим словом владеть.

«Каждый купается в своем водоеме. Математикам вздумалось залезть в водоворот чисел, плюсов и минусов.

Чем больше пловец проводит времени на тренировках, тем лучше он плавает. Но ни один пловец не может находиться в воде всю жизнь. И математикам надо вынырнуть из омута цифр на теплый берег литературы.

Урок литературы – это то время, когда пловцы выходят на желтый песок творчества, их ласкают теплые лучики солнца-романа, легкий ветерок стихотворений…

Но вдруг что-то стремительно меняется вокруг: легкий ветерок превращается в ветер, солнце накаляется, обдавая жаром… И пловец превращается в бегуна – начинается триатлон».

«Литература. Математика. Почти антонимы, во всяком случае, для меня. На уроке все что-то упорно и обреченно записывают. Во всем этом чувствуется какая-то неискренность, и я опять гляжу в окно, пытаясь еще раз окунуться в такую родную и сладостную тоску. Но она уже уходит, оставляя за собой лишь тихую печаль.

Наконец, уставшая от механических движений руки, меня покидает и печаль, подло оставляя наедине с одиночеством. Я ищу спасения в лицах, меня окружающих, но они, эти лица, бесстрастны. Математики не любят литературу: она срывает с них маски, иногда бережно, но чаще резко и беспощадно, заставляя барахтаться в вязкой паутине слов. Литература чувствует отношение к себе, она способна и казнить, и простить. Но как тяжело математику, такому разумному и последовательному, окунуться в мир импульсивный и яркий, мир, в котором цифра лишь служит букве. Это сложно, но, постепенно находя знакомые переплетения в бесконечной паутине, они, люди цифры, понимают, что паутина букв и слов прекрасна и вечна.

Путь к пониманию долог, но математики найдут его и примут, а пока блики солнца скачут по их оживающим лицам».

«Он – упорядоченный, систематизированный, определенно математический человек. В голове роятся логарифмы, строятся графики и звучат теоремы, но уши воспринимают диаметрально противоположную информацию. Информацию строго гуманитарного направления.

Разве математику может быть нужна эта информация? На литературе надо не думать, а чувствовать. График функции можно записать аналитическим способом, сюжет же художественного произведения – нет. А бывает, что вообще нет сюжета… Что же это получается? Задача без условия?

Литература не подчиняется законам математики. Она им противоречит. А зачем математику то, что идет против его внутреннего мира? Для того чтобы проверить, насколько математик он? Глупо. Чтобы сломать его? Еще глупее. Чтобы заставить думать не по формулам? Но зачем?! Он ведь математик. Любую задачу можно решить при помощи формул – они не врут…

Он – упорядоченный, систематизированный, определенно математический человек. В голове роятся логарифмы, строятся графики и звучат теоремы, уши воспринимают любимые фразы: а теперь перемножим, корень из, график функции, ответ верен… Он помнит формулы. Он знает правила. Он находит правильный ответ…

Как калькулятор…»

02.05.2005 , 13:19

Подготовила И.Кудрявская, учитель литературы РЛ


Написать комментарий